— Нет, Морган.

Во время ленча несколько раз подходил метрдотель и шепотом сообщал Моргану, что тому звонят. Морган брал трубку поставленного рядом телефона и обсуждал, избавится ли президент от вице-президента еще до следующего съезда. Это была единственная тема, которая в прошлом году интересовала «делателей королей». Калки пока оставался в стороне.

— Кандидатом от республиканцев будет Джонсон Уайт, — сказал Дэвис, кладя трубку после того, как звонивший сообщил ему, что президент наконец решил утопить вице-президента. — Но только в том случае, если слушания действительно состоятся.

— А они состоятся?

— Это зависит от тебя. От Калки. От ФБР, ЦРУ, Бюро по борьбе с наркотиками, Внутренней финансовой инспекции. Все делают за Уайта его работу. Но даже если он будет выдвинут, я не думаю, что он победит нынешнего президента, если только… — Морган любезно сообщил мне результаты своего анализа великой американской политической интриги. Несмотря на свою принадлежность к активной части большинства электората, которое не остается равнодушным к выборам, но никогда не ходит голосовать, потому что это бессмысленно, я вежливо слушала. Итоги выборов действительно волновали Моргана. Но ему не хватало воображения.

Когда Морган закончил, я спросила его о деле с наркотиками.

— Уайт сказал мне, что ты согласился придержать эту информацию до слушаний.

— В самом деле? — Морган захихикал. Вернее сказать, эти звуки не были похожи на хихиканье. «Кхе-кхе-кхе» — это неудачное звукоподражание междометию, с помощью которого английские крестьяне скликали цыплят в семнадцатом веке. Я только что узнала это из личного словаря президента, хранящегося в Овальном зале.

— Сенатору Уайту это не понравится.

— Плевать на сенатора Уайта. — Глаза Моргана были как у кобры, наблюдающей за мангустом. — Тедди, не могу выразить, как я восхищаюсь твоей работой. — Он был искренен. Он сказал мне, что из этого выйдет отличная книга. Он уже обо всем договорился с «Даблдей». Они ждут только меня, чтобы подписать договор. То, что я пилот Калки, говорило само за себя и заранее обеспечивало книге успех. Как он выразился, «место во главе списка бестселлеров ей забронировано». Я поблагодарила его. Он посоветовал мне связаться с доктором Лоуэллом, который тоже сейчас в Нью-Йорке.

— Он в главном ашраме. Это на Пятьдесят третьей улице, возле Первой авеню. Кстати, мы склоняемся к мысли, что настоящим боссом является именно Лоуэлл.

— Сенатор Уайт думает так же.

— Джонни, — Морган называл знаменитостей только их уменьшительными именами, — не всегда ошибается, знаешь ли. — Он засмеялся, а затем тяжело задышал (описать этот звук можно было бы лишь с помощью неологизма, но неологист из меня никудышный). — Однако не вздумай ему доверять. Похоже, он на крючке у торговцев наркотиками.

— Все продажны. — Я не слишком удивилась. Просто приуныла.

— Ну, пока это только слух. Но мы его проверяем. Есть мнение, что кампания Уайта финансируется бандой «Чао Чоу» из Гонконга. Они хотят уничтожить «Калки Энтерпрайсиз». Поэтому платят Джонни, натравливая его на соперника. Джонни получит свое паблисити, Калки и Лоуэлл сядут в тюрьму, Джонни станет президентом, а «Чао Чоу» восстановит контроль над мировым наркобизнесом. Таков сценарий. Конечно, если это правда. Как бы там ни было, мы поручили это дело частному сыщику, и он доведет его до конца. Честно говоря, нас волнует только одно: как бы Калки не убили до сборища в «Мэдисон сквер-гардене».

— Можно мне написать некролог? — О, мы вели игру по всем правилам.

Морган довольно хрюкнул (да, пожалуй, это самое подходящее слово).

— Нет. Некролог напишет Брюс. Но мы опубликуем твое фото в полный рост. Ты будешь печальной и безутешной. На тебе будут черная кожаная летная куртка и высокие шнурованные ботинки. Осиротевший личный пилот…

На этой высокой ноте ленч закончился. Я заметила, что вокруг губ Моргана появилась характерная синева, и мне стало ясно, что вскоре «Сан» понадобится новый издатель.

Я шла к ашраму пешком. Благодаря телевидению меня многие узнавали. Кое-кто подходил, чтобы поговорить со мной о Калки. Как бы там ни было, он захватил (если не воспламенил) воображение ко всему привычных ньюйоркцев. Я одолела дюжину кварталов только через час.

Ашрам представлял собой три узких здания, тесно прижавшихся друг к другу. Вестибюль был выкрашен бежевым. Напротив входной двери висела цветная фотография Калки в полный рост; он выглядел настоящим красавчиком. Нет, я не хотела, чтобы его убили.

Афиши рекламировали предстоящее мероприятие: «Калки! „Мэдисон сквер-гарден“, 15 марта. Конец света». Длинный стол был завален благоухавшими краской брошюрами. «Кто такой Калки?», «После Конца», «До Конца». В центре вестибюля сидел человек, раздававший лотосы. Над его головой висел перечень счастливых номеров, выигравших на прошлой неделе. Судя по нему, лотерея «Лотос» выплатила победителям больше миллиона. Следовательно, мальчикам и девочкам Калки беспокоиться было не о чем. Их послали на улицы. Каждому хотелось получить счастливый лотос.

Повсюду стояли мужчины и женщины с дежурными сайентологическими улыбками и пустыми глазами. Они управляли потоком. Люди входили и выходили, брали брошюры, спрашивали, как записаться на курсы, покупали билеты на встречу в «Мэдисон сквер-гардене», собирали лотосы. По «Мьюзеку» громко звучал битловский «Сержант Пеппер».

Я представилась тучному молодому человеку с бородой и порчеными передними зубами. Он знал меня. Он сиял. Или лучился.

— Тедди Оттингер! Пранам! Пранам! Какая честь! Какое счастье! Я только что видел вас в «Утреннем шоу». — Он был полон религиозного экстаза. — Я сейчас проведу вас. Только что прибыл доктор Лоуэлл. А теперь и вы здесь! Два Совершенных Мастера! Какая радость! Я не могу дождаться Конца! — Да, именно так он и сказал. Мне захотелось взять у него интервью не сходя с места. Говоря о Конце, видел ли он себя мертвым? Или видел, как раскрывается небо и к нему спускается лестница? Или думал, что третье апреля (эта дата все еще оставалась тайной для мира) будет для всего человечества изменением к лучшему? Жалею, что я так и не успела проанализировать глубину (или мелкоту) представлений типичного прошлогоднего калкита.

Меня вели через кабинеты, оснащенные самыми современными средствами связи. Телетайпы изрыгали груды закодированных лент. Компьютеры складывали и вычитали. Около машин сидели серьезные мужчины и женщины. Это производило сильное впечатление. Гид оставил меня у двери, на которой красовалась медная табличка с надписью «Совершенный Мастер».

Я постучала и вошла. На диване лежал Джайлс, вытянувшись в полный рост, и разговаривал по телефону. Увидев меня, он сказал в трубку:

— Только что в комнату вошла Тедди Оттингер, Совершенный Мастер. — Наступила пауза; потом он повернулся ко мне. — Лакшми передает вам горячий привет. — Закончив говорить с Катманду, Джайлс поднялся; он был энергичен и возбужден. Лоуэлл показал мне эскиз последнего постера, рекламирующего митинг Калки в «Мэдисон сквер-гардене». — Впечатляет?

— Очень, — от всего сердца ответила я. Наверху значилось «Калки» и «Конец». Далее следовали названия четырех рок-групп. Я не поклонница рока. Но Джайлс придерживался другого мнения.

— Это просто сенсация! Невиданное зрелище! У них в сумме восемь «золотых дисков»! Мы будем продавать их пластинки вместе с записью нового калкианского рэпа «Конец света» в сопровождении флейты и ситара.

Я оказалась счастливой свидетельницей еще одной метаморфозы Джайлса. Теперь он был мистером «Шоу-бизнес». Он расхаживал по комнате. Говорил о контрамарках в ложи. О торговле пластинками. О рекламе по телевидению. Мне чуть (но «чуть-чуть» не считается) не захотелось, чтобы он снова стал доктором Ашоком. Тем временем приходили и уходили помощники, показывали ему какие-то бумаги.

— Одобряете, Совершенный Мастер?

Наконец Джайлс велел секретарше, сидевшей в приемной, не соединять его ни с кем, кроме Катманду.