А еще через час мы оказались в «спикизи», где был полумрак, и где подавали настоящее, очень неплохое виски. Джоэн быстро опьянела, глаза ее смотрели прямо и немного насмешливо, и она уже не пыталась отнимать руки, которую я целовал. Я был тогда очень молод и нетерпелив. И в тот же вечер она пришла ко мне, покорно и не торопясь разделась, и потом мы долго лежали рядом, курили и молча смотрели в окно, в ночь, которой не было конца.
* * *
Поезд замедлил ход, подходя к станции, колеса застучали на стрелках. Спутник мой на мгновение прервал нить своего рассказа.
— Вас, вероятно, удивляет, к чему всё это? История весьма банальная, случайный роман, не оставивший в моей жизни никакого следа, и при этом не имеющий отношения к мопассановскому ожерелью… Погодите… Связь эта продолжалась несколько месяцев, до того дня, когда мы почувствовали, что друг другу надоели, что становится скучно и что каждый из нас инстинктивно начинает готовиться к какой-то новой встрече.
Мне лично всегда труднее закончить роман, нежели начать его. Чтобы увлечься женщиной нужен энтузиазм и некоторая доля любопытства. Чтобы расстаться — следует быть циником, эгоистом, а у меня в этих случаях всегда появляется сознание некой вины… Каждый мужчина выработал на этот случай свою собственную технику. Был у меня приятель, который на прощанье неизменно дарил своим бывшим подругам лакированные сумки. Почему именно сумки? Не знаю, возможно, у него просто не было средств, чтобы сделать лучший подарок, а лакированная сумка всегда женщине нужна.
Я, во всяком случае, верю в прощальный подарок и в то, что он помогает расстаться. Любая жертва, только не слезы и не писание писем. Никогда не следует оставлять в руках мстительной женщины обличительного документа, а брошенная женщина всегда становится мстительной… Так вот, я решил подарить Джоэн на прощанье кольцо. Однажды, во время прогулки, мы остановились на Пятом Авеню, у витрины ювелира, и она долго, словно зачарованная, смотрела на изумруды. Ей, конечно, казалось, что камень этот подходит к цвету ее глаз.
О настоящем изумруде от ювелира с Пятого Авеню нечего было и мечтать. Но поблизости я нашел магазин, торговавший великолепно подделанными драгоценностями. Уверяю вас — только опытный профессионал мог бы отличить эти изумруды от настоящих. И стоили они, в общем, не дешево, но зато работа была безукоризненная. Выбор мой остановился на кольце с крупным, продолговатым изумрудом. Камень был красиво отшлифован, в платиновой оправе. Подарок обошелся в сто семьдесят долларов. В те годы деньги были не малые… Ювелир-старичок завернул футляр с кольцом в шелковую бумагу, получил деньги и выписал счет.
Я, признаться, сначала далее не хотел брать этот счет. Но старичок вежливо и настойчиво сказал, что счет нужен на случай, если особа пожелает, например, застраховать кольцо от кражи… До последнего свидания с Джоэн оставалось часа два. Придя домой я еще раз полюбовался кольцом, — оно, положительно, выглядело, как настоящая драгоценность… Жаль, счет на сто семьдесят долларов мог только испортить впечатление от подарка.
И, шутя, я взял в руки перо и приписал к цифре ювелира один ноль. Получилось великолепно, — кольцо теперь должно было стоить в глазах Джоэн 1.700 долларов — подарок миллионера, достойный такой женщины, как она.
За обедом мы объяснились. Приличия ради она пыталась устроить мне сцену, а затем вынула из сумки кружевной платочек и поднесла его к глазам, — очень осторожно, чтобы не потекла «маскара». По существу, она была плохой актрисой, — в Зигфилд Фоллис система Станиславского тогда еще не применялась… В эту минуту на сцену появилось изумрудное кольцо.
Прелестное дитя осушило слезы, грустно улыбнулось и сказало, что никогда, никогда меня не забудет, — я был самой большой, настоящей любовью ее жизни.
Прошло несколько лет, были другие встречи и расставания. Веселый и беззаботный период кончился.
* * *
Столкнулись мы случайно, в антракте, в фойэ театра. Джоэн мало изменилась и поздоровалась, словно расстались мы только вчера, — очень просто и непринужденно. Она представила меня господину с легкой сединой на висках, который ее сопровождал.
Мы обменялись несколькими фразами, — то, что принято говорить в антракте: пьеса не понравилась и продержится не долго, но играют замечательно. Обидно, что столько таланта и усилий потрачено зря… Раздался звонок, нужно было возвращаться на свои места и, как когда-то, глядя прямо и насмешливо улыбаясь, Джоэн сказала низким грудным голосом:
— Позвоните и пригласите меня завтракать. Я попрежнему люблю устрицы и белое вино.
Позвонил я ей через два дня. Она пришла в небольшой французский ресторан, славившийся своей лионской кухней. В ресторане было шумно, весело, слегка пахло духами и жареным луком.
Было это в начале весны. Джоэн пришла на свидание в светлом костюме, который очень шел ей и в легкой меховой накидке. Я смотрел на нее, стараясь найти какую-нибудь перемену, но Джоэн принадлежала к типу женщин, которые до определенного возраста никогда не меняются. Была она попрежнему молода и очень красива, — только глаза стали какие-то особенно сияющие. Кажется, я сказал ей, что у счастливых в любви женщин глаза всегда кажутся светлее, и она, смеясь, ответила:
— Это от встречи с вами, мой дорогой…
И в эту минуту я увидел на ней нечто новое — изумрудную брошь в старинной золотой оправе. Камень был большой, на редкость красивый. Положительно Джоэн не менялась, — сохранилась даже любовь к изумрудам.
Она увидела мой взгляд, поняла, о чем я думаю, и сказала:
— Вам нравится?
— Нравится. Господин с сединой на висках?
— О, нет! Это — ваш подарок… Не удивляйтесь, эту вещь подарили мне вы…
Невольно я перевел глаза на ее руки, — красивые, холеные, но без единого украшения.
— Кольцо ваше я потеряла вскоре после того, как мы расстались, Такая неосторожность — я оставила его на рукомойнике в ресторане. Я всегда снимала кольцо перед тем, как мыть руки. И вот — оно исчезло. К счастью, кольцо было застраховано. Месяц спустя страховое общество заплатило мне 1.700 долларов. И на эти деньги я купила изумрудную брошь. Спасибо, милый! Не правда ли, — прелесть?
Я молча кивнул головой и сразу вспомнил, как сидел в своей комнате в тот день, когда купил кольцо и как, шутки ради, приписал к счету ювелира ничего не значущий нуль…
— Они заплатили 1.700 долларов? — осторожно переспросил я. — Вероятно, перед этим страховое общество обращалось к ювелиру за подтверждением того, что вещь была у него куплена?
— Кажется, — рассеянно ответила Джоэн. — Я уж не помню… Представитель общества мне что-то рассказывал, — они искали этого ювелира на 47-ой улице, чтобы купить у него точно такое кольцо и возместить мне убыток. Но ювелир умер, магазина его больше нет, и они ничего не добились… Мне жаль кольца, я любила его, но ведь и брошь — очень хороша?
Она нежно прикоснулась к изумруду и улыбнулась мне своей лучшей сияющей улыбкой.
Варя, бабушка и Никита Хрущев
Роман наш, как полагается, начался со стихов.
Однажды из Германии пришло письмо от русской девочки Вари. Из письма я узнал, что ей двенадцать лет, она учится в немецкой школе и пишет стихи. К письму был приложен для напечатания образец поэзии:
НЬЮ-ЙОРК
Величественный вид люблю твоих домов,
Снега, метели и сирены гудков,
От Севера до Юга люблю тебя, Америка родная,
Андрея Седых и Марк Ефимовича не забывая,
Храню в душе и радость им я изливаю.
Тебе, Америка, я строки посвящаю…
Велик и шумный Нью-Йорк!
Его дома неисчислимы,
В одном из них А. Седых с супругой живет
Богом хранимы.