Март 1959 года, восстание в Лхасе
Помолившись и позавтракав, я вышел на прогулку в сад, такой спокойный под мягким утренним светом. В небе не было ни облачка, солнечные лучи освещали вершину горы, которая вздымалась вдалеке над монастырем Дрепунг[86]. Вскоре солнечные лучи опустились на дворцы и часовни в Драгоценном парке. Стояла ранняя и радостная весна, из земли пробивалась густая свежая трава, только что лопнули нежные почки на ветвях тополей и ив. На водной поверхности пруда виднелись раскрывающиеся листья лотоса, тянущиеся к солнцу. И вдруг я вздрогнул, услышав вдали крики.
Я послал несколько охранников, чтобы узнать, почему там кричат. Вернувшись, они объяснили мне, что люди покинули Лхасу и в большом количестве направлялись в Норбулингку, чтобы защитить меня от китайцев. Все утро народ прибывал. Некоторые собрались в группы у входа в Драгоценный парк, другие обходили его вдоль ограды. В полдень уже около тридцати тысяч человек окружали парк. Надо было разрядить напряжение.
Я опасался, что толпа в ярости попытается расправиться с китайским гарнизоном. Вожаки, которые были выбраны на месте, призывали китайцев вернуть Тибет тибетцам. Все требовали положить конец оккупации и восстановить управление Далай Ламы. Услышав эти крики, я понял, что манифестанты в исступлении и стали неуправляемы.
Я оказался между двух вулканов. С одной стороны, мой народ единодушно восстал против китайского режима. С другой — мощные и агрессивные оккупационные силы были готовы стрелять. В случае столкновения жителей Лхасы ждала массовая бойня, а остальную часть страны — применение неумолимого закона военного времени с вереницей преступлений и преследований.
10 марта 1959 года, когда китайская армия, расположившаяся в окрестностях Лхасы, направила свои пушки на летнюю резиденцию Далай Ламы, тысячи тибетцев собрались вокруг нее, чтобы защитить ее своими телами. Толпа не разошлась и на следующий день, и когда 17 марта китайская армия начала штурм, многие женщины, мужчины, дети отдали свои жизни за Далай Ламу.
Восстание 1959 года в Лхасе было жестоко подавлено за три дня и три ночи. В уличных боях двадцать тысяч тибетцев противостояли сорока тысячам китайских солдат. Выжившие очевидцы рассказывали, что узкие улицы в разоренной минометными и автоматными выстрелами Лхасе были перегорожены трупами людей, собак, лошадей; ручьями текла кровь. Утром 18 марта 1959 года солнце осветило город, полный стонов раненых, хрипа умирающих. Стоял запах разлившейся крови.
Было убито десять тысяч человек и четыре тысячи брошено в тюрьмы. Аресты и казни проводились еще долго после этих событий.
Накануне бойни, переодевшись солдатом, Далай Лама покинул город. Под защитой борцов свободы, участников сопротивления из Кхама, он отправился по дороге изгнания в Индию, надеясь, что его отъезд остановит избиение его прихожан. Но этого не случилось.
Мои дети, вы - будущее Тибета
Вынужденная ссылка
Мы, должно быть, жалко выглядели, когда нас встретили индийские пограничники. Нас было восемьдесят человек, мы были физически измучены путешествием и морально подавлены случившимся.
Когда мы приехали в Тезпур[87], меня ожидали сотни писем, посланий, телеграмм. Люди всего мира приветствовали и ободряли меня. Я был переполнен благодарностью, но времени отвечать письменно не было. Надо было срочно сделать краткое заявление для многочисленных журналистов, которые ждали от меня выступления, чтобы опубликовать его в прессе. Я откровенно и сдержанно рассказал о том, что случилось. Затем после легкого завтрака мы сели в поезд и направились в Муссоори[88].
Сотни и даже тысячи человек собирались на нашем пути, махали руками, приветствуя нас в знак гостеприимства. Кое-где полиции приходилось даже оттеснять их с рельсов, чтобы нам можно было ехать дальше. Новость быстро разлетелась по индийским деревням, можно было подумать, что все знали, что я еду именно в этом поезде. Люди приходили тысячами, и все наперебой кричали мне: «Далай Лама Ки Джай! Далай Лама Зиндабад!» («Да здравствует Далай Лама! Долгой жизни Далай Ламе!»).
Я был взволнован. В трех крупных городах, лежавших на моем пути, в Силигури, Бенаресе и Лакноу, мне пришлось выйти из вагона и принять участие в импровизированных встречах с огромными толпами, которые встречали меня, забрасывая цветами. Все путешествие было похоже на чудесный сон. Когда я вспоминаю об этом, я испытываю бесконечную благодарность индийскому народу за те сердечные проявления доброжелательности, которые отметили этот период моей жизни.
Через несколько дней из агентства «Новый Китай» (Синьхуа) пришло коммюнике, в котором мое заявление в Тезпуре объявлялось «грубо составленным, путаным текстом, напичканным ложью и подтасовками». По китайской версии, я был похищен лхасскими бунтарями, которые действовали по наущению «империалистических агрессоров».
У меня дар речи пропал, когда я увидел, что китайцы обвиняли выдуманных империалистов, вроде тибетцев, живущих в Индии, индийское правительство или мою «властную клику», поскольку не могли признать правду: народ, которого они якобы освободили, восстал против них.
В 1959 году Далай Лама встретился с миром, а мир встретился с Тибетом. Но международная пресса интересуется в основном экзотической культурой Тибета. Политический вопрос незаконной оккупации Тибета Китаем отодвинут на второй план, уступив место репортажам, в которых предпочтение отдается фантазиям, сваленным в одну кучу с экзотической религией. Так, «Париматч»[89] в номере от 29 апреля 1959 года поет хвалу «тибетской Жанне д’Арк», которая якобы чудом провела Далай Ламу через самые высокие в мире горные перевалы во время его похода. Журнал не останавливается перед восхвалением сверхъестественных способностей молодого духовного лидера, сравнивая его с волшебником, призывающим себе на помощь добрых духов, которых он умеет приручать.
А в Тибете ситуация всё ухудшается. Узнав, что Далай Ламе удалось скрыться в Индию, Мао якобы воскликнул: «Мы проиграли войну!» Но ритм так называемых демократических реформ только ускорился, распространившись теперь на все без исключения тибетские регионы. Коммунистическая партия Китая полностью уничтожила правящий тибетский класс, все оппозиционеры были казнены, монахи - арестованы, из монастырей растащили все сокровища религиозного искусства. В Центральном Тибете из двух тысяч пятисот монастырей не тронули только семьдесят.
Китайская оккупация за несколько лет погубила десятки тысяч людей, и, по многочисленным свидетельствам, людей не просто расстреливали, а жгли живыми, топили, душили, вешали, заживо закапывали в землю, колесовали и обезглавливали.
В период между мартом 1959 года и 1960-м восемьдесят тысяч тибетцев последовали за Далай Ламой по дорогам изгнания. Чтобы как-то организовать жизнь тибетской общины, укрывшейся в Индии, надо было заручиться поддержкой Неру, который искренне хотел помочь тибетцам, но дорожил установившимися добрыми отношениями с маоистским Китаем.
Мой приоритет - остановить кровопролитие
24 апреля 1951 года Пандит Джавахарлал Неру сам приехал повидаться со мной в Муссоори. Мы разговаривали много часов подряд в присутствии только одного переводчика. Я подробно рассказал ему, что произошло с тех пор, как я вернулся в Тибет из Китая, последовав его настойчивым советам[90]. Я сказал ему, что вел себя по отношению к китайцам так, как он подсказывал, честно и справедливо, и критиковал их только тогда, когда это следовало сделать, что старался придерживаться духа и буквы Соглашения из семнадцати пунктов.
