Тогда начинаются хождения по бесчисленным личным секретарям.

И везде вам любезно говорят, — в Ватикане говорят не иначе, как изысканно любезно:

— Будьте добры, зайдите завтра!

Вас необходимо проводить неделю, — иначе чем же заниматься всему этому штату?

Если у вас есть дело в викариате, — вы подумаете, что тут по какому-то экстренному поводу собрано всё духовенство Рима.

Все залы полны сутанами, гуляющими со скучающим видом.

Это «штат», которому при всём изобилии канцелярской переписки решительно нечего делать. Так его много.

Духовный антураж папы, кроме бесчисленных интриг, которыми кишит Ватикан, занят процессиями и торжествами, которых необыкновенно много. Каждый выход кардинала — торжество.

Светский антураж, кроме тех же интриг, занимается «этикетом».

Нигде не имеется так много этикета, как при папском дворе.

Такие-то кавалеры могут ходить только до таких-то комнат, такой-то только до таких-то.

В передней папы имеют право садиться только «князья церкви», кардиналы, и «римские княгини», которые должны быть в чёрных платьях, без перчаток, в испанской кружевной «мантилье» на голове.

Всё предусмотрено.

И однажды, в этой самой приёмной, «усмотрена была»… la belle Отеро.[53]

В чёрном платье, без перчаток, с кружевной испанской мантильей на голове.

«К счастью», её узнал один из молодых «знатных гвардейцев».

— Как вы попали сюда?

В переднюю папы, куда «римские княгини» попадают только по особому разрешению.

Ей по дороге отдали раз десять честь швейцарские гвардейцы, «кавалеры плаща и шпаги» отвешивали ей поклоны, «князья церкви» встали и поклонились при её появлении.

Ещё несколько минут, и она была бы принята в аудиенции папой.

Как это могло случиться?

Виновата ватиканская прислуга.

Трудно представить себе прислугу более распущенную, чем эта бесчисленная и ничего не делающая прислуга Ватикана.

Вы можете ходить сколько угодно и ни за что не добьётесь билета на папские торжества.

Только что появляются эти билеты с крупной надписью на каждом: «Gratis»[54], — ватиканская прислуга расхватывает их все. Билеты, как театральные, продаются с надбавкою барышниками. Билетами торгуют в кабачках. Они продаются пачками.

Билетами на торжества торгуют швейцары больших отелей.

— Сто франков.

— Почему так дорого?

— Лучшие места.

— Да их где угодно сотнями!

— То худшие места. А это места почётные. Ватиканская прислуга доставляет их только в отели.

Швейцары в отелях идут дальше и предлагают вам:

— Не угодно ли вам видеть папу. Завтра приём поклонников.

— Надо просить разрешение у кардинала maestro di camera?

— Вы проходите три недели. У меня есть готовое разрешение.

— Сколько стоит?

— 200 франков.

И он подаёт вам «приглашение от папского двора» явиться завтра в Ватикан на приём поклонников, так как святой отец соизволяет вас принять. То есть не вас, а какого-то «Карла Миллера» или «Иоганна Фохта», на имя которого написан билет.

Так попала в Ватикан и «la belle» Отеро.

Она была приглашена петь в один из римских кафе-шантанов. В свободное время осматривала достопримечательности города, и швейцар отеля, где она жила, предложил ей:

— Видеть папу!

Ей хотелось аудиенции.

Швейцар взялся обделать и это и за огромную сумму достал через прислугу и канцелярских приглашение на аудиенцию на имя какой-то герцогини.

Конечно, когда «la belle» узнали, её попросили вернуться назад.

Она побывала в Риме, так и не увидав папы.

Попрошайничеством полон воздух Ватикана.

Начиная с мягкого и любезного аббата, секретаря кардинала maestro di camera:

— Вы желаете сделать приношение в динарий святого Петра?

И кончая комиссионером, который на подъезде суёт вам в руку листок:

«Священные изображения, освящённые самим папой».

Это находящаяся в Ватикане торговля священными статуями, картинами. Вы покупаете там вещь, платите дороже, чем везде, — через день вам возвращают её, якобы благословлённую самим папой.

Торговля принадлежит частному лицу, но за помещение Ватикан берёт с него огромные деньги.

— Прощение об отпущении грехов! — пристают к вам на каждом шагу.

Посмертное отпущение грехов, — in articulo mortis, — даётся бесплатно, но прошение о нём, с портретом папы, стоит 1 франк в лавке, пять — у ватиканской прислуги.

Вы подаёте это прошение, вписывая имя, через несколько дней вам возвращают его с папской печатью.

Прошение с печатью превратилось уже в индульгенцию.

Вымогательству ватиканской прислуги нет пределов.

В каждом зале несколько сторожей, и каждый протягивает руку.

Вы идёте осматривать картинные галереи, вас ведут в галерею «папской живописной мастерской».

— Копии, и недорого.

— Да я хочу смотреть оригиналы. Ведите меня в галерею.

Вас ведут по лестницам и приводят в «папскую мозаичную мастерскую»:

— Все иностранцы покупают. Лучшая работа и недорого.

Из вас вымотают все нервы, пока увидят, что из вас нельзя ничего вымозжить, и только тогда вас, как «безнадёжного», поведут в галерею.

— Потрудитесь здесь оставить палку и заплатить прислуге десять чентезимов.

— Потрудитесь взять палку.

— Да ведь в следующей комнате опять галерея.

— Там особый гардероб.

Этих застав в Ватикане устроено прислугой бесчисленное множество.

— Здесь принято давать на чай! — объясняет «чичероне».

— Этому принято давать 20 чентезимов.

— Сейчас вам отопрут особый кабинет!

— Что там такое?

— Очень интересно.

Вы входите.

— Копии с картин. Очень дёшево.

— Да ничего я не желаю покупать.

— Заплатить прислуге за то, что отпирала.

И вся эта бесчисленная челядь Ватикана живёт отлично, сыто, ничего не делая.

Вас поражает, в какой грязи и запустении держится великолепнейший дворец.

Сор, паутина, неметёные полы.

Умирая, прислуга Ватикана оставляет наследство по десяткам, по сотням тысяч франков.

Существует «обыкновение»… Именно обыкновение, так как оно ведётся из глубины веков.

Когда умирает папа, пока ещё не опечатано имущество, прислуга Ватикана кидается хватать, кто что может, кто что успеет.

Драгоценные вещи, произведения искусства, — у каждого папы целый музей из приношений, — одежды, посуду, обстановку.

Этот «разгром покоев папы» происходит каждый раз, когда умирает папа.

Этот момент караулят и, дождавшись, пользуются.

Есть что-то ужасное в смерти папы.

В ту минуту, как pontifex maximus навеки смежит глаза, — двор кишит интригами:

— Кому быть новым папой?

Прислуга кидается на грабёж.

В Ватикане царит полная анархия.

Старый папа в эту минуту забыт всеми.

Одни сражаются на смерть из-за честолюбия. Другие дерутся из-за вещей, которые тащат.

Над Римом нависли тёмные тучи.

К Риму это очень идёт.

В полумраке на фоне свинцового неба ещё грознее встают его старые стены, развалины, его памятники, его форум.

Рим это — старое, заржавевшее, но всё ещё грозное оружие. В пятнах ржавчины мерещится засохшая кровь.

Со странным чувством я подъезжал к этому городу:

— Сколько единиц я получал за него!

Тит Ливий не прав, говоря, что город построен на семи холмах.

По-моему, на семидесяти семи. И я объехал их все, отыскивая, где бы приклонить голову.

Что ни отель:

— Есть свободная комната?

Только улыбаются в ответ:

— За две недели уж всё разобрано. Вспомнил свои лондонские мытарства во время season’а. Там я жил несколько дней в… ванне. К великому смущению какой-то леди, бравшей ванну в шесть часов утра.