Он открыл глаза; никому не было до него дела, никто даже не смотрел в его сторону. Юнцы дрались, один из них вытащил нож.

Джоби не хотел этого видеть. Он отвернулся и увидел Салли Энн. Джоби задохнулся, когда увидел ее лицо. Отсутствующий взгляд, на губах замерла полуулыбка, довольное выражение лица. И в этот миг он понял, о Иисусе, сомнений быть не могло. В висках у него застучало, в горле пересохло, когда то, что он понял, переросло в отвращение. Она сделала это, сделала намеренно. Точно так же она убила барменшу в «Желуде».

И Тимми Купера.

И Харриэт Блейк.

Она же устроила пожар у Тэннинга.

Вой полицейских сирен резанул по нему, дребезжащим эхом отозвался в мозгу. Он увидел несколько полицейских, которые пробивались вовнутрь, сражаясь с толпой; какой-то юнец упал, вопя непристойности.

Затем внезапно шум стих, слышны были лишь крики и стоны пострадавших, но массовая истерия прекратилась.

— Всем оставаться на местах. — Инспектор отряхнулся, проверил, охраняют ли его люди выходы. — Никаких беспорядков.

Сюда следует подкрепление. Раздавшийся вой сирены, становившийся все громче, подтвердил его слова.

— И нам придется допросить каждого. Так что...

Констебль стоял на коленях, осматривая неподвижную фигуру, бывшую когда-то Джейми; он проверил пульс, стараясь услышать сердцебиение. Взгляды присутствующих были направлены на него, все в зале как будто вдохнули и задержали дыхание. Ждали.

— Он мертв. — Шепот констебля повис в этой ужасной тишине.

... мертв... мертв... мертв.

— ... и девушка в очень тяжелом состоянии.

Джоби вцепился в микрофон, чуть не упал, когда его выдвижная часть опустилась вниз. Он увидел голубые огни мигалок через покрытое морозным узором стекло; завыла еще одна сирена, терзая его, на этот раз приехала «скорая». Полиция у главного входа освобождала путь для санитаров с носилками.

Санитары подняли с пола два скорчившихся тела, с которых капала липкая кровь, накрыли их одеялами. Все молча наблюдали. Он мертв, девушка при смерти. Она, вероятно, тоже умрет. Этот огромный подонок, который все начал, он, наверно, выживет, опять отделается предупреждением. А эта бедняжка, девушка с прической афро, прислонившаяся к стене, похоже, она вот-вот потеряет сознание.

Джоби напрягся, вздрогнул от прикосновения Салли Энн, которое больше не возбуждало его. Он закрыл глаза, подумал: «Убери свои руки, они у тебя в крови». Но он боялся показать свое отвращение, потому что боялся Салли Энн. Наконец-то он признался себе в этом.

Ему хотелось закрыть глаза, отвернуться, сделать что угодно, лишь бы не видеть эту стройную обнаженную девушку, стоящую над ним на коленях, сосредоточившуюся на его упрямой вялости; ее тонкие пальцы напряженно работали, тщетно пытались вызвать у него эрекцию. На ее лице были вожделение и недовольство, потому что она была в отчаянии и страстно хотела его. Она уже не была той наивной деревенской девушкой из Спарчмура, девственницей, соблазнившей его всего лишь несколько недель назад. Эта невинность умерла, ее поглотило пламя пожара на станции «Амоко», и из его пепла восстала ее близнец — дьяволица. О Боже, я не хочу... Я не... Я не...

Но все свершилось. Он почувствовал, как его мягкая, безвольная плоть сдалась, выпрямилась, отчего по всему его телу пробежала дрожь, и это было словно лекарство, притупившее его ненависть и страх перед прекрасной юной соблазнительницей.

— Ты устал и расстроен. — В ее ласковом голосе слышалась легкая насмешка. Вот почему ты сердит на меня, Джоби, потому что ты переутомился, словно ребенок. Потом тебе станет лучше.

Нет. Я ненавижу тебя, Салли Энн, за то, что ты со мной сделала, за то, что ты собираешься со мной сделать — использовать для своих нужд. Но чувство это было слишком сильно для него, и он громко застонал от наслаждения, когда она наклонилась и прикоснулась вытянутыми губами к его дрожащей тверди. Теперь Салли Энн могла делать с ним все, что хотела, как всегда, он снова стал ее рабом.

Он казался себе зрителем, участвующим в представлении, разбитым кораблем на буксире, которого заставляют бороздить бурный океан, бороться с волнами, тянут то в одну сторону, то в другую. Он поднимался в гору, зная, что когда достигнет вершины, то станет парить в исступленном восторге в пространстве. Он еле держался на самом краю, чувствовал, как она толкает его. Я люблю тебя, Салли Энн, клянусь тебе. Я не ненавижу тебя за то, что ты со мной сделала. Я люблю тебя.

Потом он снова ненавидел ее. Это чувство охватило его на самой вершине нежеланного, электризующего оргазма; мысль, пришедшая ему в голову, была настолько дикой, настолько возбуждающей, что тело его задрожало. Он притянул к себе Салли Энн, с силой сжал ее ногами, чуть не осуществив задуманное.

Он убьет ее, избавится от нее навсегда, и оправданием его преступления будет страсть!

Он сжал ее груди, она вскрикнула, и если бы его оргазм не начал ослабевать, он мог бы это сделать. Нет, все надо тщательно обдумать, к убийству нельзя относиться легкомысленно. У него нет желания долгие годы провести за решеткой.

Он все еще крепко держал ее, закрыв глаза, чувствовал, как она стала осторожно покусывать его за шею, когда всем телом опустилась на него. Не думай об этом, чтобы она не догадалась, она умеет читать твои мысли.

— Ты же любишь меня, Джоби, скажи!

Он помолчал и ответил:

— Да, люблю, Салли Энн. — Это была правда. Но я также ненавижу тебя за то, что ты сделала со мной, с остальными.

— Не переживай из-за того, что произошло в «Сельском ручье». Это не имеет к тебе никакого отношения.

Я знаю. Это все дело твоих рук.

— Это очень неприятно. Куда бы мы ни пошли, везде что-то случается. Кто-то из нас двоих приносит несчастье.

— Несчастья в наше время случаются повсюду. — Голос у нее был сонный.

Он не ответил, в этом не было нужды. Очень скоро Салли Энн будет... нет, ему нельзя даже думать об этом. Все равно он уже решился. Он убьет Салли Энн и скроется, отправится, куда глаза глядят, как можно дальше. Только так он сможет навсегда освободиться от нее, сбросить с себя проклятье Хоупа.

Джоби был один в крохотной, тесной квартире. Салли Энн поднялась рано, оделась и ушла. Точно так же было вчера, и позавчера; она возвращалась поздно вечером, усталая и бледная, явно обессилевшая. Она выглядела просто хорошенькой девушкой, с которой каждому мужчине было бы приятно иметь дело. Но он знал, что все это притворство, может быть рассчитанное на то, чтобы лишить его бдительности.

Она никак не объясняла свое отсутствие, не говорила, где была, но Джоби и не расспрашивал. Если бы она хотела рассказать ему, она бы это сделала; если же нет — она стала бы лгать. Может быть, она бродила по улицам в поисках работы; но это было маловероятно. И все же создавалось впечатление, что все эти дни она была занята чем-то определенным.

Он знал, что ее не будет весь день. Это хотя бы давало ему возможность размышлять, строить планы. Ему нужно было побыть одному, ее присутствие становилось невыносимым. Он был одержим мыслью об убийстве Салли Энн, думал об этом уже без страха. А если он дрогнет, то вспомнит с Тимми Купере и о Харриэт Блейк, разожжет в себе ненависть, которая выросла и раздирала его изнутри с того самого времени, когда он все понял. Салли Энн обладала какой-то телепатической зловещей силой, с помощью которой она управляла другими. Не только людьми, но и животными, и неодушевленными предметами. Это она вызвала безумие у кур в Спарчмуре, каким-то образом устроила пожар у Тэннинга. Вероятно, она сделала это просто так, испытывая свою силу, которая с каждым днем все росла. Ею овладела страсть к убийству: барменша в «Желуде», потом тот парень в «Сельском ручье». Будут и другие жертвы, если только...

Трудность состояла в том, что Джоби должен нанести удар стремительно, пока ее сила не стала слишком велика для него, застать ее врасплох. Он содрогнулся при мысли, что мог бы ударить ее, когда она будет стоять к нему спиной, свалить ее одним сильным ударом, чтобы она не сумела напасть на него, овладеть ею, когда она не смотрит на него, когда не сможет применить свою силу.