— Я ухожу сегодня, Элли, на этот раз окончательно.

Джоби был бледен, под глазами темные круги, говорящие о бессонной ночи, в голосе звучало раздражение. Я бы не хотел, чтобы ты приходил сюда и беспокоил меня.

— Я бы ушел неделю назад, если бы мне не помешали. — Только попробуй меня остановить.

— Ты нашел свой амулет? — поспешно спросил Элли Гуд. Джоби не хотел, чтобы он был здесь сегодня, да и родители предупредили его держаться подальше от Джоби Тэррэта. Ему бы следовало сказать: «Что ж, хорошо, Джоби, надеюсь, у тебя все будет в порядке, может быть, когда-нибудь увидимся». Это были самые труднопроизносимые слова в мире, неохотное прощание. Вместо этого Элли остался, цепляясь за любую возможность, просто потому, что и ему нужен был друг в Хоупе.

— Я, наверно, уронил его, и он закатился под раковину, — ответил Джоби. — Ничего странного в этом нет. Ну вот, а теперь я собираюсь заглянуть на чердак, прежде чем уйду, просто чтобы убедиться, что там ничего ценного нет.

— Может быть, мне сходить?

— Я сам. — Отрывистый ответ, но Джоби не удалось за ним спрятать страх, мелькнувший в его глазах, когда он начал двигать приставную лестницу. Облака пыли, поднявшиеся с нее, заполнили небольшую комнату. Днем бояться нечего, днем ничего не случится. Я не стану дожидаться темноты, как герои фильмов о вампирах, которые в сумерках отправляются к развалинам замка. Я только гляну разок. Мне достаточно секунду подержать поднятой дверцу люка, я успею ее захлопнуть, если... если там есть что-то такое, что мне не понравится. Но там ничего не будет, только хлам и грязь. Но я должен убедиться в этом. Когда я проверю, я смогу уйти. И ты мне на этот раз не мешай, Элли Гуд. Боже, да не обязан я никому давать отчет, даже самому себе.

Джоби установил лестницу, проверил нижнюю перекладину; она заскрипела, но выдержала его тяжесть. Он начал медленно взбираться. Я не хочу оказаться наверху. Поторопись, положи этому конец, на этот раз ты не можешь отступить. Твой амулет защитит тебя. Вранье, до сих пор он не защитил, не надо было его находить.

Он был почти на самом верху; он намеренно не торопился, чувствуя, что Элли наблюдает за каждым его движением. Ты собираешься струсить, Джоби?

Я рад, что ты здесь, Элли, потому что я не хотел бы сейчас быть один. Чушь, ты сам вынудил меня на это. Ведь перед школьником не струсишь, правда? Будь ты проклят, вечно суешь свой нос повсюду, подонок, все время мешаешь мне. Джоби прищурился, посмотрел на мальчика, стоящего внизу одной ногой на первой перекладине, словно подмастерье живописца. Не поскользнись, работничек, но если ты свернешь себе шею, сам будешь виноват. В его памяти ясно возник тот злосчастный день на ферме Морриса, словно он опять стоял у живой изгороди, точил свой нож, слышал насмешки Тимми Купера, но видел только Салли Энн и Элли. Что-то случится, я это чувствую.

Джоби поднял правую руку, его пальцы коснулись грубого дерева подвесной дверцы, покрытой пылью; он слегка надавил и приподнял ее, совсем чуть-чуть. Такая легкая, достаточно было разок толкнуть ее, и она откроется. Но он все еще медлил.

— С тобой все в порядке, Джоби?

Заткнись, заткни свой паршивый рот. Я не должен заглядывать туда, это мне решать, меня никто не может заставить. Но я все равно загляну туда, только разок, этого будет достаточно. Там ничего нет, только крысы да грязь; тот, кто купит дом, вычистит чердак.

Если ты не посмотришь сейчас, ты не посмотришь никогда.

Он резко толкнул дверцу ладонью. Этот квадрат из дерева оказался легче, чем он думал, дверца отлетела, словно живая, будто отпрянула от него, заскрипев петлями, задрожала и встала стоймя, чуть не упала, но каким-то образом сохранила равновесие. Посмотри хорошенько, Джоби. Посмотри, ведь ты ждал много лет, чтобы увидеть это место, заставлявшее тебя дрожать все время под одеялом. Пристанище духов.

Он закашлялся от поднявшейся пыли, подождал, пока она не развеялась — внезапный вихрь, похожий на летящий и оседающий снег. Между стропилами было единственное окошко, через которое на чердак проникал свет. Грязное узорчатое стекло пропускало достаточно дневного света. Достаточно, чтобы он увидел...

Джоби слышал голос Элли, доносившийся издалека, отдаленный испуганный визг, но он не обратил на это внимания, уставившись в ужасе на представшую перед его глазами картину. Вертикально стоящее сооружение в дальнем конце, по форме напоминающее уэльский комод, покрытое темной материей, что-то вроде вышитых ковров, звезды и другие фигуры, резко выделявшиеся на черном фоне. В центре стояла чаша; пара черных подсвечников с оплывшими черными восковыми свечами. Боже, он почувствовал их запах, едкий аромат, похожий на ладан, который обычно пропитывает все внутри церкви.

Какой-то алтарь, не иначе. Он увидел его, ощутил, хотел отвести взгляд, захлопнуть дверцу люка, попытаться забыть. Нет, ничего здесь нет, Элли, только пыль и крысы. Но он все стоял и смотрел, медлил, невольно просил прощения за вторжение.

А потом он заметил рисунок, начертанный мелом на полу: белые круги внутри кругов, которые не смог скрыть даже толстый слой пыли. Он почувствовал, как ноги его задвигались сами по себе, какая-то неведомая сила тащила его вверх, и он поднялся через квадратное отверстие, страстно желая рассмотреть орнамент.

— Джоби... что там такое?

Джоби не ответил, потому что не смог бы объяснить, потому что не понял. Он стоял на полу чердака, согнувшись из-за низких стропил, борясь с тошнотой, которую вызвала застоявшаяся, затхлая вонь десятилетий.

Он взглядом проследил за линией внешнего круга, начертанного мелом, затем посмотрел на внутренние круги, и у него слегка закружилась голова. Пять кругов, в середине — треугольник, еще три поменьше. Диаграммы, знаки, непонятные ему, два креста — но не распятие. Рисунки, которые, несомненно, изображали те две черные свечи на возвышавшемся алтаре. Какие-то надписи, которые он не понимал, одно предложение, которое он понял: «Путь к сокровищу». Глупо, потому что никакого сокровища тут нет, просто магический знак (это не могло быть что-то иное), и знак этот оказывал на Джоби магическое воздействие, когда он смотрел на него. Весь пол был занят этим странным знаком.

Он вдруг испытал какое-то раболепное чувство, у него появилось желание унизить себя, все свое существо, саму душу отдать этому месту и тем живым силам, властвующим здесь. Я ворвался в ваши владения, где я не имею права находиться, поэтому я стану вашим рабом. Берите меня!

— Джоби. — Снизу до него донесся взволнованный голос. — Джоби, с тобой все в порядке?

Слова эти резанули по нему, вернули в суровую реальность, вывели из непонятного транса, он чуть было не упал вниз через открытый люк. Его шатало, к горлу подступила тошнота, и внезапно его охватил гнев; гнев, что он так долго жил с этим бесстыдством, что его мать и отец положили начало всем этим гнусным ритуалам, потому что он не сомневался: эти непонятные рисунки мелом являлись символами черной магии. Но он видел их зло.

Он повернулся к лестнице, нащупал дрожащей ногой верхнюю перекладину, призывая на помощь все свои силы, чтобы освободиться от тисков, в которые зажало его это невидимое чудовище, ненавидя его, презирая своих родителей за то, что они пустили это зло в их дом.

Он преодолел желание бежать, поборол страх, угрожавший полностью овладеть им. Он стал осторожно спускаться, крепко держась руками, опасаясь, что то, находящееся наверху, схватит его, сбросит с силой вниз. Вонь сопровождала его, напоминая о запахе их чулана.

О Боже, дверь чулана широко распахнута, тихо поскрипывает на петлях!

Джоби ошеломленно уставился на нее; на этот раз стул не перевернулся, стоял прямо, как будто сила из этого уютного местечка спокойно отставила его в сторону. Джоби быстро перевел взгляд на мальчика, стоящего рядом с приставной лестницей: глаза широко открыты, лицо бледное, неуверенно переминается с ноги на ногу, нервно облизывает губы...