Володя замолчал. В комнате было тихо. Кто-то из студентов сказал:

— Почтим память героя-революционера минутой скорбного молчания.

Все встали, стараясь как можно тише отодвигать стулья. Володя тоже встал. Он почувствовал, как начало пощипывать уголки глаз, и закусил губу, чтобы сдержать волнение. Ему казалось, что это было не молчание, а клятва, которую новые друзья дают Саше.

Неожиданно вспыхнул спор. Он начался с того, что со стула поднялся грузный бородатый человек и патетически воскликнул:

— Вот настоящие герои! Они, и только они, смогут перекроить российскую жизнь!

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, но тут из правого угла послышался глуховатый твердый голос.

— Ничего они не смогут, — говорил худощавый молодой человек. Черные, слегка вьющиеся волосы то и дело спадали на белый лоб. Серые, холодные глаза смотрели на бородатого, который пожимал плечами и оглядывался по сторонам, ища поддержки.

— Они отдали жизнь за народ, а вы?! — выкрикнул бородатый.

Молодой человек перевел взгляд на Володю, и его глуховатый голос снова зазвучал в комнате:

— Им действительно нельзя отказать в мужестве.

— Вот, вот! — подхватил бородач, но молодой человек снова пошел в атаку:

— Борода народников вышла из моды. Теперь в моде борода Маркса! Надо готовить рабочих к революции.

Тут чернобородый взмахнул рукой и почти выкрикнул:

— Рабочих! Где они, рабочие? Кто они? Те же крестьяне, только вываренные в фабричном котле. Безграмотные, темные... Они, что ли, будут революцию делать?

— Они! — твердо отрубил худощавый юноша.

Сперва он вызывал у Володи раздражение, неприязнь. Но постепенно интерес к этому острому молодому человеку поборол чувство неприязни. Володя внимательно слушал его речь.

— Они! — повторил худощавый и, не дав бородатому ответить, стал развивать свою мысль: — Капитализм вступил на русскую землю, и его ничем не остановишь. Весь вопрос в том, кто скорее окрепнет: капитализм или его могильщик — пролетариат.

— Вот, вот! — оживился бородатый. — Еще вопрос!

Володя подошел ближе к бледнолицему спорщику, чей глуховатый голос звучал теперь уверенней и звонче, а слова попадали точно в цель. Казалось, он схватил своего противника за бороду и не отпускает, заставляя выслушать себя.

— Кто он? — шепотом спросил Володя у Поденщикова.

И тот, наклонившись к Володиному уху, ответил:

— Это Лазарь Богораз. Недавно приехал из Таганрога. Очень интересный человек. А тот бородатый — бывший народник.

Бородатый нервничал:

— А что прикажете делать революционно настроенной интеллигенции, потерявшей в борьбе лучших сынов? — спросил он, надвигаясь на Богораза.

— Заниматься пропагандой. Учить рабочих грамоте! — отрубил Богораз.

— Грамоте?! — воскликнул бородач. — Аз, буки, веди...

— Этой грамоте их и без вас поп научит. Я говорю о другой грамоте. О грамоте революционной!

— Это утопия! — замахал руками народник.

— Это реализм, — отрубил Богораз. — Вы увидите, какой могучей силой станет класс рабочих через десяток лет. Так помогите ему стать силой.

Володя стоял у стены, не спуская глаз с Богораза. Все, что говорил этот сильный человек, было полно нового, влекущего смысла, открывало новые горизонты жизни. Грузный народник вытирал со лба капельки пота. Он уже не спорил, а отбивался и напоминал Володе обиженного боярина, которому по петровскому указу собирались насильно отрезать бороду.

Грамота революции. Борода Маркса. Класс рабочих.

Володя шел по темным пустынным улицам, размахивая руками, не глядя под ноги. Все пружинки и колесики его мыслей пришли в движение.

Грамота революции... Борода Маркса...

Володя вспомнил, как в прошлом году, после отъезда Саши, он с товарищем принялся переводить Маркса с немецкого языка. Работа двигалась медленно. Многие слова были непонятны не только на немецком, но и на русском-то языке. Друзья-гимназисты перевели две странички и забросили работу.

Какое непростительное легкомыслие и малодушие! Ведь за минувший год можно было одолеть пухлый том «К критике политической экономии». Как бы он ни был труден! Теперь придется наверстывать.

Володя был погружен в свои мысли и не заметил, как рядом с ним очутилась его новая знакомая — Даша. Она стучала каблучками по камням тротуара. Володя замедлил шаг.

— Володя... извините, — заговорила девушка, — я хотела вам показать набросок.

Даша взяла Володю за руку и подвела к ближайшему фонарю. Потом она раскрыла планшет, и достала оттуда лист бумаги, и протянула Володе.

— Похож?

Володя взял в руки лист и увидел свой портрет, сделанный карандашом.

— На меня?..

— Да нет, — отозвалась Даша, — похож на Александра Ульянова?

Володя покачал головой.

— А я думала, что братья должны быть похожи, — сказала девушка упавшим голосом.

Потом она перевела взгляд на Володю и сказала:

— А на вас действительно похож...

Володя чувствовал себя неловко, будто он и в самом деле был виноват в том, что портрет Саши получился похожим на него самого.

Когда они миновали еще несколько тусклых фонарей, Даша остановилась и стала закуривать папиросу. Володя удивленно посмотрел на нее.

— Зачем это?

— Для мужества, — ответила девушка.

— Разве папиросы помогают?

— Конечно. За папиросу меня могут выгнать из гимназии, из дому — отовсюду... А я курю... хотя это довольно противно.

Володя тихо засмеялся. И Даша тоже. И они скрылись в темном переулке.

— Володя, на днях я присмотрела квартиру на Первой горе. Ты сходи, посмотри, удобно ли тебе будет для занятий.

— Раз ты присмотрела, зачем же смотреть мне? Я уверен, что мне будет удобно. Давайте переезжать.

Мама не узнавала сына. То, что со стороны можно было принять за сухость и замкнутость, на самом деле было самостоятельностью, столь необходимой в новых условиях жизни. Мама чувствовала, что рука сына крепнет и скоро на нее можно будет опереться. Она замечала, что Володя сам что-то перестраивает в себе, что-то углубляет и от чего-то отказывается. Володя к чему-то готовил себя. И это настораживало маму. Она не могла распознать, к чему именно. Хорошо, если желанный университетский билет стал его путеводной звездочкой и он теперь употребит вcе силы, чтобы приобрести достойную специальность. Мама хотела верить, что это именно так.

Нет, не только родные не узнавали Володю. Он сам чувствовал в себе новые и новые перемены. На смену прошлогоднему Володе пришел новый — строгий, непримиримый, повзрослевший...

Мысленно возвращаясь в минувший год, Володя тяжело переживал свое временное разочарование в старшем брате.

В свой последний приезд Саша много занимался. Целыми днями он сидел за книгами, без конца колдовал над микроскопом и превратился в настоящего ученого мужа. Он готовил диссертацию о кольчатых червях. Эти черви раздражали Володю. Почему, когда гнет и бесправие распространились по земле, брат возится с червями? Черви подтачивали веру в старшего брата. «Нет, не выйдет из брата революционера, — думал Володя, — революционер не может уделять столько времени исследованию кольчатых червей!»

Всю жизнь он старался поступать, как Саша. Братья мало разговаривали. А оставшись вдвоем, садились за шахматы, словно все свое несогласие решали в молчаливом поединке на черно-белой доске.

А потом Саша уехал...

И вдруг — первое марта. Падает маска «ученого мужа», ко всем чертям летят кольчатые черви. Александр Ульянов арестован в Петербурге за участие в покушении на царя Александра III.

«Как мог ты проглядеть главное? Ты окрестил его «ученым мужем», а он изучал химию, чтобы научиться делать динамит!» Новый Володя с презрением смотрит на старого.

«А кольчатые черви?» — пробует защищаться старый Володя.

«Он изучал кольчатых червей и сколачивал кружок революционеров».