На следующий день эту же пластинку спросили еще две девушки. Эпштейн прореагировал как деловой человек и специалист. Покупателям он пообещал быстро найти пластинку, а сам занялся розыском сведений о музыкантах, ее сделавших.
Брайан Эпштейн (В английском произношении — Ипстайн) вошел в историю ансамбля как «пятый битлз». Так его с полным основанием нарекла пресса и историография современной поп-музыки. Этот человек безвременно ушел из жизни, оставив современникам много вопросов и загадок.
Родился Брайан Эпштейн в богатой еврейской семье. Его дед еще в начале века открыл в Ливерпуле мебельный магазин. Дело унаследовал отец Брайана Гарри Эпштейн. Предприятие сильно выросло и в 50-е годы превратилось в крупную фирму, объединившую несколько филиалов, в том числе и музыкальные магазины.
В соответствии с правилами хорошего тона английской аристократии, Гарри Эпштейн женился только в 29 лет. Его избранницей была 18-летняя красавица, дочь мебельного «агната Куинни Хайман. 19 сентября 1934 года у них родился первенец, которого назвали Брайан. Через два года в семье появился второй мальчик — Клайв.
Семья занимала огромный дом в самом фешенебельном районе Ливерпуля, держала двух слуг и повара. Брайан рос в роскоши и довольстве.. Он был умным, любознательным и очень красивым мальчиком, рано научился читать. Поступив в начальную школу, он не нашел там друзей, зато приобрел устойчивое отвращение к школьным порядкам и учебе. Из этой школы его исключили, и родители определили его в другую школу, частную, откуда ел тоже был удален уже через несколько недель. Потом Брайан кое-как три года «кантовался» в специальной еврейской школе и закончил образование в колледже. В аттестате у него было написано, что по многим предметам он мог бы успевать гораздо лучше.
С детских лет Брайана тянуло к творчеству. У него были актерские способности, он хорошо рисовал, позже стал интересоваться дизайном. Но отец считал, что сын должен продолжать семейное дело, и 10 сентября 1950 года шестнадцатилетний худощавый, розовощекий и кудрявый Брайан приступил к работе в мебельном магазине.
Потом была короткая и бесславная служба в армии, где он единственный из сыновей привилегированных родителей умудрился не получить офицерского звания. После армии Брайан вернулся в магазин, а затем все бросил и в возрасте 22 лет поступил в Королевскую академию драматического искусства. Отец категорически возражал против нового увлечения, и Брайан подчинился его воле и опять вернулся в магазин. Чтобы успокоить сына, отец сделал его заведующим отдела грампластинок.
Брайан превратил свой магазин в процветающее предприятие. Он вел обширные каталоги выпускаемых пластинок, завел контакты с зарубежными фирмами, свободно ориентировался в конъюнктуре музыкального рынка,— словом, стал видной фигурой музыкальной жизни севера Англии. Его пристрастием была классическая музыка, а любимым композитором — Сибелиус. Но в магазине его была не только классика. Как бизнесмен он знал, что должен торговать так, чтобы удовлетворять разные вкусы.
Неожиданный вопрос молодого покупателя задел Брайана за живое. Оказывается, он не все знает о бурных веяниях в музыкальном царстве! Он стал наводить справки, но никто из его агентов не слышал ни о пластинке, ни о группе, которая ее записала. В конце концов Брайану удалось получить нужные сведения, и каково же было его изумление, когда он узнал, что «Битлз» — ливерпульская группа и что играет она в «Каверн», то есть совсем рядом с его магазином, а вдобавок пользуется большой популярностью.
Брайан связался с фирмой «Полидор» и закупил для своего магазина 200 пластинок с песней «My Bonnie». А потом решил сам наведаться в «Каверн».
Он появился там 9 ноября 1961 года. Своим внешним видом он резко выделялся среди посетителей клуба: костюм у него был шикарный, манеры — аристократические, речь — безукоризненная.
Темный вход в «Каверн» дышал многообразием запахов, воздух был пропитан испарениями; пахло едой, пивом, табаком, а отсутствие вентиляции создавало прямо-таки осязаемый концентрат. Музыканты в перерывах между номерами подкреплялись бутербродами, принимали от благодарных посетителей бутылочку-другую пива. Иногда они поворачивались к залу спиной и занимались своими делами. А когда начиналась музыка, творилось что-то невообразимое. С эстрады несся неистовый, будоражащий и магнетизирующий звук, который не позволял сидеть на месте. Экспрессивное поведение музыкантов на сцене задавало общий тон и нагнетало возбуждение в зале. Казалось, наступило тотальное помешательство. Больше всех потряс Брайана Джон Леннон. Он был сильным, волевым, по-мужски привлекательным, остроумным, эмоциональным.
Брайан узнал музыкантов: они часто приходили в его магазин слушать пластинки, правда, ничего не покупали.
Эпштейн заходил в «Каверн» еще несколько раз. У него зрела мысль стать их менеджером. Выяснив свои возможности и права у адвокатов, он пригласил битлзов к себе в магазин, где наверху у него была шикарная контора. «Битлз» решили не соглашаться сразу на все условия. Брайан был им чужд и непонятен. Он был из другого круга, выглядел богатым и эффектным. Джорджу он казался «очень большим человеком», а Пол был под сильным впечатлением от его машины. Ребята даже хотели набить себе цену маленьким розыгрышем. На встречу с Эпштейном в декабре 1961 года пришли все битлзы, кроме Пола. Они явились вовремя и сидели с невинным видом. Пол не приходил и не звонил. Ожидание затягивалось. Брайан раздосадованно курил, затем позвонил Полу домой и с удивлением услышал, что тот принимает ванну. Брайан деликатно упрекнул сидящую перед ним троицу: «Он, кажется, опаздывает», на что Джордж Харрисон с простодушным видом ответил: «Зато он тоже будет чистым». Это был намек на безукоризненный внешний вид Эпштейна.
На первой встрече обе стороны оценивали друг друга. Битлзы медленно привыкали к спокойному, элегантному аристократу, который казался им человеком средних лет (ему тогда только что исполнилось 27). Будущий менеджер все больше и больше очаровывался самобытной привлекательностью молодых людей и проникался к ним все большей симпатией.
«Битлз» подписали контракт, Брайан своей подписи не поставил, сказав, что достаточно будет его слова. Новый менеджер организовал новую компанию, чтобы вести дела группы, назвав ее «NEMS Enterprises» («Предпринимательство NEMS»).
Теперь нужно было решить три главные проблемы: договориться о размере гонораров (не менее 15 фунтов за концерт каждому), улучшить внешний вид ребят, найти фирму грамзаписи для выпуска их пластинок. И Эпштейн начал активный поиск в этих направлениях.
Но первым делом Эпштейн решил навести порядок в группе. Он аккуратно записывал свои инструкции на специальных бланках, что выглядело, по мнению Джона, очень внушительно. В инструкциях было указано, когда и где они выступают, в котором часу начинается концерт, как туда добираться и т. п. К инструкциям добавлялись небольшие нравоучения: как себя держать, как одеваться, как выглядеть на сцене (например, не жевать резинку и не кувыркаться).
Битлзы были послушны новому менеджеру, и изменения происходили очень быстро. Джон впоследствии вернулся к своей прежней манере поведения, но в тот момент он считал такую «дрессировку» единственным возможным путем наверх: «Брайан пытался нас отмыть. Он утверждал, что у нас неподходящий вид и что нас нельзя пускать на порог приличного дома». Брайан познакомился с родителями битлзов и произвел на всех, кроме Мими, неизгладимое впечатление.
Используя свои связи, Эпштейн стал изыскивать возможности сделать пластинку группы. Через знакомого журналиста Тони Барроу он договорился с фирмой «Декка рекорд», чтобы она организовала прослушивание «Битлз». Прослушивание было назначено на 1 января 1962 года. Нужно было ехать в Лондон.
Эпштейн отправился туда поездом. «Битлз» со всей своей аппаратурой и инструментами поехали в фургоне Нила Аспинола, который он купил за 80 фунтов специально для этой цели. В шутку ребята стали называть Нила своим «дорожным менеджером». Добрались они до Лондона поздним вечером. Им очень хотелось есть, и они зашли в какое-то кафе. Выглядели они тогда, как шайка оборванцев. Вся компания уселась за столики, но платить б шиллингов за тарелку супа им показалось слишком дорого, и пришлось уйти не солоно хлебавши.
