Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

А вот голос ее понимал — без слов понимал, по интонации, по каждому нечаянному вздоху. Иногда он дотрагивался до ее руки и не чувствовал в ней тепла — казалось, жизнь медленно покидала и тело Юв.

О чем думала сейчас Юв, что беспокоило ее больше: судьба Брауна или судьба отца? Успеет ли Фромм совершить злодейское убийство заключенных? Макс вчера сказал, что «нажаты все рычаги» для спасения Августа и его товарищей. Юв не решалась больше на расспросы. Она видела, что Макс все время озабочен. Он и сейчас не находил себе места, вылезал из машины, исчезал в темноте, проверял что-то в моторе, снова садился в машину.

Наконец, показался Шельба. Макс кинулся ему навстречу:

— Ну как?..

— Все в порядке. Передача будет через два часа. Дадут рекламу. Сейчас мы отведем капитана Брауна в помещение, там приготовим кресло.

— У меня не двигается правая нога и немеет рука, — сказал Браун.

Юв, выйдя из машины, шепнула Шельбе.

— Он не понимает, что такое «есть» и «пить»…

Шельба промолчал. Он хорошо понимал, что это значило. Паралич! Поражение высшего пищевого центра. Начало конца… А до передачи еще два часа…

Шельбе и Максу пришлось нести Брауна, закинув его руки себе на плечи.

— Держитесь, капитан! — подбадривали они. — Еще немного — и наша возьмет…

Брауна уложили в кресло с откинутой спинкой, с колесиками на ножках. Шельба достал из машины свой чемоданчик и сделал укол. Оставив капитана на попечении Юв, профессор снова пошел к директору. Провожая того, Макс спросил:

— Я вам пока не нужен? В таком случае разрешите отлучиться на час. Очень важное дело.

Шельба только пожал плечами: самое важное начнется через два часа, остальное его не интересовало. Сев за руль, Макс помчался по дороге на юг, к горам.

— Я должен сообщить Августу, любыми путями передать… — шептал он, выжимая из машины все, что она могла дать.

ПАНИХИДА

Фромм сидел в кабинете и слушал радио. Передавали репортаж о похоронах капитана Брауна.

Урну с прахом отправили в город, где родился Браун. «Похороны вылились в мощную патриотическую демонстрацию», — сообщило радио.

— Наш микрофон установлен на кладбище Вечной славы, — вещал репортер. — Перед нами — свежевырытая могила. Одна стена ее облицована толстыми плитами мрамора, в ней — четырехугольная ниша, сюда будет поставлена урна с прахом верного сына нашей родины. Возле могилы высится обелиск из серого камня — скромный по цвету, строгий по форме, он олицетворяет бессмертие солдатской доблести. На нем высечены слова: «Славному патриоту, погибшему от руки врагов цивилизованного мира, Ремиолю Брауну».

Кладбище заполнено народом. Оно в каре войск. Солдаты в парадной форме. Вы слышите гул голосов — народ выражает ненависть и презрение к убийцам, требует кары. Вы слышите слова команды, рев танкового мотора. Народ раздвинулся, в образовавшемся коридоре показался танк, увитый черными полотнищами и засыпанный цветами. Покойный был танкистом, и братья по оружию провожают его прах в последний путь — везут на танке урну.

Репродуктор приемника захлебнулся в грохоте и реве мотора, в скрежете и лязге гусениц. Кто-то прокричал речь, короткую, состоящую из одних проклятий и призывов к мщению. Затем грохнул первый орудийный залп, Все эти звуки были для Фромма лучше всякой музыки.

Установилась тишина, и вновь выскользнул и затрещал голос репортера:

— Генерал танковых войск Фут и отец покойного Генрих Браун, один из почтеннейших граждан нашей страны, устанавливают урну в мраморной нише. Неожиданное горе не сломило Генриха Брауна, в мужественных чертах его скорбного лица мы угадываем неукротимое стремление еще больше работать во имя усиления военного могущества нашей страны.

Очередной грохот залпа погасил слова репортера, как порыв ветра спичку. Фромм улыбался, он сидел, закинув ногу на ногу и покуривал сигару.

— Кто знает, — спешил воспользоваться паузой между залпами репортер, — не явится ли это событие поворотным в истории…

Снова орудийный грохот.

— В грозной поступи воинских колонн, что проходят сейчас мимо памятника Брауну, звучит победный марш…

Еще громовой раскат залпа.

— Народ надеется, народ верит, что маршал Фромм, под начальством которого служил этот доблестный офицер, сделает выводы…

Фромм выключил приемник. Все шло хорошо. Реакция на убийство Брауна была такой, какую он ожидал. Обстановка накалилась, и вспышка войны в таком накале гнева — явление закономерное. Час назад его немножко беспокоило исчезновение Кайзера. Кайзер должен был умереть вслед за Брауном и унести в могилу концы… Но полковник Гарвин, выполнявший секретное и тонкое поручение главного маршала, упустил Кайзера, и тот скрылся. Есть сведения, что Кайзер нашел приют у Нибиша. Дом этого миллионера неприступен. Интересно, зачем понадобился Нибишу Кайзер? Конечно, не для того, чтобы использовать Кайзера против Фромма. У Нибиша и Фромма общие интересы, одна цель. И все же лучше было бы, если бы Кайзера удалось устранить.

Но сейчас, после похорон Брауна, поднявших волну негодования против врагов содружества наций, неудача с Кайзером не особенно досаждала.

Кажется, все готово к войне. Завтра — суд над Галактионовым. «И зачем эта игра в демократию! — подосадовал Фромм на порядки в Атлантии. — Но теперь недолго ждать. Как только объявят приговор — будет произведен испытательный взрыв на полигоне, подготовка там закончена. А затем это оружие обрушится на врага.

Новую бомбу сбросят ночью: удар в темноте усилит панику…

Фромм вызвал адъютанта.

— Все готово к панихиде по Брауну?

Адъютант доложил: все готово. Придет епископ, но сам он, по причине слабого здоровья, не сможет читать проповедь. Это сделает вместо него аббат Рабелиус.

Фромм подумал, что он поступил правильно, решив собрать всех генералов и офицеров не перед кремацией, а после похорон. Перед кремацией неизбежны слезливые слова прощания. Во время панихиды можно произнести совсем иного смысла речь. Он еще раз предупредил адъютанта: для генералов и офицеров — обязательна парадная форма. При желании они могут пригласить на панихиду своих жен.

— А невест? — спросил застенчиво адъютант: он сам имел невесту.

— Только невест, — погрозил пальцем Фромм. — Поймите мою мысль: я хочу, чтобы жены и невесты моих офицеров были подготовлены к возможному отъезду штаба, чтобы они не раскисли и не пали духом в случае несчастья, каковое может случиться во время войны с каждым из нас. Предупредите, чтобы не опаздывали…

Парадный зал, предназначенный для особо торжественных собраний, был приготовлен к панихиде. Сюда из кабинета Фромма перенесли знамена. В углу на столике — фотография Брауна в траурной рамке. Лампы в золоченых бра по стенам горели тускло, и внизу высокого зала стоял легкий полумрак.

Офицеры входили чинно, стараясь не стучать каблуками. Они, сбившись в кучки, разговаривали вполголоса. Дамы вели себя оживленнее. Они говорили про Юв Мэй, выражали сожаление, что так неожиданно и страшно рухнуло ее счастье, а в душе многие были довольны тем, что Мэй не суждено войти в офицерское общество. Но больше всего шло разговоров по поводу объявления, переданного по радио и телевидению: в одиннадцать часов телецентр сообщит что-то важное, сенсационное… «Неужели война! — беспокоила женщин мысль. — Однако почему телецентр, а не радио? К тому же, о таких вещах лучше всего известно штабу. А тут — вдруг панихида. Может быть, после нее Фромм и сообщит эту страшную новость?» Иные не верили в войну. «По телевидению передадут что-нибудь интересное, — говорили они. — Только бы не затянулась панихида». Впрочем здесь, в зале, стоял телевизор новейшей марки с огромным, в квадратный метр, экраном.

Приехали епископ, Рабелиус и с ними три монашко прислужницы. Епископ был бледен: в эти дни приходилось много работать. Не только личное приглашение главного маршала, но и важность события с далеко идущими последствиями убедили его в необходимости прибыть чд эту панихиду. Аббат кланялся во все стороны и особенно приветливо дамам.

51
{"b":"251561","o":1}