Лорел, убитая горем, смотрела вокруг себя словно сквозь туман. Первый шок от смерти Брендона несколько смягчился, и ему на смену пришло смирение. Она тихо плакала часами, охваченная болью и воспоминаниями, думая только о Брендоне. В течение нескольких лет весь ее мир вращался вокруг него. Даже два года в Бостоне, когда она считала его женихом Беки, она знала, по крайней мере, что он жив и она сможет увидеть его снова. В Мексике, когда его укусила змея, и он был так близок к смерти, она выходила его, вернула к жизни горячими молитвами и преданностью.

Но сейчас нет возможности возвратить его силой ее любви, и это было так мучительно больно, что казалось, она не вынесет и умрет. Каждое сладкое воспоминание, как пронизывающая стрела, заставляло еще больше кровоточить ее сердце.

Вспоминая ночь перед землетрясением, Лорел подумала, что отдала бы все, лишь бы ее не было, лишь бы вернуть те злые слова, о которых она сожалеет, и сделать все иначе. Если бы можно было повернуть стрелки часов назад, она бы выслушала его объяснения и извинения, поверила, что он ударил ее случайно, и простила его. Она бы позволила Брендону рассказать все о письме Мигуэля и о том, с какой целью он затеял свадьбу. Так теперь говорила она себе.

Забыв, что сама в ярости выгнала его, сердилась, почему он не был дома с ней, удивлялась, зачем он пошел к судье Генри и что делал в клубе.

Гнев и печаль смешивались в ее слезах. Чувство страшной потери не давало ей ясно мыслить. Несмотря на все, она продолжала любить его всем сердцем и душой, жаждала чуда, которое вернуло бы его. Она хотела умереть, так велико было ее отчаяние. Она лишилась мужа и, хотя по закону не была вдовой Брендона, оплакивала, как вдова, оставшегося без отца ребенка и себя. Она жила с ним, любила его, проводила восхитительные ночи в его объятиях, веря, что полностью принадлежит ему. Сейчас она возвращается домой, неся своего ребенка под тенью стыда. Хотя в глубине души Лорел не испытывала стыда, только печаль, любовь и светлую гордость, что носит их сына. Она будет лелеять его как единственное, что ей осталось от Брендона, и отдаст ему всю нерастраченную любовь, которая предназначалась и Брендону.

Весь этот бесконечный день и вечер Лорел ждала, медленно продвигаясь в очереди по направлению к входу в здание паромной станции. От тяжелой поездки через Сан-Франциско у нее болел каждый мускул, каждая косточка в теле. Лодыжка противно ныла всякий раз, как она наступала на ногу. Она провела день, попеременно стоя на одной ноге и сидя на сумке с вещами, и к концу дня здоровая нога отекла от чрезмерной нагрузки. От напряжения болела спина, а малыш, казалось, использовал живот как боксерский ринг. Но она старалась спокойно ждать, примирившись с мыслью, что ей надо вынести и вытерпеть все невзгоды. Лорел была благодарна доктору Дэвису, заставившему ее взять с собой немного еды.

В очереди стояли китайцы и итальянцы, богатые и бедные, мужчины и женщины, целые семьи и отдельные беженцы, дети всех возрастов. Различные говоры заполняли воздух разноголосицей звуков. Кто-то волочил дорожные сундуки, другие – ручной багаж. Некоторые не расставались с домашними зверюшками. И очень многие держали на руках маленьких детей и совсем младенцев.

Были и такие, у которых не было никаких вещей, кроме одежды на плечах. В толпе попадались мужчины во фраках и женщины в мехах и бриллиантах поверх грязных, изодранных вечерних платьев. Кому-то удалось умыться и переодеться в более подходящее платье, но были и грязные, а некоторые расхаживали босиком в одном ночном белье. В странном сборище общей была радость, что они остались живы.

Впереди Лорел шла женщина, умудрившаяся нести на себе две дорожные сумки и маленького ребенка. Очень измученная, по-видимому, тоже одна, она время от времени тяжело вздыхала и судорожно всхлипывала. Младенец, не переставая, плакал. Лорел предложила подержать ребенка, и молодые женщины разговорились.

Рассказ женщины, ее звали Роза Крайдер, в чем-то перекликался с печальной судьбой Лорел. Она приехала в Сан-Франциско три года назад вместе с мужем сразу после свадьбы. Муж был немного старше, у них появился сын. У мужа родственников не было. Отец и мать Розы погибли при пожаре, когда ей было семь лет. Она выросла в чикагском приюте. Муж сейчас погиб, и Роза решила вернуться в Чикаго, надеялась на помощь друзей. Они с сыном были одни в целом мире, бездомные, без денег, безо всего. Все, что ей удалось спасти от огня, уничтожившего их дом, было в этих двух сумках.

Женщина понравилась Лорел. У нее-то по крайней мере есть отец и тетя Марта, и возвращается она домой в Техас. С радостью разделив с Розой свой скудный завтрак, она помогала ухаживать за малышом, и вместе они ждали своей очереди на паром.

Было уже темно, когда им удалось войти внутрь станции. Втиснув мальчика между собой, они чутко дремали в шумном хаосе, стараясь не потерять из виду свои скудные пожитки и очередь.

Их внимание привлекла группа людей, что-то горячо обсуждавших. В одном из споривших Лорел узнала Энрико Карузо. Певец, очень возбужденный, почти в истерике, бурно жестикулировал, тыча рукой в сторону загружаемого парома. С того места, где сидела Лорел, из-за шума в зале ей не было слышно слов, но было ясно, что Карузо требовал посадить его на паром, тряся перед собеседником большой фотографией президента Тедда Рузвельта и попеременно указывая то на себя, то на портрет. Снова последовал короткий разговор, после чего Карузо и его компаньона посадили на борт парома раньше всех, что вызвало громкий ропот среди ожидавших очереди. Лорел так устала и упала духом, что ей было как-то все равно.

Ранним утром в пятницу Лорел и Роза вступили наконец на борт парома. Они стояли, держась за поручни, глядя на продолжавший гореть Сан-Франциско. Большая часть сердца и души Лорел оставалась там, вместе с пеплом ее любимого Брендона. Слезы текли по ее щекам, когда она внимательно и печально смотрела на город, посылая последнее прости всему, что там было, и двигаясь навстречу одинокой и печальной для нее и ее не родившегося еще ребенка жизни.

В Окленде царил почти такой же хаос, как и в Сан-Франциско Здесь было организовано несколько пунктов регистрации, и потерявшиеся во время катастрофы родственники и друзья могли попытаться найти друг друга. Беженцев вносили в списки и группами распределяли по различным центрам для пострадавших этого района. Части беженцев предложили остаться в Окленде до того времени, когда они смогут вернуться в Сан-Франциско и восстановить свои жилища и быт. Остальные могли приобрести железнодорожные билеты на поезда, идущие в разных направлениях. Всем предоставляли приют, пищу и, если требовалось, медицинскую помощь.

Тех, кто собирался уехать из Окленда, разместили в церкви около вокзала. Туда попали и Роза с Лорел вместе с еще несколькими беженцами. Здесь можно было подождать своего поезда. Лорел надеялась в этот же день уехать в Техас, но вскоре поняла, что это маловероятно.

Они умылись, поменяли одежду и получили еду в виде густого супа с хлебом, которую не смогли оценить по достоинству из-за страшной усталости. Одна из женщин-добровольцев предложила Розе помощь и, взяв у нее ребенка, дала ей спокойно поесть и отдохнуть, не волнуясь за капризного сына. Рухнув на койки в состоянии полного изнеможения, они радовались, что могут дать отдых хотя бы измученным телам, если не разбитым сердцам.

Лорел проснулась поздно. Больные мышцы и негнущиеся суставы запротестовали, когда она попыталась сесть прямо, с трудом сдерживаясь, чтобы не застонать от сильнейшей боли и душевного страдания. Убитая горем, она долгое время сидела, опустив голову и вцепившись дрожащими руками в спутанную копну волос, оцепенев от отчаяния. Жуткая реальность во всех своих страшных деталях предстала перед ней. Рыдания вырвались из ее горла. Потеря была невосполнимой, будущее без Брендона виделось мрачным и унылым. Слезы ручьем текли по бледным щекам, хрупкие плечи содрогались в безмолвных рыданиях. Ее вновь охватила глубокая печаль.