— Тогда сидите здесь и постепенно загнивайте. А мы все направимся к ангарам с шаттлами. Чтобы добраться до них, нам потребуется не больше трех дней.

— А почему вы так уверены, что шаттлы будут там? — не отставал Очакас. — А если нет? У вас есть альтернативный план? И как вы намерены поступить в том случае, если шаттлов не хватит на всех? Кто улетит? Кто останется? Ведь второго рейса не будет?

И, кстати, Форос, кто поведет шаттлы? Вы лично пилот? Здесь вообще есть пилоты? А вы знаете, какой системой защиты они пользуются? Вы думали об этом?

Форос снова закипел от злости, но сдержался.

— Вы сдаетесь, еще не начав боя! — закричал он. — Вы трус!

— Нет, это не трусость, — возразил Очакас. — Это военное планирование. Умный командир не начинает кампанию, не приняв во внимание всех возможных обстоятельств, и, откровенно говоря, у вас нет ответов на те вопросы, которые я задал. Несомненно, определенный риск всегда неизбежен, но то, что вы задумали, это абсолютное безумие! Необходимо найти другой вариант.

— У нас есть только один «другой вариант», — сказал Форос, — это гнить здесь до тех пор, пока мазуки не загонят всех в свои корабли и не отправят в Бакалский Пояс! Я не собираюсь мириться с этим, генерал! Рабство — не для меня! Я и так провел здесь слишком много времени, благодаря таким, как вы! Без риска во вселенной ничего не достигнешь!

— Но риск должен быть просчитан.

— Вы просто трус, генерал, — фыркнул Форос.

— Может быть… А вы просто идиот.

Форос напрягся, глаза его гневно блеснули, и Очакас заметил, что его люди приготовились к стычке.

— Думаю, люди сами это решат, — спокойно произнес генерал. — В конце концов, вы намерены рисковать их жизнями.

— Что ж, справедливо, — согласился Форос и обвел толпу взглядом. — Итак, что вы решили? Согласны ли вы сидеть здесь и постепенно подыхать вместе с этим трусом-генералом, или у вас хватит решимости рискнуть ради свободы?

Очакас тоже повернулся к толпе. Большинство лиц выражало сомнение. Нерешительность. Страх. Но никто ничего не сказал.

Некоторое время Форос выжидающе смотрел в толпу, затем отчаянно поднял руки.

— Вы все трусы! Вы все подохнете здесь!

Тяжелый грохот шагов над головой и крики мазуков заставили Очакаса проснуться. Он сел, открыл глаза и тут же прикрыл лицо ладонью от луча прожектора, освещающего всю пещеру.

Двое из его подчиненных уже были на ногах.

— В чем дело? — спросил Очакас.

Никто не успел ответить: две короткие очереди, крик, еще одна очередь, заставившая людей упасть на пол. Генерал сделал то же самое. Стреляли в дальнем углу пещеры. Подняв голову, Очакас увидел трех часовых с оружием наготове, стоящих у трапа. Еще двое или трое мазуков находились внизу около клетки и о чем-то переговаривались со своими товарищами.

По всему блоку разносился запах горелой плоти, от которого Очакас чуть было не задохнулся. Он огляделся по сторонам.

Все пленники сбились в кучки по углам своих клеток, там, где они совсем недавно пытались уснуть. Все смотрели в дальний угол пещеры.

Мазукам понадобился почти час, чтобы завершить поиски. Наконец один из них что-то прорычал, обращаясь к оператору на вышке, и махнул рукой. Прожектор погас, и на несколько секунд пещера погрузилась в темноту.

Подождав, пока глаза привыкнут к мраку, Очакас ухватился за решетку и, подтянувшись, встал на ноги. Через минуту возвратились двое посланных в разведку.

— Что случилось? — спросил генерал.

— Попытка бегства, — ответил сержант Традок.

— Форос?

Традок кивнул.

— Скорее всего, сэр. Я видел его с тремя или четырьмя другими сразу после последней разгрузки. Похоже, они о чем-то договаривались. Двое совсем еще ребята.

— И?..

— Они пролезли под ограждением, сэр, — сказал лейтенант Сиадор, — через дыру возле уборной.

Когда-то в дальнем углу стояли туалетные кабинки, но их сломали еще до того, как Очакас попал сюда, возможно, во время бунта, когда отключилось силовое поле. Сейчас там стояла лужа мочи.

В этом месте пол пещеры имел небольшой наклон, благодаря чему лужа стекала под ограждение. Именно здесь в проволочной сетке осталась дыра, через которую мог проползти человек, если, конечно, его не остановили бы три-четыре метра отходов человеческой жизнедеятельности.

Очевидно, отчаяние оказалось сильнее отвращения.

— Сколько погибших? — спросил Очакас.

— Двое, сэр, — ответил Традок. — Ребята из колледжа. Вроде бы один из них застрял, а второй, который уже вылез, пытался его вытащить. Тут-то мазуки их и накрыли. Тела еще там.

— Мы их вытянули из-под ограждения, сэр, — добавил Сиадор. Вид у него был жутковатый: обувь заляпана фекалиями, брюки забрызганы, от лейтенанта отвратительно пахло…

Очакас поморщился.

— А что с Форосом?

— Ничего неизвестно, сэр.

Он покачал головой.

— Вот уж идиот!

— Это совершенно неприемлемо, адмирал Середж! — Они шли по коридору, и министр Борит бросал на Лухана сердитые взгляды через плечо. — «Планетарный охват!» Вот это да! Скажите уж прямо: мертвая хватка. — Он покачал головой. — У нас осталось три недели, и чем ближе к началу операции, тем больше мне все это не нравится, особенно, учитывая то, что на ваших брифингах мы не узнаем ничего нового. Не думаю, адмирал, что ваши люди обо всем нам сообщают. Полагаю, они многое утаивают. Я бы скорее доверил свою жизнь тому сброду на улицах, громко выкрикивающему проклятия в наш адрес, чем отдал судьбу моей родины вам и таким, как вы, поджигателям войны!

«Нескончаемый поток протестов, изливаемый министром Боритом, мог бы вывести из терпения даже святого», — подумал Лухан, но все же постарался не повышать голоса:

— Возможно, министр, мне следует напомнить вам, что это ВЫ обратились за помощью к Объединенным Мирам, проявив, на мой взгляд, изрядную дерзость. Думаю, будет справедливо заметить, что я доверяю скрытым мотивам вашего правительства не больше, чем вы моим.

— Моего правительства?! — Борит всплеснул руками. — Адмирал, моим правительством движет только один мотив: не дать Исселу превратиться в невольничий рынок для мазуков!

— Вы уверены в этом, министр? — Лухан постарался, чтобы голос его прозвучал жестче. — Если вы действительно думаете, что это единственная причина, по которой премьер-министр Ремарк послал вас сюда, то вы знаете его не так хорошо, как я.

Борит резко остановился, повернулся и уставился на Середжа. За несколько секунд лицо его отразило целый спектр эмоций: шок… паника… негодование.

— Ну, это уж слишком, адмирал! — проговорил он наконец.

«Но ведь отрицать-то не стал», — подумал Лухан. Выдвинутое им обвинение было ничем иным, как выстрелом наугад, и основывалось на истории и неких неясных подозрениях, которые только что подтвердила реакция министра.

Адмирал спокойно встретил взгляд исселианца, и тот после секундной паузы отвел глаза, повернулся и зашагал по коридору.

Рам Говисс остановился у входа в «Погребок Радости» в самом центре Рамискаль-Сити и огляделся. В этот час здесь находились лишь несколько постоянных посетителей, так что можно было сесть почти за любой столик, не опасаясь, что тебя потревожат. Но все же он прошел через зал к дальнему столику, опустился на стул и, прислонившись спиной к стене, принялся наблюдать за клиентами, оставаясь незамеченным.

Столик был похож на гриб с круглой плоской шляпкой и толстой ножкой. Рам вытащил из кармана пиджака карточку и опустил ее в слот у края стола. Тотчас загорелся перечень напитков, но он даже не взглянул на него, а просто нажал третью кнопку снизу. На дисплее вспыхнуло «спасибо» и чуть ниже сумма, снятая с его банковского счета.

В ожидании заказа Рам еще раз обвел взглядом зал. Кто-то включил головизор над баром: показывали уличные демонстрации. Недовольно поморщившись, Рам наклонился вперед и нажал другую кнопку.