Айерс по-отечески улыбнулся, однако я чувствовала растущее нетерпение. Он хотел быстрее разделаться с проблемой. Вытер лоб тыльной стороной ладони, размазав макияж.

— Вы сама хозяйка своей судьбы, — отметил Грегори, глядя на мой рюкзак, словно вспоминая о моей жадности в тот день, когда я потерла ему руку на счастье.

«Неужели я из тех, кто берет взятки?» — заговорила во мне совесть. Совесть девушки, выросшей в порядочной семье Вустера и неизменно посещавшей мессу по воскресеньям.

Я вспомнила, каким Леонард был тем вечером в баре. Леонард, жаждущий славы и высоких рейтингов. Несмотря на все это, он оказался неподкупным. Он победил демона. «Пристрастие к азартным играм меняет людей, — говорил он со знанием дела, которое мне тогда не было понятно. — Люди навлекают на себя несчастье».

Сказано обо мне. Оказавшись по уши в долгах, я так низко пала, что раздумываю, брать ли взятку.

Леонард умер из-за этого подонка в гриме, презренного, продажного старика, который улыбается в камеру и обманывает каждого болвана в штате. Мне вдруг страшно захотелось разорвать билет и бросить его Айерсу в лицо. Однако с новой волной возбуждения я поняла истинную цену лотерейного билета. Это же доказательство того, что он пытался дать мне взятку, замести следы и заполучить кассету, которую Леонард бросил мне в ящик перед смертью. Я уже представляла себе иллюстрацию на первой странице «Кроникл»: увеличенный в размере лотерейный билет с баснословным выигрышем.

Вместо того чтобы достать из кармана кассету, я начала рыться в рюкзаке; пальцы цеплялись за бумаги и ручки, пыль и песок застревали под ногтями. На самом дне я нашла недавно вынутую из магнитофона кассету с записью интервью Надин Мазурски, взятого две недели назад.

И отдала ее Айерсу: подарок от одного мошенника другому.

Я старалась выходить из пивной не спеша, как женщина, заключившая мир путем компромисса. Однако я знала: как только Айерс услышит мой голос на пленке, как только раздастся первый вопрос к Надин, он мгновенно все поймет. На тротуаре я бросила взгляд на черный «кадиллак», по-прежнему припаркованный на Юнион-стрит.

Ускорив шаг, я направилась к редакции, моля Бога, чтобы Айерс не сразу нашел магнитофон. На Фаунтин-стрит пришлось остановиться: по ней непрерывным потоком неслись машины туристов. Отсюда мне было видно, что у дверей «Кроникл» нет журналистов, которые обычно выходят покурить, и тут я поняла: сегодня суббота, и центральный вход будет заперт. Надо обежать здание вокруг — до служебных ворот на Сабин-стрит и найти в рюкзаке электронную карточку-ключ.

Машины пролетали по Фаунтин-стрит с такой скоростью, что в воздухе стояли клубы пыли. Скоро загорится красный, и они остановятся. Оглянувшись, я увидела, как открылась дверь «Мерфи» и Грегори Айерс быстро зашагал через улицу к «кадиллаку». Опустилось окошко, он передал что-то водителю и навис над автомобилем.

До меня вдруг дошел весь ужас содеянного. Айерс уже уничтожил Барри и Леонарда; какой шанс, что я останусь в живых? Сделав шаг с обочины на проезжую часть, я была готова пуститься бегом, но машины продолжали лететь по Фаунтин-стрит на желтый свет. Снова посмотрела назад. Айерс по-прежнему стоял над «кадиллаком», вдруг отступил и сердито замахал руками, указывая в моем направлении.

Из автомобиля вышел водитель — высокий широкоплечий мужчина в куртке цвета хаки, который тотчас метнулся за мной. Загорелся красный, однако, даже перебежав улицу, я не успею добраться до служебного входа в редакцию, отыскать ключ и отпереть дверь.

Оглядевшись вокруг, я заметила полицейскую машину перед Юнион-стейшн, у светофора. Зажав рюкзак под мышкой, помчалась вниз по Фаунтин-стрит и через Дорранс. На другой стороне улицы пришлось притормозить: тротуар был полон пешеходов, направлявшихся на «Уотер-Файр», — этакая пробка из неспешных туристов-зевак. К тому времени как я добралась до Юнион-стейшн, включился зеленый, и полицейская машина удалилась от меня на двадцать метров.

Мужчина в куртке цвета хаки пересекал Дорранс-стрит. Все вокруг мелькало яркими красками. Нервные импульсы заменили мысли. Ногами командовал адреналин. Я неслась к парку Уотер-Плейс. Там должна быть уйма полицейских. Там я найду помощь и защиту.

По другую сторону подземного перехода, у Стены надежды, вдоль реки пролегали пешие дорожки. Повернешь налево — уткнешься в непробиваемую толпу у бассейна, ожидающую, когда процессия из лодок зажжет огни. Я выбрала правый берег, ведущий в Ист-Сайд.

Начинало смеркаться, а людей становилось все больше, и без того узкая дорожка стала совсем непроходимой. Я тревожно оглянулась. Преследователь вынырнул из тоннеля и окинул взглядом толпу. Тотчас заметил меня. На мне же ярко-желтая куртка для бега, чтобы машины видели издалека. Надо ее снять.

Справа дорогу блокировала группа подростков. Слева на меня двигалась молодая мама с двойной коляской, создавая пробку.

— Пропустите! — крикнула я юнцам. Те недовольно повернули головы, но не двинулись с места. — Пожалуйста, это очень важно. Пропустите! — снова завопила я.

Я никак не могла снять куртку. Мужчина приближался, и я уже видела черты его лица. Даже на расстоянии я узнала его: широкие плечи, набухшее от ячменя веко. Именно он был в тот вечер в магазине Барри в молочном отделе. В длинной куртке с капюшоном.

Черт! Я протиснулась мимо подростков, чуть не сбив одного с ног. Волна страха прокатилась от сердца к пяткам. Сзади раздалась ругань, но я не останавливалась. Куртка цвета хаки. Эта куртка убьет меня! По парку разливалась симфония Бетховена. Я пыталась побороть страх, прогнать кошмар, поджидающий меня в засаде.

С каждым шагом я все болезненнее ощущала, как металлическая коробочка с кассетой впивается мне в бедро, напоминая, что поставлено на карту. Пленка — моя единственная защита. Человек в куртке цвета хаки не убьет меня, пока не получит кассету.

Бежать по булыжникам очень сложно. Лишь бы не упасть. По другую сторону пешеходного моста должна быть лестница или пологий подъем на Мемориал-бульвар. Если свернуть с дорожки незамеченной, преследователь может застрять в толпе и уйти вперед до Стипл-стрит, в направлении к Ист-Сайду.

Под пешеходным мостом была бы кромешная темень, если бы не тусклый свет от фонаря, подвешенного прямо над водой. Я бросила куртку в реку, и ее унесло течением. Сильный запах мочи смешивался с хвойным дымом костров на плоских чашах. Я кашлянула, нога подвернулась на скользком булыжнике, и я упала.

Интуитивно успела выставить вперед руки и перекатилась на дорожку в сторону моста. Содрала кожу на локтях, лодыжку пронзила острая боль. Толпа сочувственно обступила меня. Поднимаясь на колени, я заметила какие-то заросли вдоль реки, в зоне досягаемости. Быстро вытащив из кармана металлическую коробку, швырнула ее в листья.

Поднялась на ноги, с содроганием сделала пару шагов. Справа были ступени на Мемориал-бульвар. Я зашагала по ним, ощущая, как боль поднимается от лодыжки вверх по ноге. Высокий человек нагонял меня, но я не могла передвигаться быстрее.

— Вам нужна помощь? — спросила женщина за сорок, которая стояла в компании с пятью дамами в нарядных платьях, на высоких каблуках и при полном макияже.

— Да, мне нужна помощь! — Я махнула рукой. — Меня преследует вон тот человек.

Сгорбившись, я с трудом шагала вверх, как бегун, пересекший финишную линию. Женщины перестроились на своих высоких каблуках в кучу, чтобы блокировать выход. И вскоре я уже хромала по Мемориал-бульвару в поисках полицейских или патрульной машины.

Добравшись до Юнион-стейшн, я остановилась, чтобы перевести дыхание, обернулась и огляделась. У машины стояли двое парней. Ко мне приближались женщина с ребенком и мужчина с малышом на шее. Человека в куртке цвета хаки не видно.

Я юркнула за дом и прислонилась к стене, тяжело дыша. Неужели те дамочки не пропустили его на выходе? Или преследователь не заметил ступеней и продолжил бежать вдоль реки? Надо убираться отсюда, пока он не сообразил, где ошибся.