Он не раз поглядывал в мою сторону, когда я проходила по редакции. Кэролайн как-то упомянула, что некогда он был уважаемым криминальным журналистом. Вспомнила, его фамилия Ди Мартино. Его брат до сих пор работает сержантом полиции Провиденса.

Я размешала сливки в большой чашке кофе и подумала, какое у него может быть имя. Энтони? Джозеф? Доминик? Ди Мартино сидел за красным столиком у окна, демонстративно погрузившись в чтение, чтобы никто не решился подойти и завести беседу.

Я припомнила, что его имя плохо сочеталось с фамилией. Как-то они не вязались вместе. Откуда-то из глубин мозга всплыла мысль, что это было модное имя: так называют мальчиков в новом тысячелетии. Джастин? Джош? Джеред? Эван. Точно, Эван Ди Мартино.

Кэролайн говорила, его сняли с должности, чтобы освободить место для молодого журналиста, который вскоре ушел в «Лос-Анджелес таймс». Возможно, теперь Ди Мартино подсознательно плохо относится ко всем новичкам. Я решила рискнуть, купила второй кофе и направилась к его столику с двумя чашками.

— Эван? — Он так вздрогнул, что я тотчас принялась извиняться: — Извините за беспокойство, я…

Следовало предложить ему кофе, однако я забыла о вежливости и по-прежнему сжимала чашки.

— Мне вот любопытно… Я хотела бы поговорить с вами.

Ди Мартино демонстративно взглянул на часы.

— Если вы никуда не спешите.

Он окинул меня взглядом и, как ни странно, узнал.

— Вы новая журналистка из Бостона? Та самая, что находилась в магазине во время убийства?

Я кивнула и предложила ему кофе.

— Хотела задать вам пару вопросов. Я не имею контактов в полиции Провиденса, и мне нужна ваша помощь.

Мой умоляющий тон смягчил его, и недоброжелательность растаяла, сменившись любопытством.

Не дожидаясь приглашения, я села за стол.

— Мазурски был заядлым картежником и задолжал кредиторам. Существует версия, будто мэр пытается скрыть эту информацию до окончания референдума по азартным играм. И он отдал распоряжение департаменту полиции притормозить расследование. Как вы считаете, обладает ли мэр достаточным влиянием на начальника полиции, чтобы провернуть такое? — спросила я.

— Откуда у вас эта информация?

— Из конфиденциального источника.

— От полицейского?

Я покачала головой.

Ди Мартино осмотрел пончик так внимательно, будто только что поднял его с пола.

— Тогда это чисто умозрительное построение. Расследование убийства может протекать медленно по разным причинам.

Я разочарованно кивнула.

— Но из этого не следует, что мэр не обладает влиянием. — Он смахнул сахар с пончика прямо себе на колени. — Согласился бы начальник полиции притормозить работу детектива до голосования? Бог его знает. До референдума полторы недели. Это нельзя даже назвать коррупцией.

Затем он перевел взгляд на нечто за моей спиной. Я повернулась и увидела, что в кафетерий вошли трое молодых мужчин — журналисты из следственной команды. У двоих были толстые стопки бумаг, у третьего — ноутбук.

Должно быть, я смотрела на них слишком долго, и Эван обо всем догадался.

— Хотите занять место Сьюзен? — спросил он.

Я пожала плечами, делая вид, будто не так уж в этом и заинтересована, но Ди Мартино не купился.

— Еще бы. Думаете, дело о Мазурски пробьет вам туда дорогу? И вы попадете в сливки общества?

— Да, я надеюсь получить преимущество, — призналась я. — Однако я недавно в Провиденсе и не имею связей в полиции.

Трое журналистов прошли мимо нас к дальнему столику, никого не замечая вокруг. Их голоса доносились даже оттуда — громкие и самодовольные. Это напомнило мне школьный кафетерий.

— Им нужен кто-нибудь совершеннолетний, с водительскими правами, — сказал Эван, нагнувшись вперед. — Иначе придется подключать к перемещению по городу родителей.

Я усмехнулась, соглашаясь с его словами, и Ди Мартино впервые улыбнулся в ответ.

Официантка вышла из-за стойки и стерла с доски вчерашнее меню. Мел заскрипел, когда она начала выводить список супов: Г-Р-И-Б-Н-О-Й.

Эван сморщился:

— Ненавижу грибы. Вы когда-нибудь видели, откуда они растут?

— Не доводилось.

— Обычно из кучи дерьма.

Моему собеседнику вдруг стало не по себе. Видимо, он живо представил, как грибы поднимаются из навоза. Затем внимание его вновь переключилось на меня.

— Так кто ведет расследование?

Я рассказала о патрульном, который первым приехал в магазин Мазурски, и о сержанте Холсторме. Затем добавила, что на следующий день пришел майор Эррико.

— Эррико? В субботу? — удивился Эван, и привычное выражение усталости сошло с его лица. — Вы уверены?

Я описала, как он выглядел, и напряжение Холсторма при его появлении. Эван задумчиво кивнул.

— Он что-нибудь сказал?

Я покачала головой.

— У него под мышкой было много документов. И ему явно не хотелось, чтобы я разглядела, что в них написано. Сбоку стоял какой-то шифр.

— Что за шифр?

— Кажется, две заглавные буквы.

— ОП. — Не вопрос — утверждение.

— Да, именно так.

Эван оглянулся через плечо на журналистов из следственной команды и снизил голос до скрипучего шепота:

— Организованная преступность. Обычно эти документы хранятся под замком в кабинете Эррико. Он занимается делами такого масштаба. Знает, кто есть кто. Если надо, может снять трубку и позвонить главе мафии.

Скрежет мела закончился. Эван повернулся, желая убедиться, что нас никто не слышит. Подождал, пока официантка уйдет за прилавок, наблюдая за ней, будто за шпионкой. Затем продолжил:

— Эррико не стал бы являться в субботу из-за какого-то там ограбления продуктового магазина. Его не интересуют дела, не связанные с организованной преступностью.

Я не ожидала встретить Дрю Мазурски на следующий же день. Встав рано, я совершила пробежку и зашла купить кофе в «Старбакс» напротив дома. На мне были бесформенная серая куртка и мешковатые джинсы, которые я нашла среди старого белья, и кроссовки без шнурков. Стоя в неимоверно медленной очереди, я убивала время, обозревая вид из окна, выходившего на Энджел-стрит. И тут увидела, как через улицу открылась дверь магазина Мазурски и из нее вышла женщина с пластиковым пакетом.

Забыв о кофе, я поспешила прямиком туда. Из магазина вышли еще два покупателя. Значит, он наконец-то открылся. Я перешла улицу и вгляделась внутрь сквозь стекло. За кассой стоял Дрю Мазурски.

Его просьба не писать никаких статей казалась теперь смешной. Преданный сын, потребовавший от меня осмотрительности, совсем недавно названивал на радиопередачу чуть ли не каждый вечер и рассказывал об отцовских грехах. Если я с такой легкостью узнала его голос, то и другие наверняка догадались. Мать. Сестра. Тетушка. И я должна чувствовать себя виноватой?

По субботам помимо пончиков в магазине продавались клецки. Огромные куски жареного теста доставлялись прямо из пекарни. Люди стекались со всей округи купить их горячими. Даже стоя на улице, я чувствовала запах растительного масла.

С моего места была видна та часть пола, которую залило кровью. Деревянное покрытие вычистили и отполировали, опрокинутый стеллаж с журналами поставили обратно. Я закрыла глаза и представила, как сочится кровь из дырки во лбу Барри. Вдруг подступила тошнота.

Я пробежалась пальцами по растрепанным волосам. Зачем заходить в магазин? Я отнюдь не готова допрашивать Дрю Мазурски. И плана у меня никакого нет. Лучше пойти домой, принять душ, подумать, что говорить, тогда и вернуться.

Распахнулась стеклянная дверь. Мужчина с подносом, на котором стояли три чашки кофе, поддержал дверь ногой, чтобы я могла пройти. В кассу выстроилась очередь: в крайнем случае будет за кого спрятаться, и Дрю меня не заметит. Если не войти сейчас, потом не хватит мужества.

Я нырнула в магазин и направилась к кондитерскому отделу, где стоял автомат с кофе. «В переполненном людьми магазине бояться нечего», — убеждала я себя. Если где-то в мире и должно свершиться убийство, то уж точно не здесь.