— Вы, случайно, не знаете, когда придет Дрю?

Она отдышалась и затем вскинула руки вверх, изображая тем самым: «Кто его знает?»

— Но он же должен сегодня быть, верно?

— Если его не продержат весь день. — Я озадаченно на нее посмотрела. — Бедная семья! Когда же это все закончится?

— Что-то случилось с госпожой Мазурски? — спросила я. — Надеюсь, не сердечный приступ?

— Нет. Каково же ей сейчас! Мужа убили средь бела дня, то есть не бела дня, но прямо здесь, в собственном магазине, — поправилась она. — Застрелили. И что делает полиция? Обыскивает дом жертвы. Представляете? На прошлой неделе обыскали дом бедной Надин, сегодня утром она позвонила такая опечаленная. А теперь роются в квартире сына. Вот это наглость.

Я покачала головой.

Это не наглость полиции, а дерзость Мэтта Кавано, который перехитрил меня, оставил спать у себя дома, а сам ищет кассету, которая так мне нужна.

Я понимала, что у Мэтта такая работа, и все же пришла в ярость. И это после вчерашнего! Нет уж, больше к нему ни ногой, хотя мне нужно в душ.

Я открыла входную дверь своего дома и прислушалась к звукам на лестнице. Яркий свет солнечного ноябрьского дня придавал храбрости. Казалось, если простоять здесь достаточно долго, убедиться, что поблизости никто не шаркает и не переминается с ноги на ногу, не ходит по коридору, то я смогу подняться наверх, запереть за собой дверь и почувствовать себя в безопасности.

За несколько дней почтовый ящик переполнился. Я не могла расплатиться по всем этим счетам — погасить растущий долг, — а потому решила не вынимать их из ящика. Поднявшись в квартиру, я тщательно проверила каждый угол, заперла дверь на три замка и пошла в душ. Под горячей водой я почти забылась, но мысли мои все же вернулись к «Кроникл»: смогу ли я убедить редакторов в существовании аудиокассеты?

Я вышла из душа в теплую лужу, натекшую на пол. Дороти на свой страх и риск позволила мне написать статью о пристрастии Барри к азартным играм, и чем это закончилось? Без пленки никто не поверит, что Леонарда убили.

Я стояла в ванной, уже вытертая, и прислушивалась к звукам снаружи. Приоткрыв дверь, не заметила никаких следов присутствия постороннего. Сделала широкий шаг, чтобы посмотреть на входную дверь. Кроссовки для бега лежали там, где я их и оставила, — на кофейном столике. Прихватив их, я пробежала в спальню и прикрыла за собой дверь, чтобы переодеться.

С рекордной скоростью натянула водолазку и джинсы. Зашнуровав кроссовки, слегка расслабилась. Приготовила на скорую руку томатный суп и проглотила его вместе с сыром. Позвонила мама, я отвечала ей спокойно, собранно, словно в обычный выходной, и терпеливо выслушала об изменении свадебных планов кузины Сьюзен. Было почти три часа, когда позвонил Мэтт. Я не стала брать трубку. После гудка автоответчика он извинился за то, что задержался в офисе и не смог позвонить раньше. «Не уходи на работу, пока мы не поговорим, — сказал Мэтт. — Мне очень нужно тебя видеть».

Чтобы позлорадствовать? Проследить, как бы я не написала в завтрашний номер о его обыске? Я схватила желтую куртку для бега, решив слинять из квартиры, пока Мэтт не нанес мне личный визит.

Проходя по коридору, я снова обратила внимание на набитый почтовый ящик. Он так ломился от писем, что почтальон запросто мог отказаться меня обслуживать.

Я остановилась и с трудом вытащила все конверты, стараясь ничего не порвать. Как и следовало ожидать, это были счета: четыре от компаний по кредитным карточкам, одна с квитанцией за телефон с красной полосой предупреждения и письмо, подписанное вручную, — несомненно, от Хэла, владельца дома.

Если бы я выиграла десять тысяч долларов, все проблемы решились бы влет. Однако самый счастливый билет в моей жизни оказался фальшивкой. Не желая думать об удаче и о финансах, я засунула почту под мышку и направилась к машине.

Бросила стопку на пассажирское сиденье. Несколько конвертов упали на пол, обнажив самый толстый, с надписью, сделанной от руки. Знакомый почерк. И вовсе не Хэла.

Я заперла дверцы «хонды» и вскрыла конверт.

Внутри, завернутая в пузырчатую упаковку, лежала микрокассета.

Я проверила, на месте ли мой магнитофончик, и быстро отъехала от дома, чтобы Мэтт не заметил мою машину с Элмгроув.

На перекрестке зажегся красный, я взяла кассету, потыркала ее не той стороной и наконец-то вставила. Салон наполнил голос Барри, живой до мурашек по коже, будто он сидел на пассажирском кресле собственной персоной.

«Боже, это слишком много», — потрясенно произнес он.

У меня сжалось сердце, перед глазами все поплыло. Дорога словно растворилась. Сзади послышался гудок, и я выключила магнитофон, выронила его на колени. Я разобьюсь, если буду слушать запись на ходу.

Автомобиль просигналил второй раз, и я тронулась с места, осторожно следуя по Энджел-стрит. Как бы кого не задеть. Я вся кипела, стараясь не взорваться. Надо приехать в центр города, припарковаться в безопасном месте, где можно спокойно прослушать запись, перемотать обратно и прослушать снова.

Перед офисом «Кроникл» нет площадки для парковки. Я объехала здание трижды в поиске свободного места, с каждым разом сердце стучало все сильнее и отчаяннее. Сегодня же суббота, Христа ради, и негде приткнуться носом. Тут я заметила, как много на тротуарах людей, и вспомнила, что скоро «Уотер-Файр». Туристы уже стекаются к вечернему мероприятию.

Мне было не до праздника. Я думала лишь о пленке. Развернувшись, я направилась прочь от реки и туристов в часть города, именуемую деловой. Она находилась всего в пяти-шести кварталах от водного парка, а казалось, будто на другой планете. В старом коммерческом районе до сих пор шла реконструкция. В заброшенных магазинах, отчасти отремонтированных, открылось множество грязных ночных клубов и агентств социальных услуг. В этот час улицы будут пусты.

На Вестминстер-стрит было свободно, и я припарковалась у отеля «Лупос хартбрейк», вмещавшего ночной клуб, который бездействовал в дневное время. Я заперла дверцы машины, схватила магнитофон и перемотала пленку, чтобы прослушать ее с самого начала.

«Боже, это слишком много», — сказал Барри.

На этот раз я не онемела, не испугалась. Прибавила звук и закрыла глаза.

«У тебя снизились продажи?» — с искренней озабоченностью поинтересовался низкий мужской голос.

«Нет, просто… ты же знаешь… ну, может, совсем чуть-чуть», — ответил Барри.

Повисла долгая тишина.

«Пятидесятидолларовые выигрыши в той же коробке?» — спросил Барри. Послышалось трение карточек.

«Да», — подтвердил тот же мужской голос.

«Ты уверен, что их проверили?»

«У нас вышел прокол с печатью. Не беспокойся. Мы выкинули всю пачку. Проблема улажена», — уверил бас с неким раздражением.

Барри скептически ухмыльнулся. Раздался гудок, и я догадалась, что они едут куда-то в машине. Затем стало тихо, будто автомобиль попал в гараж. Послышался шум механизма, а затем некий предмет с хлопком приземлился на приборную панель.

«Вот еще одна партия», — сказал мужчина.

Я не знала, кто сидит за рулем, но представила, как Барри паркует машину. Мотор заглох. Раздался резкий недовольный шепот: «На этом еще можно сделать много денег. А ты испугался?»

«Я не испугался, — прошептал в ответ Барри. — Просто хочу увериться, что проколов больше не будет».

Последовал щелчок, и запись оборвалась. Я восхищалась Мазурски. Не тем, что он влип в грязную историю, а его актерским мастерством. Если он делал эту запись, значит, уже сговорился с Мэттом и пытался раздобыть доказательства для генеральной прокуратуры. Тем не менее он говорил, как мошенник, а не предатель.

Еще один щелчок, и уже другой голос поблагодарил Барри. Через минуту на панель управления посыпались монеты. Мотор заревел, вокруг ехали машины.