Для следующего воскресного выпуска редактор попросил меня развить теорию о том, что Айерс прибегнул к фальшивкам с целью вернуть украденные деньги до референдума. Мне предстояло восстановить развитие событий и изобразить моральное падение успешного человека, влекущее за собой отчаяние.

Дороти пододвинула ко мне бухгалтерский отчет.

— Федеральные прокуроры назначили на четыре пресс-конференцию. Думаю, собираются огласить дополнительные обвинения в адрес Айерса.

Никто не стал упоминать, что освещение пресс-конференции, назначенной на четыре часа, повлечет за собой задержку на работе до девяти вечера, хотя само понимание этого факта повисло в воздухе. Дороти знала: я пришла в редакцию в семь утра, но жаловаться не стану. Все-таки я на испытательном сроке, претендую на место в следственной команде, к тому же надо выплачивать горы долгов, и как тут без сверхурочных.

— Тогда тебе придется написать двадцать пять дюймов текста до завтра, — сказала она. — И аналитическую статью к воскресенью.

Джонатан, будучи, по слухам, совладельцем лыжного курорта в Нью-Хэмпшире, уже собирал вещи, поглядывая на дверь. Передо мной на секунду возник образ лотерейного билета с выигрышем в двести пятьдесят тысяч долларов. Умопомрачительная сумма. Квартира в Бэк-Бэй. По вечерам — эссе для души.

Дороти смотрела на меня с извиняющимся видом.

— Аналитическая статья может подождать до понедельника, если ты хочешь…

Всю предыдущую неделю я вынуждена была отдыхать и бездельничать. И сейчас у меня других планов не имелось. Вот оно, бодрое начало, моя эмоциональная свобода. Дороти ждала ответа.

— Не беспокойся. Я справлюсь.

Было около десяти вечера, и я стояла в магазине Мазурски с салатом в одной руке и пакетом молока в другой. Уставшая от трудного дня, но довольная. С голени сняли швы, однако из-за растяжения лодыжки запретили бегать еще неделю. Поэтому я тратила всю энергию на работу и по-прежнему сомневалась, что смогу заснуть ночью.

— В твоей воскресной статье есть неточности, — вдруг раздался громкий голос Мэтта Кавано.

Я закрыла дверцу холодильника с молочными продуктами и повернулась.

Он стоял с дипломатом в руке в конце ряда. В тот день пошел первый снег, и снежинки таяли на его волосах и пальто из верблюжьей шерсти. Из-под расстегнутого пальто выглядывал галстук, значит, Мэтт возвращался из офиса.

— Ты не проверила цитату.

Меня охватила тревога. Две недели я потратила на исследование и тщательно перенесла из блокнота слова каждого, в особенности интервью с Мэттом. Я трижды проверила каждый факт, каждую фразу.

— Неужели? Что же там не так?

— Я не одобряю, когда лотерейные билеты бросают прямо под ноги, — сказал он, приближаясь. — Так весь город можно замусорить.

На лице появилась саркастическая улыбка, в темных глазах сверкнуло озорство. Вместе с облегчением я поняла, насколько мне важна положительная оценка Мэтта, не меньше, чем Натана или Дороти. Он должен видеть, что я способна написать все правильно.

Принимая шутливый спор, я достала из рюкзака диктофон.

— Все записано на пленку. Если хочешь, послушаем.

— Прямо здесь? — Мэтт оглядел пустой магазин так, словно вокруг были люди, которые могли нас услышать.

— Я убавлю звук.

Он протянул руку, будто за диктофоном, но вместо этого забрал салат. Поморщился, глядя на пластиковую коробку, и спросил:

— Ты каждый вечер ешь эту зелень?

— Почти.

Мэтт покачал головой, дивясь моим гастрономическим пристрастиям.

— Может, послушаем пленку за ужином? — предложил он и добавил, чтобы я все правильно поняла: — За настоящим ужином.

— Прямо сейчас?

— Судя по всему, у тебя нет других планов.

Он широко улыбался. Я могла бы обидеться, если бы не горькая правда замечания. Или если бы он не был со мной в одной лодке. Только что с работы. Один в пятницу вечером. Я беспечно пожала плечами с довольным видом и с надеждой, что Мэтт не видит меня насквозь и не заметит излишнюю легкость в походке. Затем положила пакет молока обратно в холодильник и медленно вернула салат — величайшее жертвоприношение.

Мэтт ждал меня у кассы, где полная женщина пробивала литровую бутылку минералки и пачку сигарет юноше, которому едва исполнилось восемнадцать. Мэтт не обращал на них внимания, он смотрел в окно на опускающийся на Уэйленд-сквер снег. Огромные снежинки растворялись на асфальте и ложились на траву.

— Готова? — спросил он, повернувшись ко мне, и бросил взгляд на кассу. — Разве ты не хочешь купить пару лотерейных билетов?

— Ты же знаешь, я чуть не стала миллионершей, — напомнила я.

— Да, кажется, об этом писали в газетах, — вздохнул Мэтт.

— Так, значит, разбогатеть все-таки возможно.

Мэтт прищурился: красочные лотерейные билеты обещали легкие деньги.

— Маловероятно, — отметил он. — Практически нереально.

— Кому-нибудь где-нибудь достанется крупная сумма, — обнадежила продавец флегматичным хриплым голосом, прямо как в рекламе на радио, запущенной для восстановления пошатнувшегося бизнеса. — Чтобы выиграть, надо пробовать.

— Верная мысль, — согласилась я.

Видимо, Мэтт испугался, что я полезу в рюкзак за кошельком. Он взял меня за руку и повел к выходу. Мы переступили порог магазина Мазурски, так ничего и не купив.