— А это зачем? — спросила она.

— Хочу сделать продолжение очерка, — ответила я, включив диктофон, и добавила: — Я записываю наш разговор, чтобы не допустить неточности в цитатах. Вам он не мешает?

При упоминании диктофона Дрю, стоявший лицом к раковине, резко повернулся к нам.

— Мам, ты уверена, что следует давать интервью? — спросил он.

— Что именно вас интересует? — полюбопытствовала Надин.

«Проблемы, связанные с пристрастием вашего мужа к азартным играм»? Нет. Так нельзя начинать.

— Детали расследования. Если не хотите отвечать, не надо. Вы в любой момент можете попросить меня выключить диктофон. Скажите, переживаете ли вы, что преступника до сих пор не арестовали?

Я надеялась, что после нескольких вопросов Надин забудет о диктофоне. Но пока вдова не сводила с него глаз.

— Я уверена, что полиция делает все возможное, — сказала она.

— Конечно, — согласилась я, — но как вы относитесь к тому, что до сих пор не готовы результаты судебной экспертизы? К тому, что Дельриа не назвали подозреваемым?

Надин оглянулась через плечо на сына. Даже под действием лекарств она понимала, куда я клоню.

— Насколько я знаю, он до сих пор без сознания. Это ограничивает действия полиции.

Я задала еще пару подобных вопросов, надеясь убедить их, что меня больше ничто и не интересует. Тем не менее вдова оставалась настороженной, а ответы ее были чрезвычайно лаконичными. Пришлось перейти к совсем безобидной теме.

— Как долго ваш муж занимался благотворительностью?

— Очень долго.

Надин говорила без энтузиазма и не увлекалась подробностями. Когда я спросила, беспокоился ли Барри из-за криминальной обстановки в городе, она ответила: «Последнее время нет» — и взглянула на долетевший до нас пар. Засвистел чайник. Дрю потушил сигарету и подал чай. Я размешала сахар, чтобы он не осел на дно, и вдова заметно расслабилась.

— Перед тем как написать очерк, я разговаривала с владельцем книжного магазина на Уэйленд-сквер, где узнала, что Барри был замечательным семьянином.

Надин криво улыбнулась: на лице ее впервые появилось то, что можно назвать выражением.

— К тому же заботливым отцом, — добавила я.

Дрю закашлялся. Мать сурово взглянула на него.

— Да, заботливым отцом. Хорошим мужем. Прекрасным человеком.

Она рассказала мне, как самозабвенно он трудился в магазинах. Затем, не отводя настойчивых глаз от сына, Надин пояснила, что Барри был полон решимости не втягивать детей в семейный бизнес, как сделал с ним отец.

Дрю, который до того момента опирался о стол, перенес вес на другую ногу и сложил руки на груди. Он в упор смотрел на мать.

Я сделала вид, будто ничего не замечаю.

— По этой причине Барри и продал магазины?

— Отчасти. — Надин перевела взгляд на меня. Молчаливый диалог с сыном привел ее в чувство. Выйдя из-под действия седативных препаратов, она оказалась умной женщиной. — А отчасти потому, что в начале девяностых участились ограбления, и иметь дело с наличными стало опасно.

Дрю снова кашлянул. Я вопросительно посмотрела на него, но он тотчас отвел взгляд.

— Так вы полагаете, что убийство произошло непредумышленно? — выпалила я, будто мне это только что пришло в голову.

В глазах вдовы мелькнуло беспокойство. Она снова посмотрела на Дрю. Сын стоял с каменным лицом.

— Или, может, кто-то специально пришел за вашим мужем? — давила я.

— С чего вы взяли? — вмешался Дрю.

Надин ждала от меня ответа. Я стала быстро объяснять, отчаянно пытаясь оправдаться:

— Я слышала, Барри имел пристрастие к карточным играм. Понимаю, вам бы не хотелось сейчас об этом вспоминать. Согласно одному конфиденциальному источнику, ваш муж задолжал кредиторам большую сумму денег. И если причиной убийства послужили карточные долги, если именно таков был мотив, это все равно всплывет на суде. Однако очень важно выяснить все именно сейчас, пока штат не проголосовал за легализацию азартных игр.

Вдруг мутные глаза Надин прояснились.

— У моего мужа никогда не было подобной зависимости, — заявила она прямо в микрофон. Метнув острый взгляд на Дрю, вдова добавила: — И в данный момент мне плевать, как проголосует штат.

Затем Надин взяла диктофон, дважды перевернула в руке, нашла кнопку выключения и встала. Я тоже поднялась. Несмотря на превосходство в росте на полдюйма, я чувствовала себя карликом рядом с ее величественной фигурой.

— Извините.

— Я прекрасно понимаю, что мой муж не был таким святошей, как вы написали в воскресной газете, однако проблем с карточными играми он уж точно не имел.

Сзади неожиданно возник Дрю, взял меня за руку.

— Думаю, вам лучше уйти.

Я схватила диктофон с блокнотом и быстро убрала их в рюкзак.

— Извините, если я вас огорчила, — сказала я Надин, но вдова на меня даже не взглянула. Взгляд ее был прикован к столу.

Дрю проводил меня к выходу, отпер внутреннюю и внешнюю двери.

— Пожалуйста, — произнес он, когда я вышла на холодный воздух, — если вы действительно были другом отца, не пишите о нем ничего в газету, ни плохого, ни хорошего.

Я сидела на кухне, отставив в сторону тарелку с недоеденной кашей, и смотрела на стопку лотерейных билетов, тех самых, которые купила в день смерти Барри. Рука не поднималась соскрести с них защитный слой. Казалось неправильным думать о деньгах, о получении выгоды от того жуткого вечера. И все же я ухватилась за предоставленную Леонардом информацию и решила использовать слабость Мазурски, чтобы отвоевать себе место в следственной команде.

Наконец я подняла билет — «Дворец Цезаря». По словам Барри, запах от типографской краски еще не выветрился. Слева изображены столики с рулеткой, справа — игральные кости. Выигрыш тому, кто наберет семь или одиннадцать на костях или найдет символ $$ там, где рулетка. Шансы вдруг показались абсурдными.

Я рискнула взяться за историю, правдоподобность которой не могу доказать даже редакторам, не слишком желающим мне верить. И с чего я взяла, что вот так запросто приду к вдове и она выдаст мне пороки мужа?

Внизу билета — серое латексное покрытие, отделяющее меня от удачи или поражения. Я вспомнила беспокойство в глазах Барри, когда я купила столько лотерейных билетов сразу. То была знакомая ему опрометчивая импульсивность.

Передо мной возник образ Надин Мазурски. Минутное прояснение от горя при словах о том, каким хорошим мужем был Барри, а затем вспышка гнева, когда она поняла цель моего визита. Смогла ли я передать свои переживания или просто завалила ее вопросами и обвинениями?

Я бросила билет обратно в стопку, так и не сняв защитный слой. Вот и конец всем потугам попасть в следственную команду. Семья Мазурски не станет мне доверять. Может, не стоило бросать работу официантки? Подавала бы коктейли. И не надо было уезжать из Бостона.

Я встала. Левая нога затекла и болела от долгой утренней пробежки. Однако я была слишком возбуждена, чтобы оставаться на месте. Готова пойти куда угодно, лишь бы не сидеть одной в пустой квартире.

Тут вспомнилось, какое ощущение братского единства я испытала в казино. Неведомая прежде ясность ума, наэлектризованность воздуха, ликование, когда ложится нужная карта.

Сегодня четверг. В последний четверг каждого месяца ближе к вечеру мама с тетей садятся в автобус и едут в «Фоксвудс», где проводят время до одиннадцати. Было всего шесть часов, а до казино — час пути. Вырисовалась прекрасная возможность соединить дочерний долг с желанным бегством.

«Фоксвудс» выглядел так, словно был нарисован мелками: замок на холме, залитый сказочными оттенками цвета морской волны и лаванды. Внутри меня ждал зал с цветастым ковром и старомодными викторианскими сахарно-розовыми обоями. Смешавшись с толпой, я ощутила прилив энергии и взяла карту заведения у женщины в справочном окошке. Мама предпочитает один из игровых автоматов, но я не помнила, какой именно. После получаса поисков на главном этаже я нашла ее в так называемом Казино большого кедра.