Я прошу Приу, чтобы он привел свою пленницу. Мне хочется поговорить с человеком, который всего несколько часов назад находился в обществе Мсье Эмиля.

Сев на стул, предложенный ей Приу, она с любопытством смотрит на меня.

— Мадам, — говорю я мягким тоном, — вас, без сомнения, ждет обвинение в соучастии по очень серьезному делу. Ваш муж и Бюиссон стреляли в представителей порядка.

Жена Франсиса Кайо опускает голову.

— Я знаю, господин, — выдыхает она.

— Я понимаю всю сложность вашего положения, но, к сожалению, ваш муж связался с убийцей, которого мы должны обезвредить. Вы понимаете?

Она продолжает смотреть на носки своих туфель. Я продолжаю:

— В ваших интересах, мадам, а также в интересах вашего мужа помочь нам. Я уверен, что вы можете рассчитывать на милосердие правосудия при условии, что будете искренни. Прошу вас ответить мне только на один вопрос: где, по-вашему, они могут быть?

Женщина поднимает голову, и в ее взгляде я читаю искренность, смешанную с ужасом.

— Я не знаю, господин, я не знаю.

Она ждет следующего вопроса, глядя на меня чистыми, ясными глазами. Своей растерянностью она вызывает во мне сочувствие.

— Хорошо, мадам, — говорю я, — у меня больше нет к вам вопросов. Комиссар передаст вас в распоряжение судьи Корбея, больше ему ничего не остается. Однако прежде я хотел бы кое-что уточнить. Скажите, как они скрылись?

Она колеблется, раздираемая противоречивыми мыслями. С одной стороны, ей хочется сказать правду, но, с другой — она боится навредить мужу, направив полицию по его следу.

— На велосипеде, — решается она. — Они сели на велосипеды и уехали.

— Они вооружены?

— Да, они взяли с собой автоматы.

Я представляю себе этих «велосипедистов», которые энергично крутят педали на дорогах предместья, перекинув через руль автоматы.

Однако, несмотря на установленные заграждения, их не заметил ни один полицейский.

Когда я звоню в кабинет Толстого, уже наступил вечер. Трубку снимает Полетта, его секретарша.

— Патрон на месте?

— Нет.

— Где он?

— Не знаю. Возможно, в «Двух ступенях».

Я вешаю трубку, прощаюсь с Приу и ухожу.

— Куда едем? — спрашивает меня Крокбуа.

— К Виктору.

По дороге я начинаю раскаиваться в своем решении. Я чувствую усталость, а если я еще выпью, боюсь, что меня это окончательно свалит с ног. Тем не менее я вхожу в кафе Виктора Марчетти, дав себе слово не задерживаться там, тем более что меня ждет Марлиза.

В большом зале полно народу: туристы, мошенники и коллеги из префектуры полиции. Все пьют, смеются, едят.

Опершись локтем о стол, Толстый играет в наперстки с Виктором и другим молодым корсиканцем, невысоким, сдержанным, с длинными черными волосами, зачесанными назад.

— Вы знакомы с Жанно? — спрашивает меня Толстый, тряхнув наперстки, зажатые в кулаке.

— Нет.

Жанно протягивает мне руку, и я пожимаю ее.

— Я кузен Виктора, — объясняет он низким приятным голосом, — меня зовут Жан Орсетти.

Я окидываю его быстрым взглядом.

— Вот как! А чем вы занимаетесь?

Вместо него отвечает Толстый:

— Жанно у нас сводник, не так ли? — шутливо спрашивает он, повернувшись к корсиканцу.

Виктор оставляет Жанно и Толстого продолжать партию, а сам наливает мне рюмку.

— Малыш — настоящий мужчина, — говорит он мне, кивая в сторону своего родственника. — Несколько лет назад он оказался в тюрьме в Риоме, вы знаете, такое случается… Один из охранников был тоже корсиканцем, и через некоторое время они подружились. Болтали о жизни, смеялись…

— Понятно…

— Так вот, однажды охранник говорит Жанно: «Если ты дашь мне честное мужское слово, что не будешь глупить, то время от времени я буду брать тебя с собой в веселый дом. Немного выпьешь, поразвлекасшься с бабой, а потом мы вернемся назад». Жанно дал ему слово, и корсиканец сдержал свое. Однажды вечером они вышли вместе, потом стали выходить довольно часто. У Жанно были деньги, и он мог себе это позволить. Но вот однажды в Риоме появляются двое мошенников, знающих Жанно. Они входят в бар и видят там сидящего Жанно, одного. Охранник в это время находился в соседнем зале, в бильярдной. Мошенники говорят Жанно: «Мы на тачке, давай, быстро уходим». И знаете, что им сказал малыш?

— Нет.

— Так вот, он сказал им «нет». Он просто отказался. «Я дал слово, и я сдержу его», — добавил он. Приятели назвали его дураком и ушли. Жанно — настоящий корсиканец, он никогда не предаст.

Между тем Толстый и Жанно закончили игру, и я делаю знак патрону, что мне нужно поговорить с ним. Я выхожу на улицу, и вскоре следом за мной выходит он. Я сообщаю ему о том, что Франсис идентифицирован.

— Хорошо, — говорит он, — продолжайте в том же духе.

Мы возвращаемся в кафе.

Виктор берет бутылку анисовой водки, наливает нам, себе и Жанно Орсетти.

— Надеюсь, дела идут хорошо, господин комиссар?

— Прекрасно, Виктор.

Мы с Жанно начинаем новую партию.

К нам, смеясь, подходят две молодые и недурные собой англичанки. Я отрываюсь от игры и демонстрирую им различные фокусы с картами. Они восторженно визжат. Вокруг меня образовывается небольшой круг, и я все больше увлекаюсь фокусами, в то время как Виктор продолжает подливать мне анисовку.

Жанно смотрит на часы и говорит:

— Черт, у меня кончились сигареты.

Я предлагаю ему свои, но он отказывается.

— От американских я кашляю, — объясняет он. — Сбегаю куплю пачку и быстро вернусь.

— Не задерживайся, — говорит ему Виктор. — Надо помочь Долорес.

Орсетти быстрым шагом сворачивает с улицы Жи-ле-Кер в проезд Ирондель, выходит на площадь Сен-Мишель и входит в табачный киоск. Купив сигареты, он выходит на улицу и осматривается по сторонам, открывая пачку и закуривая сигарету. Нет, за ним никто не увязался, хвоста не видно. Он быстро переходит площадь и на углу набережной Гранз-Огюстен входит в «Харчевню».

Не обращая внимания на вышедшего к нему навстречу метрдотеля, он живо поднимается на второй этаж, окидывает взглядом столики и, протискиваясь между ними, подходит к столику у окна, за которым сидит невысокий мужчина в темном костюме.

Орсетти садится напротив него.

— Привет, Эмиль.

— Привет, Жанно. Ты будешь ужинать?

— Некогда. У Виктора много народа, и он рассчитывает на мою помощь.

— Бокал шампанского?

— Охотно, Эмиль, но я очень спешу.

Бюиссон делает знак официанту. Тот обслуживает Орсетти и удаляется.

— Ты что-нибудь нашел? — нетерпеливо спрашивает Эмиль.

— Да. У меня есть на примете один итальяшка.

— У… — морщится Бюиссон. — Не люблю я их.

— Я тоже, но нужно признать, что мошенники они классные, а парень, о котором я говорю, очень крутой.

— Кто он?

— Дезире Полледри. Скоро год как он бежал с каторги, с острова Ре.

— Хорошо, — говорит Бюиссон, ставя на стол фужер, — приходи с ним завтра около полудня. Я представлю его Франсису.

— Договорились. А сейчас мне пора возвращаться к Виктору.

Орсетти встает и пожимает Бюиссону руку. В окно он видит импозантное здание префектуры полиции, расположенное напротив, на другом берегу Сены, на набережной Орфевр.

— Скажи, Эмиль, а у тебя отсюда прекрасный вид.

— Да, — соглашается Бюиссон, криво усмехаясь. — Легавым никогда в голову не придет, что я нахожусь в двухстах метрах от них.

— И все-таки это рискованно: тебя могут встретить случайно и опознать.

— Не волнуйся. Снимок, который у них имеется, десятилетней давности, а с тех пор никто не видел меня вблизи.

Орсетти уходит. Бюиссон заканчивает ужин, расплачивается и спокойно направляется во Дворец спорта.

Сидя в комфортабельном кресле напротив ринга и посасывая огромную сигару, он искоса поглядывает на префекта полиции, сидящего в нескольких метрах от него.