— Да, она красива, но она дрянь!

Опустив голову, я продолжаю свой путь до улицы Лепик. В подъезде я трусливо снимаю с себя ботинки и стараюсь бесшумно подниматься по лестнице. Дойдя до своей лестничной площадки, я с ужасом отмечаю, что по дороге выронил ботинок из рук. Перед дверью я перевожу дыхание и даю себе последние советы:

— Тихо, Роже, не шуми. Главное — не разбудить ее.

С трудом вставив ключ в замочную скважину, я поворачиваю его, открываю дверь и на цыпочках, как воришка, направляюсь в спальню. Все тихо, Марлиза спит. И в этот момент трезвонит телефон.

— Роже? Это Реймон. Извини, что разбудил тебя, но здесь один тип вывел боксеров на прогулку.

Мне с трудом удается удержать трубку в руке, но безжалостный Идуан продолжает:

— Послушай, это не Нюс, он на него абсолютно не похож. Это здоровый малый с выпирающим животом и бычьей шеей.

Я с трудом ворочаю языком:

— Это ничего не значит. Нюс мог растолстеть.

— Да нет, это не он, говорю тебе, — возражает Идуан. — Я видел фото Нюса, этот тип на него не похож. Он просто выгуливает его псов.

— Ты прав, — говорю я зевая.

— Что мне делать, Роже? Ты меня слышишь?

— Да, прекрасно. Не упускай типа из виду. Я сейчас приеду и сменю тебя.

В этот момент в коридор выходит выспавшаяся, отдохнувшая и готовая к битве Марлиза. Я рад, что обстоятельства вынуждают меня уйти.

— Ничего не поделаешь, долг, — объясняю я ей с порога.

Она называет меня негодяем, других слов я уже не слышу. Спускаясь по лестнице, я думаю о том, что к вечеру она остынет.

Мои ботинки стоят там, где я их оставил: у входной двери.

Я прошу его остановиться у ворот Сен-Мартен, оплачиваю проезд и выхожу из машины. Я иду по пустынной улице, прячась в тени домов, стараясь не попасть в поле зрения моих коллег, укрывшихся в грузовике. Я останавливаюсь в тени дома, стоящего напротив дома Нюса, и жду. Пять часов утра. Марлиза еще спит, а Толстый уже, видимо, проснулся. Я же едва не засыпаю, стоя на ногах. Проходит минут пятнадцать, когда до меня доносится звук шагов. Идуан не замечает меня и проходит мимо, я тихо окликаю его.

— Как дела? — спрашиваю я.

— Он наколол меня.

— То есть?

— От отвел собак, спустился по лестнице, вышел на улицу и направился в сторону бульвара Севастополь. Я шел за ним на расстоянии сорока метров. Дойдя до кинотеатра, мой клиент сел в машину и укатил. Борниш, это от тебя так несет алкоголем?

Я немного отстраняюсь от него и спрашиваю:

— Что дальше?

— За рулем сидел другой тип. Такси рядом не оказалось. Машина была далеко, и я не смог разглядеть номера.

Я понимаю, что испытывает сейчас Идуан. Уже не впервые мы ощущаем недостаток экипировки, транспортных средств и прочего. Когда мы читаем в прессе или слышим по радио об успехах ФБР, мы умираем от зависти к мощи и богатству этой полицейской службы США, чувствуя себя по сравнению с ними нищими и беспомощными.

Однажды вечером, в бистро, Толстый посвятил нас в свою полицейскую философию:

— По большому счету нас только трое, но мы должны обеспечить безопасность национальной территории. Если мы хотим выиграть в битве, которая разворачивается между различными полицейскими службами, мы должны научиться работать иначе, чем они. В уголовной и летучей бригадах большой численный состав, позволяющий им проводить слежку, розыски, устраивать засады, то есть вести полицейское расследование, как это делается во всем мире. У нас ничего этого нет, поэтому численность и оборудование мы должны заменить чем-то иным, чего нет у них.

— Чем же? — спросил я.

— Информаторами, Борниш. Мы должны организовать разветвленную сеть осведомителей, добровольно или по принуждению поставляющих нам необходимые сведения.

Уверяю вас, что хороший информатор стоит двадцати полицейских!

Начиная с этого вечера я увеличивал число своих личных информаторов, но до сих пор ни один из них не объявился, а у меня нет времени нанести им визит. С другой стороны, Бюиссон был еще довоенным преступником, неизвестным в воровской среде послевоенного периода.

В течение пяти дней мы с Идуаном посменно ведем наблюдение в предместье Сен-Мартен. Мы не досыпаем и живем в каком-то сомнамбулическом состоянии. Мы уверены, что нас уже давно вычислили в квартале и что мы напрасно теряем время.

10 сентября я сплю глубоким сном в своей постели, рядом с Марлизой, когда в 7 часов утра раздается телефонный звонок.

— Борниш? Это Вьешен. Я жду вас в кабинете в восемь часов. Есть новости.

И, не дожидаясь моего ответа, он вешает трубку.

Ресторан «Арбуа» — один из самых элегантных в квартале, примыкающем к площади Звезды. Его интерьер свидетельствует о роскоши и хорошем вкусе. Выдрессированные официанты бесшумно снуют между столиков, за которыми сидят клиенты, принадлежащие к международному высшему свету. Драгоценные украшения женщин сверкают в свете хрустальных люстр.

Эмиль Бюиссон выбрал этот ресторан, чтобы в гордом одиночестве отметить в нем свой побег из тюрьмы. Ему очень к лицу дорогой темно-синий костюм, который он купил на следующий день после обретения свободы, и он носит его с изысканной небрежностью. В его одежде все безукоризненно: черные туфли и носки, фетровая шляпа с полутвердыми полями, тоже черная, белая сорочка, темно-синий шелковый галстук.

Метрдотель почтительно встречает его и провожает до столика, расположенного в глубине зала. Бюиссон не спеша надевает очки и подробно изучает меню, время от времени задавая метрдотелю вопросы, которые выдают в нем знатока хорошей кухни и тонких вин. Бюиссон принимается за ужин. Никто в зале не обращает на него особого внимания, принимая его за богатого провинциала, проездом оказавшегося в Париже. Никто не замечает того, что маленький, с достоинством держащийся человек что-то записывает в блокнот четким каллиграфическим почерком.

На следующее утро Бюиссон просыпается в прекрасном настроении. В то время как Сюзанна Фурро убирает постели, Бюиссон в халате и тапочках отправляется на кухню, где уже пьют кофе Нюс, Деккер и Рюссак. Эмиль садится на свое место за столом. Сюзанна подает ему паштет, сыр, бутылку бордо и чашку кофе.

Выпив кофе, Нюс закуривает «Голуаз» и говорит:

— Эмиль, ты на мели. Похоже, что скоро нам придется вывесить черный флаг.

Продолжая жевать, Эмиль шутливо отвечает:

— На заводе «Рено» требуются рабочие. Можете наведаться туда.

При этих словах губы троих мужчин растягиваются в улыбке. Им хорошо известно, что если Эмиль шутит, значит, у него созрел какой-то план.

— Вчера вечером я отлично поужинал, — говорит Бюиссон. — Устрицы были свежайшие, а стек просто таял во рту. Что же касается сыров, то вы знаете, что в чем, в чем, а в них я понимаю толк. Так вот, сыры были безупречными. Я охотно съел бы и больше, но в тюрьме мой желудок уменьшился в размере.

— Как это грустно, — заметил Деккер. — Просто плакать хочется.

Бюиссон вздыхает, затем, не говоря ни слова, встает из-за стола, идет в комнату и минуту спустя возвращается с блокнотом в руке, который он кладет на стол.

— Вот, — говорит он, — во время ужина я хорошо осмотрел место. Я отметил здесь, — сказал он, указывая на блокнот, — расположение столиков и число официантов. Черный ход находится со стороны кухни, довольно далеко…

Эмиль замолкает, закуривает сигарету, делает затяжку, выпускает дым и по очереди окидывает взглядом троих мужчин.

— Это опасно, — говорит наконец Нюс. — Квартал площади Звезды всегда кишит полицейскими.

— Вот именно. Предприятие должно удаться именно потому, что это опасно. Никому не придет в голову, что мошенники, скрывающиеся от полиции, осмелятся появиться в волчьем логове. Я никого не принуждаю участвовать в этом деле, но сегодня вечером я отправляюсь в «Арбуа» не на ужин, а на работу. Поверьте мне, игра стоит свеч. Клиентура очень богатая: не считая бумажников в карманах мужчин, чего стоят украшения на женщинах! Да это просто ювелирные витрины!