Нейче пустился бежать, догнал Павлека и на ходу незаметно ткнул его в бок: «Беги!»

Павлек не стал прилеплять уже приготовленную листовку, кинул ее на землю и побежал за Нейче. Ему чудилось, что за ним бежит вся улица и сто рук тянутся к нему, чтоб схватить его.

Однако бегущие мальчишки — вещь в городе обычная. По вечерам с городских окраин в центр стекалось множество сорванцов, они слонялись по улицам, разглядывали витрины, дурачились. Но Павлек и Нейче не были просто сорванцами. Как-никак гимназисты! Не дай бог увидит преподаватель — неприятностей не оберешься…

Неожиданно Нейче свернул в тихую боковую улочку. С размаху уселся на низкую стенку с железной оградой и состроил такое невинное выражение лица, словно весь день просидел на этом самом месте. Мгновение — и Павлек сидел рядом.

Оба запыхались, устали, щеки полыхали огнем. Посмотрели в сторону главной улицы. Под платанами спокойно прогуливались люди. Их никто не преследовал.

Мальчики переглянулись, и только тогда улыбка осветила их лица.

— Что произошло? — спросил Павлек, как только немного перевел дух.

— Да часовщик… — отмахнулся Нейче, словно и говорить о нем не стоило. — Сколько у тебя листовок осталось? Прилепим их здесь и пойдем в кондитерскую.

— У меня денег нет, — сказал Павлек.

— Я заплачу! — Нейче ухарски ударил себя по карману. — И лимонада выпьем. Пить хочется до смерти, правда?

— Угу, — согласился Павлек.

Полицейский инспектор Паппагалло напоминал в тот вечер заряженное ружье, грозившее каждую минуту выстрелить. Ясно сознавая, что в городе происходит что-то неладное, кружил он по улицам. Взгляд его рыскал по сторонам, не пропуская ни одного мальчишки, но ничего подозрительного не находил. Как назло, все они чинно проходили мимо магазинов, и в глазах их светилась сама невинность.

Он перешел улицу, взглянул на первую же витрину и обомлел. Если бы дорогу ему преградил лев, он был бы поражен меньше.

— Опять! — просипел он. — Опять! — И горячий пот выступил у него на лбу.

Паппагалло сорвал листовку с витрины и быстро пробежал ее глазами. Ничего не понятно! Он сунул листок в карман и волчком закружился на месте. Где негодяй? Куда он пошел? Вниз или вверх по улице?

Тут он увидел полицейского, оживленно разговаривавшего о чем-то с часовщиком. Оба яростно размахивали руками. Он подошел поближе, и тогда, будто издеваясь над ним, они сунули ему под нос листовку: она была точь-в-точь такая, какая лежала у него в кармане.

— Знаю, знаю, — проворчал он. — Видел уже. Кто только прилепил, вот что меня интересует.

— Сопляк какой-то, — сказал часовщик.

— Вы его видели?

— А как же! Ведь он, негодник, на моих глазах пришлепнул ее к стеклу!

— Видели и не схватили его?! — возмутился Паппагалло.

Часовщик смущенно почесал подбородок.

— Как же, схватишь его… — протянул он.

— «Как же, как же»! — передразнил часовщика разъяренный инспектор. — А куда он пошел, вы, по крайней мере, знаете? И какой он из себя?

— Он туда пошел, — показал рукой часовщик вдоль улицы. — А какой он из себя? Этого я не могу вам сказать. Они ведь все одинаковые, как горох в стручке…

Паппагалло решительным движением руки заставил часовщика замолчать. Нельзя было терять ни минуты. Негодяй, из-за которого вот уже много месяцев он не может спокойно спать, был почти в его руках. Теперь его легко будет поймать, он оставил верный след.

Инспектор быстро пошел по улице, внимательно оглядывая витрины. Здесь листовка, здесь, здесь… Хе-хе-хе… Сердце от радости готово было выскочить из груди… Внезапно он остановился. След кончался. Неужто негодяй кончил дело и теперь ходит руки в брюки, насвистывая себе под нос и посмеиваясь? Или он учуял опасность и будто сквозь землю провалился?

Снова на лбу его выступил пот. Он чувствовал себя гончей, неожиданно потерявшей заячий след. Куда идти, что делать?

Между тем спустился вечер. На улицах зажгли фонари. Ярко светились витрины магазинов, кафе, баров и кондитерских. В одной из кондитерских у окна сидели двое мальчишек. Они ели пирожные, запивая их лимонадом. Проходя мимо, Паппагалло бросил на них взгляд. Внимание его привлек прежде всего Павлек. Уж не тот ли это парень, которого, ему казалось, он видел где-то раньше и который несколько часов назад испарился прямо на его глазах? Он еще был с товарищем… Нет, прежний его товарищ был в очках, а этот без очков… А может быть, он ошибается? Охваченный подозрением, он вошел в кондитерскую. Ноги сами понесли его туда.

Паппагалло подошел к стойке и заказал стаканчик вермута. Облокотившись на стойку и заложив ногу за ногу, он наблюдал за мальчиками.

Глаза Павлека на мгновение встретились с глазами полицейского инспектора, мальчик смешался, но быстро взял себя в руки и едва заметно поклонился.

Паппагалло приподнял котелок.

Значит, он не ошибся, сопляка этого он действительно где-то видел. Причем видел не только сегодня в полдень, но и раньше. Мальчишка знает его, вот ведь и поздоровался с ним. Он рассердился на свою память: так подвести его! И тут его осенило. Ага! Сын лавочника в Пологе, с которым он и секретарь общины ходят на охоту… Подозрение несколько улеглось, хотя и не исчезло вовсе.

Он взял свой стаканчик и подошел ближе.

— Ты ведь Голя, да? — ласково спросил он. — Павлек? Смотри-ка, а ведь я тебя сразу и не узнал. Слишком редко видимся… Можно мне к вам присесть? На одну минутку. Вы ешьте, ешьте! Не беспокойтесь… Тоже гимназист? — спросил он, глядя на Нейче.

У Нейче мелкой дрожью дрожали руки. Павлек успел шепнуть ему, с кем он поздоровался. Нейче был убежден, что их выследили; душа у него ушла в пятки, дыхание перехватило, он не мог произнести ни слова.

— Тоже, — ответил вместо него Павлек.

— Значит, оба гимназисты? — И Паппагалло устало прикрыл глаза. — А мы сегодня как будто уже встречались?

— Нет, сударь, мы вас не видели.

Павлек ожидал этого вопроса и не растерялся. Правда, если бы не загар, инспектор мог бы заметить, что он покраснел при этом до корней волос.

— Не видели? — изумился инспектор. — Около витрины с ружьями.

— Нет.

— Значит, я ошибся, — медленно произнес инспектор, хотя в глазах его еще светилось недоверие. — Прогулялись, закусили — и опять за книги, да?

— Да.

Мальчики низко склонились над своими тарелками.

— Так, так… — разговорился толстяк. — За книги, значит. Правильно. Молодые люди должны прилежно учиться. Кто в молодости учится, в старости отдыхает. Если б только все учились! У иных совсем другое на уме. Слоняться по садам и полям, красть фрукты, овощи… И это еще не самое худшее. Сейчас пошли дела похуже. Некоторые вот какие листовки распространяют! — вдруг закончил он, вынул из кармана листовку и помахал ею перед носом ребят. — Это вы, конечно, уже видели?

— Нет, сударь, — сказал Павлек.

В висках мальчиков стучало, мурашки пробегали по их спинам. Они не поднимали глаз, но чувствовали, что комиссар пронзает взглядом то одного, то другого.

Нейче поперхнулся и закашлялся. Взгляд, который он бросил на Павлека, был полон страха. Испугавшись, как бы он чего-нибудь не натворил, Павлек толкнул его под столом ногой.

— Не видели? — удивился Паппагалло. — Никогда? Ничего похожего?

— Нет, — сказал Павлек, глядя прямо в глаза инспектору.

— Ну, я вам верю. Лучше всего быть от этого подальше. Это дурно пахнет! А занимаются этим такие же гимназисты, как вы, может даже ваши однокашники… Нам все известно. И мы скоро их поймаем. На след уже напали. Загоним как мышей в мышеловку. И тогда уж покажем им, где раки зимуют… Пусть тогда себя благодарят…

Павлек и Нейче съели пирожное и теперь маленькими глотками тянули лимонад. Они чувствовали себя как мухи, угодившие в паутину. Паппагалло говорил, говорил не умолкая, а они не знали, что и сказать. Лишь с трудом выдавливали из себя «да» и «нет». У них было одно желание — как можно скорее оказаться отсюда подальше.