— А если бы я думал, что вы за него в ответе, сэр, — сказал капитан, в свою очередь прерывая Тиррела, — вам пришлось бы дать мне удовлетворение, не сходя с места. Я с радостью выложил бы пять фунтов молодчику, который решился бы сказать: «Капитан Мак-Терк, а женщина-то была в своем праве!»

— Уж я-то никак не подхожу к роли такого молодчика, потому что действительно не знаю, кто был прав, а кто нет. Однако, поскольку вы шли ко мне, я очень сожалею, что вас приняли так дурно.

— Ну, раз вы сожалеете, — сердито сказал муж мира и порядка, — то и я сожалею, и делу конец., А что касается моего поручения к вам, то вы, конечно, помните, как нелюбезно и невежливо вы обошлись с моим другом, сэром Бинго Бингсом?

— Ничего подобного я не припоминаю, капитан, — отвечал Тиррел. — Я только помню, что вышеназванный джентльмен позволил себе глупейшим образом биться об заклад касательно моих дел, и знаю, что из уважения к присутствующим и особенно к дамам я обошелся с ним весьма сдержанно и снисходительно.

— Отличное у вас представление о снисходительности, добрейший мистер Тиррел! Ведь вы взяли близкого моего друга за шиворот и убрали с дороги, словно собачонку! Он, могу вас заверить, отнюдь не считает, что вы были к нему снисходительны, и не собирается быть снисходительным к вам. Посему мне надлежит либо передать ему от вас соответствующие извинения, либо вам обоим следует тихо и мирно встретиться где-нибудь, прихватив по приятелю с каждой стороны. Вот с каким поручением я пришел к вам, а эта проклятая баба со своей метлой, из ярой ненависти к кротким и миролюбивым действиям…

— Давайте, капитан Мак-Терк, позабудем пока о миссис Додз, — сказал Тиррел. — Возвращаясь к нашему делу, должен вам заметить, что вызов, по-моему, изрядно запоздал. Вы человек военный, и вам лучше знать, но я-то всегда полагал, что такие разногласия обычно улаживаются тотчас же по возникновении. Впрочем, я не стану препятствовать желанию сэра Бинго ни на основании этой задержки, ни по какой другой причине вообще.

— Разумеется, не станете, разумеется, не станете, мистер Тиррел, — отвечал капитан. — Я вправе думать, что вам известно, как подобает поступать джентльмену. А что касается промедления, так знаете ли, сударь, люди бывают различных сортов, так же как огнестрельное оружие. Бывают ружья с чувствительным спусковым крючком, которые мигом стреляют и как раз в нужный момент, — таков, мистер Тиррел, человек чести. Иной же схватится сразу, а потом уклоняется от дела, как дрянное бирмингамское ружьецо, что иногда выпалит, когда курок еще на предохранителе, а другой раз затравка горит, а оно и вовсе не стреляет. А бывают и такие, что сначала дают осечку, вроде тех мушкетов, сказал бы я, которыми орудуют темнокожие в Индии: фитиль приходится раздувать и все такое прочее, вот вам и отсрочка, но в конце концов ружье грохнет как надо.

— И доблесть вашего друга сэра Бинго как раз этого рода, — не таково ли ваше заключение, капитан? Я бы скорее сравнил ее с детской пушкой, которая стреляет, когда дергают за веревочку: в конце концов такое орудие ничем не лучше хлопушки.

— Не могу допустить таких сравнений, сэр, — сказал капитан. — Вы сами понимаете, что, поскольку я явился сюда в качестве друга сэра Бинго, обидные замечания на его счет оскорбительны и для меня.

— Я не имел намерения оскорбить вас, капитан, и совсем не хочу увеличивать число своих противников и прибавлять к ним имя такого отличного офицера, как вы, — отвечал Тиррел.

— Вы слишком любезны, сэр, — сказал капитан, важно задирая нос. — Но, шорт побери, это было хорошо сказано! Ну, сэр, значит, я не буду иметь удовольствия передать от вас сэру Бинго какие-нибудь объяснения? Могу вас уверить, что прилично уладить это дело мне будет только приятно.

— У сэра Бинго мне незачем просить извинений, капитан Мак-Терк. Я полагаю, что обошелся с ним мягче, чем того заслуживала его дерзость.

— Ox, ox, — вздохнул капитан, как настоящий житель шотландских гор. — Тогда, значит, говорить не о шем. Давайте назначим место и время. Оружием, вероятно, будут пистолеты, я полагаю?

— Для меня все это совершенно безразлично, — сказал Тиррел. — Но если говорить о времени, я предпочел бы закончить дело как можно скорее. Что вы скажете, если я предложу встретиться сегодня же в час пополудни? Место назначьте сами.

— В час пополудни сэр Бинго встретится с вами, — торжественно объявил капитан. — Место встречи — у Оленьего камня. Там нам не помешают, потому что все общество отправляется сегодня на реку варить уху. А с кем мне обсудить условия поединка, мой дорогой друг?

— По правде сказать, капитан, это затруднительный вопрос, — ответил Тиррел. — Никого из моих друзей здесь нет. Ведь вам, пожалуй, неудобно представлять обе стороны сразу?

— Это полностью, абсолютно и окончательно исключается, мой дорогой друг, — отвечал Мак-Терк. — Но если вы мне доверяете, я приведу для вас секунданта с Сент-Ронанских вод, и как бы мало вы его ни знали, он сумеет договориться об условиях для вас не хуже, шем если бы вы дружили лет двадцать подряд. Я приведу также нашего доктора, если ухитрюсь оторвать его от женской юбки — он крепко нацелился на пухленькую вдовушку Блоуэр.

— Я ничуть не сомневаюсь, что вы устроите все как следует, капитан. Значит, в час пополудни у Оленьего камня. Постойте-ка, разрешите проводить вас.

— Шорт побери, это, пожалуй будет не лишним, — согласился капитан. — В длинном темном коридоре у той ведьмы с метлой могут оказаться преимущества ведь местность она знает лучше моего. Уж я бы с ней рассчитался, найдись в здешнем приходе позорный столб, добрые плети и пара колодок, будь она проклята!

С этими словами капитан пустился в обратный путь и по дороге время от времени воспламенялся, припоминая беспричинное нападение Мег Додз, но снова успокаивался и впадал в счастливое и безмятежное состояние духа при мысли о только что достигнутом приятном соглашении между его другом сэром Бинго Бинксом и мистером Тиррелом.

Нам приходилось слышать о людях, несомненно, доброго нрава, полных благожелательности, чье любимое удовольствие — наблюдать, как несчастный преступник, униженный и совершенным преступлением и приговором, который он навлек на себя, заканчивает позорной и мучительной смертью свою гнусную и жалкую жизнь. Подобная же противоречивость характера заставляла почтенного капитана Мак-Терка, достойного служаку и человека поистине честного, благонамеренного и добродушного, находить величайшую радость в том, чтобы стравливать своих друзей и затем выступать в качестве судьи на чреватых опасностью поединках, которые соответственно его кодексу чести казались ему совершенно необходимыми для восстановления мира и добрых отношений. Трудиться над объяснением таких странностей мы предоставляем краниологам, поскольку с выводами этической философии они, кажется, не считаются.

Сэр Бинго Бинкс принял сообщение капитана с той же угрюмой и упрямой миной, с какой посылал вызов. Свое согласие на поединок он выразил лишь весьма недовольным звуком, исходившим словно из самого его нутра и едва пробившимся сквозь туго затянутый пестрый шейный платок, какие носил еще Белчер. Так немилостиво откликается сонный путешественник на известие, принесенное полуодетым конюхом постоялого двора, что скоро пробьет пять и вот-вот затрубит рожок почтовой кареты. Но капитан Мак-Терк никак не пожелал счесть ворчание баронета за достойную оценку своих трудов и хлопот.

— Только-то? Что же вы хотите этим сказать, сэр Бинго? — спросил он. — Скольких трудов стоило мне вывести вас на правильную дорогу! Да разве вам удалось бы, протянув столько времени с вызовом, пристойно выкрутиться из этого дела, не возьмись я за него сам и не преподнеси я этот вызов нашему джентльмену в приятной форме, как французский повар, что на моих глазах готовил вкусное блюдо из протухшей кильки?