— Боше мой, мой превосходный и добрейший друг, я буду счастлив оказать вам такую услугу! — воскликнул капитан. — И хорошо, что вы подумали об этом, потому что кабы не иные ваши добрейшие и превосходные друзья, которые любят совать свой нос куда их не просят, я уже давно справился бы у вас со всей уштивостью, как это вы решаетесь садиться с нами за один стол, когда грязь с ворота вашего сюртука, замаранного пятернею Тиррела, до сих пор не смыта… Да вы меня понимаете… Но так получается гораздо лучше, и я быстрее молнии понесусь к этому парню! Правда, все это следовало проделать гораздо раньше, но вы уж предоставьте мне сочинить какое-нибудь оправдание — я сумею выразиться изящно! Лучше поздно, шем никогда, сэр Бинго, и лучше как-нибудь, шем никак! Вы, пошалуй, заставили его потерпеть, но зато, друшок, теперь вы долшны задать ему перцу.

Капитан не стал дожидаться, что скажет на это сэр Бинго, опасаясь, как бы столь нежданно и наспех доверенный ему вызов не оказался сведенным на нет какими-нибудь условиями возможного примирения. Однако со стороны отважного сэра Бинго таких предложений не последовало. Когда же его приятель поспешно схватил свою трость и направился к выходу, баронет проводил его тупым и упрямым взглядом, который, как он сам полагал, должен был выражать твердую решимость не отступать от дела. А когда сэр Бинго увидел, как за капитаном захлопнулась дверь, и услышал его замирающие шаги, он лихо просвистал вслед ему несколько тактов из песенки о Дженни Саттон в знак того, что ему плевать, чем бы все это ни кончилось.

Быстрее, чем подобало офицеру в отставке, у которого обыкновенно слишком много досуга, и куда скорей, чем то дозволяло присущее ему достоинство, капитан Мак-Терк прошел расстояние между беззаботным поселком у источника и развалинами Старого городка, где, как последний оплот былого величия Сент-Ронана, высилась резиденция нашей приятельницы Мег Додз.

Будучи человеком слишком привычным к войне, чтобы робеть перед суровым приемом, капитан направил свои стопы прямо ко входу в Клейкемскую гостиницу. Однако, едва Мег появилась в приоткрытой двери, его воинский опыт сразу подсказал ему, что, входя в дом, ему, очевидно, придется натолкнуться на оборону.

— Дома ли мистер Тиррел? — прозвучал вопрос. Но на это послышался вопрос же:

— А ты кто таков?

В качестве учтивого ответа и в то же время в целях подтверждения своих мирных намерений капитан вручил матушке Додз перепачканную нюхательным табаком четвертушку обыкновенной игральной карты с его именем и званием на обратной стороне. Но матушка Додз с оскорбительным презрением отвергла представленные ей таким образом сведения.

— Знать я не желаю ваших карт! Все на свете пошло хуже с тех пор, как с легкой руки дьявола эти фокусы вошли в моду. Да и плох язык, что не поворачивается, когда надо назвать свое собственное имя, — сказала Мег. — А эти каракули на вашей картонке мне вовсе ни к чему.

— Я капитан Н-ского полка Мак-Терк, — кратко ответствовал капитан, решив пренебречь тирадой Мег.

— Мак-Терк? — переспросила Мег с таким выражением, что владелец этого имени вынужден был подтвердить:

— Да, моя милая, Мак-Терк, Гектор Мак-Терк. Вам мое имя почему-то не нравится, хозяюшка?

— С чего бы ему мне не нравиться? — возразила Мег. — Для язычника имя самое распрекрасное. Только, капитан Мак-Терк (если вы и в самом деле капитан), поворачивайте-ка налево кругом да шагайте к себе домой под Дамбартонский марш, потому что ни с мастером Тирлом, ни с кем другим из моих жильцов вам говорить не придется.

— А почему мне нельзя говорить с ними? — спросил ветеран. — И это само пришло в вашу глупую голову или жилец дал вам такие распоряжения, почтеннейшая?

— Может быть, давал, а может быть, и не дач вал, — твердо отвечала Мег. — И, по-моему, у вас не больше оснований именовать меня «почтеннейшая», чем у меня звать вас «почтеннейший», что никак не сходится ни с моим мнением, ни с истинной правдой.

— Да она вовсе спятила! — вознегодовал капитан Мак-Терк. — Потише! Потише! Нельзя же так оскорблять порядочного джентльмена, когда он является от лица другого порядочного джентльмена. Станьте-ка поближе к косяку и дайте мне пройти, не то, клянусь богом, я заставлю вас потесниться, а это вам едва ли придется по вкусу.

И он двинулся вперед, как человек, который намерен силой проложить себе дорогу. Однако Мег, не удостаивая его дальнейшими переговорами, взмахнула метлой, которой орудовала более подходящим к ее назначению способом в тот момент, когда капитан Мак-Терк прервал ее хозяйственную деятельность.

— Знаю я, зачем вы пришли, капитан, и вас самого я отлично знаю. Вы из тех, кто любит дергать людей за уши, чтобы стравливать их, как мальчишки стравливают своих псов. Но до моих постояльцев, до моего мастера Тирла вам с вашим богомерзким поручением не добраться, потому что я-то умею соблюдать мир и порядок в моем дому.

И вслед за этими словами она снова взмахнула метлой, наглядно выражая свои мирные намерения.

Наш ветеран мысленно препоручил себя святому Георгию, отступил на два шага и вскричал:

— Ну, эта баба либо с ума сошла, либо пьяна вдребезги!

Оба эти предположения так не понравились Мег, что она бросилась прямо на отступающего противника и решительно пустила в ход свое грозное оружие.

— Это я-то пьяна? Ах ты клеветник и негодяй! (Удар метлой в качестве вводного предложения.) Да я, грешная, кроме чая в рот ничего не беру! (Еще удар.) Крича, и ругаясь, и выказывая изрядную ловкость, капитан оборонялся тростью от града сыпавшихся на него ударов. Кругом уже собирались зеваки. Неясно, удержался б он или нет в пределах галантности или уступил жажде мести и стремлению к самозащите, но только приход Тиррела, возвратившегося с короткой прогулки, положил конец сражению.

Мег, весьма почитавшая своего постояльца, устыдилась собственной горячности и ускользнула в дом, не преминув порадоваться, что ей все-таки удалось близко познакомить свою метлу с башкой старого нечестивца. Спокойствие, воцарившееся с ее отбытием, позволило Тиррелу справиться у Мак-Терка, которого он наконец узнал в лицо, что было причиной этой удивительной схватки и не к нему ли относился визит капитана. На это старый воин весьма взволнованно отвечал, что Тиррелу это стало бы известно давным-давно, если бы дверь у него открывал порядочный человек, умеющий вежливо ответить на вежливо заданный вопрос, а не эта сварливая, полоумная баба, которая пострашнее орлицы, овчарки, медведицы, да и любого зверя женского пола.

Отчасти подозревая цель его прихода и не желая разглашать ее без нужды, Тиррел пригласил капитана к себе в отведенную ему гостиную, попросил извинения за грубость хозяйки и предложил перейти прямо к делу, которому обязан честью видеть его у себя.

— Вы совершенно правы, добрейший мистер Тиррел, — сказал капитан, обдергивая рукава сюртука, поправляя шейный платок и жабо и пытаясь вернуть себе хладнокровие, подобавшее его миссии, хотя по временам все еще вскипая негодованием против обхождения, которому подвергся. — Шорт побери, да если бы это был мужчина, пусть бы сам король!.. Ведь я пришел к вам, мистер Тиррел, с учтивым предложением.., и весьма учтиво со мной обошлись! Старую суку следует забить в колодки, будь она проклята! Мой друг сэр Бинго… Шорт возьми, ввек не прощу ей такой наглости, и если только найдется констебль хоть за десять миль отсюда и хорошая плеть для нее., — Я вижу, капитан, — прервал его Тиррел, — вы сейчас слишком расстроены, чтобы изложить мне дело, которое привело вас ко мне. Пойдемте-ка в мою спальню: холодная вода и полотенце помогут вам несколько успокоиться.

— И не подумаю я заходить к вам, мистер Тиррел, — раздраженно отвечал капитан. — Я не собираюсь успокаиваться и не собираюсь задерживаться в этом доме ни на минуту и покину его, как только передам вам порушение моего друга. А что до этой проклятой бабы Мег Додз…

— В таком случае разрешите мне прервать вас, капитан Мак-Терк. Ведь ваше дело ко мне, по-видимому, не стоит ни в какой связи с этим удивительным столкновением с моей хозяйкой, за которое я никак не отвечаю…