Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ты меня не впутывай, я таких видела…

— Стерва ты, стерва — нагрела его, а теперь крутишь…

— Ты не учи ученого…

— Харю бы тебе начистить, бесстыжая…

Когда открылась одна из дверей, они замолкли и любопытными взглядами прилипли к мрачному мужику с лохматой, словно нарочно взъерошенной бородой. Его вывели, двое чекистов, у одного из них из расстегнутой кобуры выглядывало колечко рукоятки «бульдога». Мужик шел руки за спину, взгляд его был серьезен и сосредоточен. Не приглушая шагов и не посмотрев на публику, он протопал бодро через коридор, будто вели его на веселое дельце, а не в домзак или куда похуже, где выдают билет в один конец. Оторвался от свеженького, воняющего краской номера «Коммуны» интеллигентный старичок с палкой; брезгливо посторонился, пропуская процессию, персюк в крагах, но под мохнатыми ресничками заметался ужас.

Снова простучали шаги по коридору. Теперь глаза сидящих на лавках проводили с потаенной неприязнью коротко стриженную женщину в гимнастерке, заправленной в юбку. Лицо у нее было усталое, скулы обтянула прозрачная, без намека на румянец кожа. Стриженая подошла к одной из дверей в конце коридора, постучала, потом еще раз, погромче.

Все-все, даже стриженые парни, смотрели на нее — воробьиная головка старичка ныряла из-за газеты, а нос молодой спекулянтши еще сильнее заострился и даже как будто выпрямился.

Женщина толкнула дверь и вошла в кабинет Белова. Приблизившись к столу, она положила на его краешек сверток и сразу же вышла. Проходя сквозь строй жадно внимательных к ней глаз, она бросила мимолетный взгляд на появившуюся в дверях второго этажа молодую особу в плюшевой жакетке, ботинках и платочке, затянутом под подбородком.

«Вырядилась, дуреха, — насмешливо подумала Елена Белова. — В такую жару — и жакетка!»

И через секунду забыла о существовании смазливой бабенки, одетой не по сезону. У губчековской пишбарышни на «Ундервуде» лежали срочные бумаги, а печатала она еще плоховато.

И Нюся, буфетчица из «Паласа», не обратила никакого внимания на «политодскую барышню», как называли работниц канцелярий партийных и политических органов (в отличие от «совбарышень», служивших в губисполкоме, губнаробразе, губпродотделе и других советских учреждениях). Сейчас ее интересовали только чекисты-мужчины. Держалась Нюся робко: и по коридору прошла тихонечко, и села-то на краешке скамьи возле старичка с газетой. Боязливо поглядывала она на публику в коридоре, и очень внимательно — на каждого чекиста, шедшего мимо.

Так она сидела довольно долго. Были вызваны и затем ушли, слава богу, без сопровождения ее интеллигентный сосед и обе женщины, враз примирившиеся у следователя. Потом из ближнего к ней кабинета высунулся раскосенький паренек и позвал к себе обоих верзил. Там они и канули. Торопясь куда-то, прошаркал по коридору сутулый начальник следственного отдела Алексеенко. На ходу он с озабоченностью заглядывал в кожаную папку с золоченой, не до конца содранной монограммой. Пришли — видать, уже не впервой, потому что держались привычно, — пожилой железнодорожник и его лет женщина, очевидно, жена. Сели на ту же лавку, что и Нюся, и зашептались горячо, как будто не было у них другого времени и места, чтобы секретничать.

Нюся не шевелилась. Со стороны посмотреть — ушла молодайка в себя, видно, есть о чем подумать перед разговором, какие ведутся за этими заделанными войлоком казенными дверями. Впрочем, Нюся ничем не отличалась от других. У всех, кто сюда попадал, было о чем поразмыслить.

Невысокий чекист в блестящей кожанке шел по коридору, отрешенно глядя перед собой. Когда он поравнялся, Нюся вздрогнула, но с лавки встала секундой позже, окликнула в спину:

— Товарищ начальник! Можно вас спросить?..

Чекист шел себе дальше.

— Товарищ! — Нюся сделала несколько шагов следом.

— Меня, што ль?

Ягунин обернулся и поднял белесые брови: Нюсю в платочке он не узнал.

Зато Нюся, ахнув, схватилась ладонями за щеки. Даже рот раскрыла от удивления.

— Это вы?.. — растерянно выдохнула она.

Наконец-то и Ягунин ее узнал.

— Нюся? Чегой-то вы тут забыли?

— Я… Мне бы… А вы здесь служите, да?

Такая наивная доверчивость была в ее вопросе, что Михаил не выдержал, фыркнул.

— Я ж говорил, какая вы догадливая…

Нюся смутилась еще больше, тонкие пальчики затеребили кромку платка, глаза — долу.

— Так что же вам тут надо, Нюся? — пришел на помощь Ягунин.

Она подняла голову:

— Я не знаю, к кому обратиться. Мне рассказать надо… Очень важное…

— А вы ко мне обратитесь, — сказал Ягунин и с неудовольствием отметил, что вышло хвастливо. Но Нюсе так не показалось. Она обрадованно сжала кулачки:

— Правда? Ой как хорошо! Знаете, я насчет вот чего. У нас в «Паласе»…

— Погодите! — Ягунин жестом остановил ее. — Не здесь… — Он кивнул на лавки, откуда на них пялились во все глаза. — Пойдемте-ка.

Они прошли в конец коридора и поднялись на третий этаж. Там снова был коридор, но уже без лавочек и посетителей. Михаил толкнул одну из дверей и вошел в комнату первым.

— Шабанов, — сказал он широкоплечему, наголо остриженному парню в гимнастерке, выцветшей до белизны. — Дай-ка поговорить с гражданкой.

— Ага, — с готовностью отозвался Шабанов. Быстро собрал бумажки и скрылся за дверью.

— Располагайтесь.

Ягунин кивнул Нюсе: садись, мол, а сам подошел к столу ушедшего чекиста. Буфетчица с опаской присела на краешек тяжелого стула с высокой резной спинкой.

Они помолчали с минуту.

— Так что же у вас в «Паласе»? — серьезничая бровями, спросил Михаил. Он так и не сел. Его пухлая нижняя губа отвисла, крылья носа напряглись: сотрудник ЧК Ягунин к допросам относился серьезно. Правда, сейчас допросом пока не пахло, но буфетчица-то была из «Паласа»…

Нюся заговорила сбивчиво:

— Я про бандитов. Про тех, кто за столиком в углу… Вы их видели вчера. Про них я хочу… Житья, понимаете, нет, как у себя дома в «Паласе». Скоро порядочные клиенты ходить перестанут. Не кафе, а гнездо для урок. Хозяйка боится и мы все. Управы на них нет…

Она замолчала, прикусила губку. Пальцы ее быстро-быстро трепали бахрому темного платка.

— Ничего, ниче… — Ягунин закашлялся, схватился рукой за горло. — Фу ты… Ничего, найдется управа, потерпите. — Он опять закашлялся и даже покраснел — впрочем, скорей от злости на себя, чем от кашля. — Руки пока не доходят, — закончил он сурово и шмыгнул носом. Белые брови сошлись на переносице.

— Я понимаю. — Нюся вздохнула. — Дела у вас, конечно, много. А нам каково? Одни убытки. Того и гляди, кафе прикроют. Вчера опять пальбу устроили, сволочи!

Она сжала кулачки, серые глаза расширились.

— Ненавижу я их! Пристают, охальничают. Вроде им все позволено. Знаете, до чего они додумались? Губсоюз хотят ограбить. Склады ихние, где продукты…

— Что-что? — Ягунин вытянул шею.

— Ну да, склады с продовольствием. Обчистить хотят. Мука-то на базаре триста тысяч пуд, вот и…

— Откуда знаете? — хмурясь, но внутренне торжествуя, перебил Ягунин.

Серые глаза распахнулись еще шире.

— Сама слыхала. Болтали по пьяной лавочке. Третьего дня даже скандал у них вышел насчет этого. Венька Шлык схватился с ихним главным, паханом. Тот на него: «Ты что ж это, гад, продаешь?» А Венька ему: не продаю, говорит, а только вышка мне ни к чему. Да и охрана, говорят, там. Катитесь, говорит, вы с этими складами от меня подальше. И ушел.

Ежась под напряженным от великого внимания взглядом Ягунина, Нюся смущенно добавила:

— Вы извините меня, ради бога, что я вам вчера не сказала. Я же не знала, что вы из ЧК. А всякому встречному-поперечному… Знаете, они не любят, когда про них говорят.

— Так вы считаете, они Веньку шлепнули? — в упор спросил Ягунин, сделав ударение на слове «они».

— Кто ж еще?.. — тихо ответила буфетчица. — Больше некому…

— А откудова вам знать, что его убили?

Нюсю вопрос не смутил.

— Так вы же сказали — «шлепнули». Разве это не значит «убили»?

9
{"b":"250253","o":1}