О происшествии в Гродненском военном госпитале: приехал чуть ли не «на белом коне» к[акой]-то самозванец, назвавшийся великим князем, разругавший всех врачей бродягами, сволочью и нецензурными выражения[ми], а затем ускакавший; самозванство раскрыто было лишь много спустя, вышла настоящая трагикомедия, к[ото] рая могла бы дать сочный материал для преинтересного фельетона Дорошевича[674]… Одержимых спортивным азартом по части охоты за медицинским персоналом – уйма, и их тем больше, тем ожесточеннее в преследовании своего «внутреннего врага», чем хуже складываются у них дела с «внешним врагом»… Дал бы Бог, ч[то] б[ы] утвердили командующим нашей армии Радкевича: все же легче будет нам, врачам, дышать при нем.
Посмотрю кругом – какое множество людей, живущих теперь войной и за счет войны; какой процент из них руководится в своих действиях лишь чистыми идеальными побуждениями?!
По данным разведочного бюро у немцев будто до 70 чел[овек] (!?) в роте больных желудочно-кишечными б[олезня] ми. Мой полковник ужасно хотел бы, ч[то] б[ы] по этому поводу не ограничиваться лишь одним оповещением факта корпусным врачам, а и написать подробно о мерах предохранения наших солдат от заболевания и об употреблении «к[аких]-либо лепешек» внутрь!!
Все писание и писание по сту раз об одном и то[м] же. Щелкоперская, бумажная наша Русь-матушка; все-то у нас, по-видимому, регламентировано (и «курить запрещается за общим столом», и «стоять на площадке вагона во время хода поезда», и пр., и пр.), а выходит все так, что наши скрибы пописывают, а обыватели себе о том и в ус не дуют.
Сегодня поднялась целая буря: генерал дежурный при [Верховном] главнокомандующем Кондзиоровский[675], видите ли, заметил одиночно следующих раненых, и, по обыкновению, конечно с промокшими у нек[ото] рых повязками. Так почему они смели идти не в порядке и чуть ли не нога в ногу?! Если наши вожди будут все косоглазить и смотреть не в надлежащую сторону, то быть беде, и, пожалуй, еще более горшей, чем какую только что пережила наша армия!
21 февраля. t° – 6° R[676]. День серенький; в полдень показалось и солнышко. В штабе настроение приподнятое. Нами заняты Липск – Сопоцкин и Штабин; приказано командующим отрезать пути отступления немцам занятием фронта Слободка – Сувалки – Августов; не верится, ч[то] б[ы] нам это удалось.
Раненых прибывает множество. «Самострелов» имеется сколько угодно и среди офицерства. По врачебному нашему милосердию все они сходят за раненых героев! Ввиду того, что у нас, врачей, эти герои видят всякую песчинку в глазу, у себя же не замечают и бревна, счел вполне уместным сделать сегодня конфиденциальный доклад начальнику штаба Попову «на его благоусмотрение» об эксквизитном случае умышленного саморанения командира Черниговского полка[677] Ступина[678], за каковые деяния так строго преследуются нашими витязями солдатики. Пусть «витязи» познают самих себя! Этот Ступин через комендантшу, в лазарет коей он лег, всех поставил на ноги заявлением желания поскорее эвакуироваться в Москву. А интересна была бы строго проведенная статистика всех случаев мазурничества и уклонения от службы путем саморанений и всяких заболеваний резервными б[олезня] ми офицерских чинов! Чинов, к[ото] рые при этом еще получают награды «с мечами»!
22 февраля. – 6° R[679]; в полдень потеплело; весна вступает в полные свои права. Мы продвигаемся к Августову; с севера же, со стороны Кальварии, наша конница действует так плохо, что рассчитывать на устройство для отходящих немцев к[акой]-либо ловушки нечего и думать[680]. Неизвестно, как развиваются наши действия со стороны Ломжи, Осовца в 12-й армии.
Преинтересная в смысле эрудиции по части церковной истории сестра Юлия Никол[аевна] Данзас[681] – фрейлина, заведующая складом Красн[ого] Креста…
Любой печник может быть искусней в кладке печей, чем архитектор дома, но нельзя его, вследствие этого, делать архитектором, а последнего – печником; так и в полевой военной санитарии: по эвакуации может быть искусней к[акой]-ниб[удь] офицер, чем врач, но нельзя вследствие этого офицера ставить во главе санитарии.
Встретил земляка – генерала Бернацкого[682], товарища детства; как он стар и дряхл, а мой сверстник! Он – зеркало, в к[ото] ром я увидал и свою старость.
Так рвусь на части, что не могу приняться за ответное письмо моей Лялечке, ждущей от меня скорейшего отклика на ее намерение со мной повидаться.
Ели за обедом кукурузу; один из генералов серьезнейшим образом уверял, что от нее могут развиваться «свищи в голове». Не менее дикие понятия пришлось слышать и от другого тоже генерала с академическим значком, что-де при ранении отличным кровоостанавливающим средством является засыпка раны землей!!
23 февраля. Холодный утренник до – 8° R[683]; к полудню – солнечный пригрев и таяние.
Августов как будто уже нами занят. Прибыл сегодня еще один «воскресший из мертвых» – начальник штаба 27-й дивизии полковник Дрейер[684], вылезший[685] из мешка, в к[ото] ром погиб 20-й корпус. Рассказал, к[а] к они питались кониной, как легко мог бы 20-й корпус выбраться из мышеловки, если бы шли не на Сопоцкин и не по тому направлению, к[ото] рое было им указано штабом армии, и если бы все генералы во главе с Булгаковым все время боев не жались бы кучкой друг подле друга, предоставивши действовать лишь командирам полков (тактика страуса!); как командир Уральского полка[686] постыдно уклонился от управления полком; как он-де (pro domo suo[687]!) выстрелами из револьвера собирал в панике убегавших нижних чинов, принуждая их биться с неприятелем; как при отступлении все части и учреждения были ужасно перепутаны и переплетены, и т. д. А сегодня в иллюстрированном приложении к «Нов[ому] вр[емени]» уже фигурирует портрет генерала Булгакова с подписью: «Доблестный командир доблестного 20-го корпуса»!
Летчики наши, как только поднимутся на аэропланах, так тотчас же или сломается у них аппарат, то сами себе что-нибудь сломают. Какие артисты в воздухоплавании германцы – «не идет наш поезд, как идет немецкий!» О недостаточной (слишком уж мягко сказано!) продуктивности работ наших летчиков уже был приказ главноком[андующ] его фронтом от 13 декабря за № 335. Приказом же по фронту от 26 декабря за № 379 было объявлено об отпуске на каждого нижнего чина 1-й, 2-й и 5-й армий по ¼ бутылки красного вина для прибавления в чай или кипяченую теплую воду. Гладко же все у нас пишется на бумаге!!
За все время операции нашей армии с 1 февраля по сию пору считается, [что] приблизительные у нас потери до 60 тысяч (около 25 тысяч раненых, 6 тысяч убитых, остальные – пленные и без вести проп[авшие]), у немцев же убито до 70 тысяч.
А немцы, оказывается, уж не так всеведущи: потому что если бы они в начале февраля получше наперли на Гродно, то живьем могли бы нас всех захватить – в крепости совсем почти не было гарнизона, да и состоял-то он из «крестоносцев»-ополченцев, дружины к[ото] рых притом были почти совсем без ружей, у кого же были ружья – так те не умели из них стрелять!!
