Послал моим ребятушкам письмо с извещением их о моем новом месте служения; письмо было короткое – как-то не писалось мне. Потолкался на вокзале, повидался с нек[ото] рыми нежинцами и болховцами; думал, не встречу ли своего Леонида. Кое-что закупил для дальнейшего своего странствия. На все – неприступные цены; многого из весьма нужного нет совсем – например, свечей. Лошадки мои бедные голодают от недостатка сена и овса. Долго ходить по городу не мог – ахиллесовой пятой теперь у меня становится моя несчастная спина, нуждающаяся в постоянной для себя подпорке, а то хоть ходи или с палкой, или совсем скрючившись. Мне думается, что и месяца наши войска не выдержат испытываемых ими теперь всевозможных лишений и невзгод. Одно утешение, если то же имеется в наличии у наших противников; и это я готов допустить с той лишь разницей, что у неприятеля, если нет хлеба, потому что его нет и негде взять, то у нас его нет потому, что не умеют его только доставить.
Посмотрел я на великолепные здания, занятые Красным Крестом под больных и раненых, к[ото] рым стараются теперь предоставить все радости бытия, и невольно пришло на сравнение вспомнившееся мной отношение нашего «дедушки» к любимым курочкам, к[ото] рых всячески он ласкал и холил, ч[то] б[ы] потом отдать распоряжение подать их на стол вареными или жареными… Японская война и теперешняя меня научили и воспитали дорожить каждым, хотя и совершенно зачерствевшим кусочком хлеба, каждой веревочкой и ничтожной по-видимому вещью, к[ото] рая здесь всегда может пригодиться.
26 сентября. Погода то захмурится, то разведрится; то же и на душе. Предполагал было сегодня же выехать на Холм в ставку главнокоманд[ующ] его; но не бывать бы счастью, да несчастье помогло: мою бедную лошадку – пристяжную – искусала жестоко стоявшая с ней рядом на общей отвратительной конюшне злая – очевидно, с голода – лошадь, и мне пришлось задержаться ради помещения несчастной пациентки в ветеринарный лазарет для наложения на раны швов; этим обстоятель[ством] я воспользовался для помещения и другой лошадки – корневика – вместе с экипажем и конюхом в тот же лазарет, где пребывание их будет обеспечено несравненно лучшей обстановкой, при к[ото] рой не разворуют – как здесь, при гостинице – ни жалкого запаса корма, ни всяких принадлежностей экипажного и лошадиного обмундирования, а то была сущая беда при ротозействе и неповоротливости моего возницы. Больших хлопот мне стоит дело фуражирования – сено и овес за недостатком их продаются на вес золота; прибегаю к посредничеству жидов и плачу им большие куртажные… Лишний день, так[им] образом, я и поблагодушествую в чистом № с электрическим освещением, уже не говоря о том, что и покормлюсь сам по-человечески. Если не прибегнуть к содействию жидов, то и хлеба нельзя достать в городе ни черного, ни белого.
Отвожу и душеньку свою регулярным чтением третий день газет. Сегодня получил из них обычную для себя в мирное время триаду – «Рус[ское] сл[ово]», «Нов[ое] вр[емя]» и «Речь» от 23 сентября. В ресторанах кормят для военного времени хорошо и недорого. Здесь встретишь то того, то другого из своих бывших сослуживцев и знакомых. В 17-м корпусе, в 5-м, судя по разговорам, да и, несомненно, во всех остальных люди кормятся не лучше, чем в оставленном мной 25-м корпусе; стратеги наши на тыл не хотят обращать и внимания в своем стремительном передвижении не давая возможности поспевать за ними обозам с провиантом и прочим довольствием; что из этого будет в недалеком будущем – страшно и подумать: мне кажется, что вся наша «серая скотинка» и просто скотинушка в лице лошадей начнут повально умирать от истощения и болезней.
О взятии нами Кракова из газет ничего не видно, значит лейб-гвардейский улан мне соврал «как очевидец»… Удосужился наконец послать писульку своему брату Сергею. Отрадное явление: вследствие мудрой меры – принудительной диеты, ущемившей главу «зеленого змия», не видно ни одного случая хмельного безобразия ни среди офицеров, ни среди нижних чинов; а что было в японскую войну?!!
Из газет видно, что германский Генеральный штаб распространил в Берлине известие о победе над русскими под Августовом[265]. Где Божья правда – за нашими ли официальными сведениями, или за германскими? Признаюсь, я мало верю и тем, и другим.
27 сентября. Погода хмурая, но не дождливая. Устроил своих лошадей с экипажем и конюхом в отдельный товарный вагон, к[ото] рый выхлопотал прицепить к вечернему почтовому поезду, с к[ото] рым сегодня я сам отправляюсь на Холм. Вопрос фуражировки лошадей для меня приобретает характер трагический – я так измучился заботой, ч[то] б[ы] мои кони были сыты при затруднительности купить все для них необходимое, что, право, чувствую на плечах своих такую обузу, точно имею несколько семейств на содержании. Скорее бы добраться до места – тогда не придется мне самому заниматься и отвлекаться этим тягостным для меня делом.
Мой Лепорелло сообщает, что вчера около 11 час[ов] вечера с запада слышалась сильная артиллерийск[ая] канонада. Отправил своим братьям, детям и племянницам открытки с местными видами. На вокзале виделся с команд[иром] 19-го корпуса Горбатовским. Большая часть корпусов нашей армии из Галиции перебрасывается на прусский фронт. Боль в спине мне положительно мешает даже в умеренной ходьбе. Не отрапортоваться ли мне больным, ч[то] б[ы] обратить, наконец, на себя серьезное внимание, но… но… сделаю это, когда уж меня невмоготу припрет.
А здесь, как нарочно, мальчишки с телеграммами как бы дразнят вожделенной мечтой, выкрикивая: «Последние известия – мир!» Сердце перевертывалось от радости.
Отправляюсь на новую должность в скорбном сознании предстоящей мне роли – искупительной жертвы за грехи авторов, составлявших новый устав о полевой службе, а также того стрелочника, на к[ото] ром имели бы возможность разряжаться все громы и молнии сильных мира сего за общее неустройство военного быта.
Около 11 часов ночи выехал на Холм, в 1 час ночи уже был там. Заночевал в уборной, но спал плохо от холода и от сильного запаха карболки.
28 сентября. Рано утром, чуть забрезжил свет, выгрузил лошадей из вагона. Через этапного коменданта магистрат отвел мне помещение; в выборе его я больше всего считался с тем, ч[то] б[ы] лошадям была удобная стоянка и ч[то] б[ы] она была поближе ко мне. Поместили меня на краю города в одной избе в соседстве с магазином, имевшим вывеску, на к[ото] рой большими буквами выведена надпись «Склад гробов». После тех районов, из к[ото] рых я выехал, г[ород] Холм с первого же взгляда производит впечатление мирного города, в к[ото] ром не видно ни бешеной военной суматохи, ни облыжности в смысле возможности приобретения в нем необходимых предметов довольствия[266]. Можно здесь купить и молока, и свечей, и масла, и т. д. Нет здесь встречавшей[ся] до сего времени картины объеденности. Только что расположился в квартирке – послышался призывный звон колокола[267]; очевидно, сегодня праздник.
Отыскал штаб главнокоманд[ующего] Юго-Западного фронта, где в оперативном отчаянии навел справку о нахождении штаба главнокоманд[ующ] его Северо-Западного фронта – в Гродно. Уже там я узнаю точно, где расположен штаб моей армии; ехать придется на Брест – Белосток – Гродно. Сегодня – «День креста», по городу ходит молодежь обоего пола и продает флажки с красным крестом в пользу раненых.
Пообедал на вокзале – вполне хорошо и недорого. Случайно встретился там с Федяем, к[ото] рый, как и Зуев, реабилитировался и получил бригаду в одном из запасных корпусов, предназначенных для осаждения Перемышля. Настроен в отношении меня откровенно и покаянно, необычайно был ко мне любезен и утащил меня к себе в вагон чай пить, откуда вместе пошли в Моск[овское] экономич[еское] офицерск[ое] общ[еств] о. Ругает свой штаб 25-го корпуса как нельзя более, все-де работали из-под палки и ничего не знали, кроме Богословского. Не поздоровилось от него и по адресу Зуева. Передавал мне, что Плеве, вместо того, ч[то] б[ы] быть самому свергнутым за директивы, имевшие для него и Зуева столь неприятные последствия[268], награжден недавно Георгиевским крестом[269]; Добрышину-де не оправдаться в том, что он бросил свою дивизию и, в растерянности потерявши с ней всякую связь, бежал прямо на Холм в штаб армии. Вопрос возникал об отрешении от должности и корпусного командира 17-го корп[уса] Яковлева, но он слишком будто бы в очень хороших отношениях с Плеве.
