— Не тратьте время на слабые места, — сказал я. — Что заставило вас прочесть?

— Ну, наверное, потому что вы запретили. Когда вы мне так сказали, я уже не могла удержаться. Вы сами виноваты, что я прочитала. И что в том плохого?

Конечно, она была права — я должен был вовремя сообразить. Я предостерег ее, не желая, чтобы она ввязывалась в это дело, — и тем самым совершил единственный поступок, гарантирующий обратный результат. И хуже всего, что у меня не было никаких причин впутывать Кэти, отправлять ее за конвертом. Труп Джастина Болларда исчез, и я больше не был под подозрением. Однако если бы этого не случилось, убеждал я себя, подыскивая оправдания, шериф обыскал бы мой номер в мотеле, нашел конверт — и тогда разверзся бы ад.

— Плохого здесь только одно, — сказал я. — Теперь вы в опасности. Вы…

— Хортон Смит! — выпалила она. — Не угрожайте мне!

— Я не угрожаю. Мне просто жаль. И я не могу допустить…

— Жаль — чего? — перебила она.

— Кэти, — попросил я. — Выслушайте меня и не спорьте. Как скоро вы можете выехать? Вы ведь собирались вернуться в Пенсильванию. Вы готовы?

— Ну да, — сказала она. — Все вещи уже упакованы. Но какое это имеет отношение?..

— Кэти, — начал я и остановился. Я совсем не хотел ее пугать, однако другого выхода не было. — Кэти, человек, написавший это, убит; человек, переславший мне это, также погиб несколько часов назад…

Она судорожно вздохнула.

— И вы полагаете, что я…

— Не будьте дурочкой, — сказал я. — Всякий, ознакомившийся с содержимым конверта, находится в опасности.

— И вы? Эта история с Джастином…

— Скорее всего.

— Что же мне делать? — спросила она скорее не испуганно, а деловито и, возможно, чуть-чуть недоверчиво.

— Вы можете сесть в машину, приехать сюда и подобрать меня. Возьмите с собой конверт, но только чтобы никто больше в него не заглядывал.

— Подобрать вас. А потом?

— Потом в Вашингтон. Там найдутся люди, способные в этом разобраться.

— Например?

— Ну, например, ФБР…

— Но вы можете просто позвонить туда…

— Но не с этим! — воскликнул я. — Не с чем-либо вроде этого. Прежде всего, они не поверят телефонному звонку. К ним слишком часто звонят всякие психи.

— Однако вы рассчитываете убедить их?

— Может, и нет, — отозвался я. — Вас я, похоже, не убедил.

— Не знаю, убедили или нет. Мне надо еще подумать.

— Думать некогда, — предостерег я. — Либо вы приезжаете и подхватываете меня, либо нет. Возможно, путешествовать вдвоем окажется безопаснее, хотя гарантировать этого я не могу. Вы ведь в любом случае собирались отправиться на восток и…

— Где вы сейчас находитесь?

— В Вудмане. Город ниже по течению.

— Знаю, где это. Забрать какие-нибудь ваши вещи из мотеля?

— Нет, — сказал я. — По-моему, выиграть время гораздо важнее. Мы сможем вести машину по очереди. И останавливаться только чтобы заправиться и поесть.

— Где вас искать?

— Просто поезжайте медленно по главной улице. Здесь всего одна улица — она же автострада штата. Я буду поджидать вас. Ночью здесь вряд ли окажется много машин.

— Я глупо себя чувствую, — призналась она. — Все это так…

— Мелодраматично, — подсказал я.

— Наверное, это можно назвать и так. Но, как я уже говорила, я все равно собиралась отправиться на восток.

— Буду ждать вас.

— Я приеду, — сказала она. — Через полчаса, может, немного позже.

Выйдя из будки, я обнаружил, что ноги у меня затекли от той неудобной позы, в которой я крючился в тесноте кабинки. Я захромал к стойке.

— А вы не торопились, — кисло буркнул бармен. — Я уже выпроводил Джо, и мне пора закрывать заведение. Вот ваша выпивка. Не тяните с ней.

— Буду польщен, — сказал я, взяв стакан, — если вы присоединитесь ко мне.

— Хотите сказать, если я с вами выпью!

Я кивнул. Он отрицательно покачал головой.

— Не пью.

Я допил, расплатился и вышел. Почти сразу же огни за спиной у меня погасли, а вскоре на пороге появился бармен; он шагнул на улицу и стал запирать дверь. Собравшись уходить, он споткнулся обо что-то, валявшееся на тротуаре, однако сохранил равновесие. Потом нагнулся и подобрал — это была бейсбольная бита.

— Чертовы мальчишки, — проворчал он, — носятся взад и вперед по вечерам. Кто-то из них забыл… — В раздражении он швырнул биту на стоявшую возле двери скамью. — Что-то я не вижу вашей машины.

— Ее и нет.

— Но вы говорили…

— Знаю. Но если бы я признался, что машины нет, понадобились бы долгие объяснения, а мне надо было позвонить.

Он смотрел на меня, покачивая головой, — еще бы, человек возник ниоткуда, и у него нет машины.

— Я приплыл на каноэ, — сказал я, — и привязал его у причала.

— И что же вы собираетесь делать сейчас?

— Оставаться прямо здесь. Я жду друга.

— Которому вы звонили?

— Да, — согласился я. — Которому я звонил.

— Ну, спокойной ночи, — проговорил он. — Надеюсь, вам не придется ждать слишком долго.

Он зашагал по улице к дому, но несколько раз приостанавливался и, полуобернувшись, поглядывал на меня.

Где-то в прибрежном лесу ворчливо бормотала сова. К ночи ветер стал пронизывающим, и мне пришлось поднять воротник рубашки, пытаясь сохранить хоть чуточку тепла. Бродячая кошка осторожно кралась вниз по улице — завидев меня, она наискосок перешла на противоположную сторону и растворилась во мраке меж двух домов.

С исчезновением бармена Вудман окончательно приобрел вид покинутого города. Раньше я не обратил на это особого внимания, но теперь, когда мне было совершенно нечего делать, я осмотрелся и заметил, что он выглядит запущенным и обветшалым — один из тех маленьких умирающих городков, что обречены на забвение в еще большей степени, чем Пайлот-Ноб. Тротуары растрескались, и в щелях проросла трава. Давно не крашенные и нуждающиеся в ремонте дома несли на себе отпечаток времени, а их архитектура, если только к облику здешних зданий можно было применить это слово, была как минимум столетней давности. Некогда город был — должен был быть — молодым и подающим надежды; в те времена наличествовала некая экономическая причина его возникновения и существования. И причиной этой, я знал, должна была быть река — в те времена, когда она служила торговой артерией, когда продукция ферм и фабрик отвозилась на пристань и грузилась на пароходы и те же пароходы привозили сюда все необходимые товары со всех концов страны. Но река давно отыграла свою роль в экономике и вернулась к первобытному состоянию, одиноко струясь по узкой полоске поймы. Железные дороги, скоростные шоссе и пролетающие высоко над нею самолеты отобрали у реки все роли — за исключением той изначальной и главной, которую от века играла она в земной экологии.

И теперь Вудман стал захолустьем, уподобился тихой заводи общественной жизни, во всем подобной множеству тех мелких заводей, что лежат в извилистых меандрах, отделенных от главного русла реки. Некогда многообещающее, может быть, даже важное место; когда-то процветавшее, но впавшее ныне в нищету, оно упорно цеплялось за крохотную точку на карте (да и то не всякой карте!), как место обитания людей, так же мало соприкасавшихся с миром, как и сам город. Мир продолжал идти вперед, но маленькие, умирающие городки вроде этого отказывались идти с ним вместе; они отстали, впали в дремоту и, возможно, не заботились больше ни об остальном мире, ни обо всех его обитателях. Они сохранили — или сотворили себе, или цеплялись за — мир, который принадлежал им и которому принадлежали они. Я понял, как мало имеет значения то, что на самом деле приключилось с этим городом, поскольку сам он больше не имеет никакого значения. «Жаль, — подумал я, — что такое должно было случиться, потому что в этих маленьких, забытых и забывавших городках все еще живы редкие ныне проявления человеческой заботы и сострадания, человеческие ценности, в которых мир нуждается и которыми мог бы воспользоваться, ибо сам он давно их утратил».