Официант покосился на пустой стакан Джека и недовольно посмотрел на клиента. Почти час он просидел за столом, выпив всего две «Кровавые Мэри», а за дверьми уже выстроилась очередь. Официант еще раз спросил, не открыть ли шампанское, и в очередной раз Джек велел ему подождать.

Сколько еще ждать? Джек много часов в жизни провел в ожидании женщин. Но до сих пор не мог понять, почему они опаздывают. Фрея в общем-то не опаздывала. Разве что чуть-чуть. А вот Кэндис заставила его отца прождать ее в церкви Оуксборо сорок пять минут — умудрилась опоздать на собственную свадьбу. Но в итоге она все-таки появилась. Сейчас они проводят медовый месяц в городе ее мечты — в Лас-Вегасе. Кэндис Твинк была в своем роде замечательной женщиной.

Ее записка лежала на полу под дверью — ждала его возвращения из Корнуолла.

«Ты ублюдок. Гарри со второго этажа сказал мне, куда ты поехал и с кем. Я всегда думала, что между вами что-то есть. Ну что ж, каждому свое, как говорят французы. Я слишком уважаю себя как женщину, чтобы играть вторую скрипку. Пора мне сконцентрироваться на собственных жизненных целях и использовать свой человеческий потенциал. Не звони мне».

До Джека не сразу дошло, что «цель жизни» Кэндис — выйти замуж за его отца. На самом деле, когда он вскрыл письма от Кэндис, Лорен и отца, все на одну тему, то чуть было не нарушил собственный сухой закон. А когда пришел в себя от изумления, это известие показалось ему вполне закономерным, хотя его и поразила целеустремленность Кэндис. За одну ночь она дала фору Скарлетт О'Хара. С решительностью, вызывавшей благоговейный трепет, если не восхищение, она переступала через дружбу, перечеркивала прошлое и даже, можно сказать, пренебрегла собственной семьей, с готовностью согласившись играть свадьбу в Оуксборо, куда была допущена только жалкая кучка перепуганных Твинков, которым даже в церкви не нашлось места. Они стояли снаружи, одетые в лучшие наряды, смешавшись с толпой зевак. Теперь Джек начал подозревать, что даже сочиняя свою «ноту об отставке», Кэндис ни на секунду не упускала из виду перспективу куда более ценную, чем он, Джек. Он не сомневался, что она сделает все возможное, чтобы перекачать к себе как можно больше от богатства Мэдисонов; а если произведет на свет ребеночка от «старины Джека», чья способность к воспроизводству не угасла с годами, лишь ускорит процесс. Лейн, брат Джека, бойкотировал свадьбу и пытался подбить Джека на судебный иск, дабы защитить их финансовые интересы, но Джек ответил отказом. Напротив, он принял предложение отца играть роль лучшего друга жениха, чтобы показать всем и каждому, что они остались друзьями. «Всем и каждому» следовало понимать буквально — всем жителям Оуксборо и всем знакомым отца за пределами родного города. Он не сомневался, что им доподлинно известно, при каких обстоятельствах встретились будущие жених и невеста. История о том, как мужчина под семьдесят увел подружку у родного сына, была слишком пикантна, чтобы не рассказывать ее в каждом баре и в каждом салоне красоты графства.

Как ни странно, потенциально унизительная ситуация возымела обратный эффект. Созерцая Кэндис во время процесса бракосочетания, видя, как отец под руку ведет ее к алтарю, доставая из-за пазухи кольцо с бриллиантами ценой в несколько тысяч долларов, Джек не чувствовал зависти, а только горечь сожаления, что представление о счастье у Кэндис оказалось столь убогим. Он жалел отца, женившегося на женщине, умопомрачительно много моложе себя, которая едва ли могла и хотела сделать его более счастливым, чем предыдущие четыре жены. Сколько бы его дружки ни шутили насчет старого коня и борозды, они не понимали главного: отец не способен оценить в женщине ум и прочие достоинства, которыми обладала, например, Лорен. Джек хотел построить жизнь по-другому.

Перемена, произошедшая в нем, была воистину революционной. Его отец, король «Мэдисон пейпер», чье уважение он стремился завоевать хотя бы тем, что не пошел по пути Джека-старшего, вдруг стал просто Джеком Мэдисоном — его отцом. Джек был перед ним в сыновнем долгу — он должен был любить и поддерживать отца, но больше не был от него зависим ни материально, ни морально. Он понял, что если даже завоюет сотню Пулитцеровских премий, отец не изменит к нему своего отношения.

И все же, чтобы считать Кэндис мачехой, требовалось время. Джеку не терпелось рассказать обо всем Фрее. Он знал, что она найдет в этой истории немало забавного. Но ее не было.

Джек посмотрел на часы. 9.15. Она должна прийти. Должна! Он ждал и надеялся, понимая в то же время, что надежда может обернуться несбыточной мечтой. Всякий раз как открывалась дверь, он поднимал глаза. Он заказал один из лучших столиков, в тихом уголке, с романтическим освещением. Он получал удовольствие, выбирая шампанское (сухое? брют? розовое?), и тут же заказал его, чтобы оно охладилось в серебряном ведерке со льдом. Он хотел рассказать ей о своей книге. Хотел увидеть ее улыбку, глаза, губы.

Настал час подвести черту под несколькими месяцами трудной работы, и не только писательской. Все лето и большую часть осени, совершая «чартерные рейсы» в городок и обратно на своем пикапе, слушая песни в стиле кантри о любви, о женщинах, которых обидели мужчины, о мужчинах, потерявших единственную женщину, которая была им по-настоящему нужна, он мечтал о том моменте, когда сможет повиниться перед ней и доказать, что он изменился. Иногда вспоминая собачье кладбище в Корнуолле и обелиски с именами рыцарей Круглого стола, он представлял собственное надгробие с надписью: «Сэр Джек, не слишком доблестный рыцарь». Фрея его уничтожила, и она одна может его оживить. Если сочтет нужным.

Джек схватился за край стола так, что побелели костяшки пальцев. Где же она? Он тосковал без нее, без ее смеха, без ее бойцовского духа, без постоянных ссор с ней. Со времени Корнуолла он не мог думать ни об одной другой женщине: вновь и вновь его захлестывали эротические мечтания. Он видел ее глаза, грудь, ноги. Вспоминал, как она выглядела, когда лежала на кровати, раскинув руки, а он стоял перед ней на коленях. Однажды она сказала ему: «Тебе не нужна такая женщина, как я». Но она была не права. Фрея была той самой женщиной, которую он хотел. Единственной женщиной.

Опять подошел официант. Джек махнул ему рукой, чтобы уходил, и взглянул на часы. Половина десятого. Что могло ее задержать? Чем она объяснит свое опоздание? Размышляя об этом, он понимал, что тешит себя иллюзией. Она не пришла не потому, что заболела, или застряла на какой-нибудь встрече, или безуспешно ловила такси. Она не пришла потому, что не захотела прийти. Он вспомнил заключительную сцену из фильма «Третий человек», в котором Джозеф Коттен ждет девушку, а она идет к нему по длинной улице между двумя рядами по-зимнему голых деревьев, к нему… и мимо него, даже не оглянувшись, не повернув головы. Пламя надежды, горевшее в нем, погасло.

Ну что же. Больше он не будет ее беспокоить.

Может, она забыла? Нет, слишком хорошо он ее знал, чтобы на это надеяться. Джек взглянул на шампанское в ведерке, на букет цветов на стуле напротив, подозвал официанта и попросил принести счет.