— Тише! — прошипел голос у нее за спиной.

Фрея, стоявшая возле раковины по локоть в пене, повернула голову. В дверном проеме стояла Кэндис и осуждающе на нее смотрела. В ярком дневном свете, без косметики и в банном халате Джека она выглядела совсем юной. Ногти на ногах покрывал лак темно-сливового цвета.

— Он спит! — возмущенно добавила Кэндис.

Фрея достала из раковины столько вилок, ложек и ножей, сколько уместилось в руках, и с грохотом швырнула на стальную сушилку.

— Кто спит? — переспросила она, когда шум стих.

— Джек, конечно! У него головка болит, у бедного мальчика. Я думаю, ему плохо.

— А! Похмелье! Мне кажется, я вынесла не меньше сотни бутылок. Не говоря уже о прочем мусоре. Как бы там ни было, сейчас почти полдень. — Фрея швырнула крышку на стол, где уже громоздились эмалированные миски и кастрюли.

— Вы могли бы этого не делать, знаете ли, — сказала Кэндис. — Я люблю убирать.

Фрея с мученическим смирением пожала плечами:

— Все уже сделано.

Из спальни Джека донесся стон, и Кэндис, встрепенувшись, как пташка, полетела к нему.

Минута, и она вернулась на кухню.

— У вас есть апельсиновый сок? — спросила она.

Фрея обдумывала вопрос, вытирая руки о полотенце для посуды.

— У меня есть сок, а у Джека нет. Ему нравится покупать продукты самостоятельно, только он их почему-то не покупает, а покупаю я. Где, кстати, мой кофе?

— О, это был ваш кофе? — спросила Кэндис упавшим голосом.

— Прекрасно! Великолепно! — Фрея отшвырнула полотенце. — Как мило со стороны этого баловня богемы, этого великолепного Джека, быть выше банальностей бытия. Таких, например, как покупка продуктов.

Кэндис отступила на шаг, во все глаза глядя на Фрею, словно хотела сказать: ненормальная старая карга, у тебя климакс.

Фрея с трудом взяла себя в руки, подошла к холодильнику и распахнула его. Одним быстрым движением достала пакет с соком и торжественно водрузила на стол.

— Вот, пожалуйста. Распоряжайтесь моим соком, как вам будет угодно.

Кэндис наморщила лобик:

— Значит ли это, что я могу отнести стакан Джеку?

— Да, да, да! Господи, такое впечатление, что ему не на что купить себе еду. Чертов Джек Мэдисон Третий.

— Третий? — Кэндис искала стакан.

— Глупо, не правда ли? Можно подумать, что он член королевской семьи. Но возможно, это и так, если считать королевскими атрибутами старую плантацию, магнолии в цвету, пруд с лягушками — ква-ква — и «кадиллак» — рык-рык.

— Каждый мужчина хочет быть королем у себя в доме. Думаю, это очень мило.

Фрея подавилась смешком. Кэндис подозрительно глянула на нее:

— Вы не феминистка?

— Если под этим словом вы подразумеваете признание за женщиной равных прав с мужчинами, то — да, конечно. А вы — нет?

Кэндис обдумывала ответ, наливая сок.

— Я знаю себе цену. Как женщина. Но мужчины и женщины очень разные. Особенно физиологически.

Что за чушь она порет! Фрея скрестила руки на груди:

— Скажите, Кэндис, чем конкретно вы занимаетесь?

— Маркетингом, — ответила Кэндис, уверенная, что Фрея в этом ничего не смыслит. — В настоящее время работаю оператором в телевизионном маркетинге, но скоро получу повышение.

— И что именно вы продвигаете на рынок?

— О, кучу всего. Работа интересная, но я не хотела бы заниматься ею всю жизнь. Карьера так сужает горизонты.

Не настолько, насколько его может сузить отсутствие карьеры, подумала Фрея, но вслух спросила:

— А чем бы вам хотелось заняться?

— Мне хотелось бы стать богатой и знаменитой. — Кэндис улыбнулась — мол, ты-то понимаешь, о чем я, но на всякий случай уточнила: — Магазины, путешествия, развитие собственной личности.

Фрея вскинула брови:

— Довольно амбициозные планы.

— Возможно. А вы? Чего хотели бы вы?

У Фреи был заготовлен стандартный ответ на этот столь часто задаваемый вопрос: создать собственную галерею, работать с художниками по своему выбору, стараясь помогать им чем можешь и не торопить, пытаясь приноровить их творчество к требованиям рынка, и т.д., и т.п. Но стоит ли сейчас об этом говорить? Фрея вскинула голову:

— Ого! По-моему, хозяин проснулся.

Кэндис схватила стакан с соком и выпорхнула. Фрея раздраженно тряхнула головой. Перспектива играть роль третьего лишнего на протяжении всего уик-энда мало ее привлекала. Ну почему никто не пригласил ее в Коннектикут или еще куда-нибудь? Она, конечно, уйдет, но лишь после того, как перекинется парой слов с Джеком, если тот, конечно, намерен подняться с постели. Головка у него болит, у бедняжки. Может, на него пала Божья кара и Господь послал ему опухоль мозга? В ожидании Джека Фрея принялась приводить в порядок буфет на кухне, напевая себе под нос незамысловатый веселый мотивчик. Там-там, титти-титти, там-там, титти-титти, там-там, титти-титти, там-там, люблю тебя… Между тем, судя по звукам, доносившимся из гостиной, парочка голубков успела покинуть пуховое гнездышко.

Несколько ранее, со своего капитанского мостика — места у раковины, Фрея заметила, что кто-то вынес на задний двор плетеные кресла. Ночью прошел дождь, небо умылось, и солнце сияло ослепительно ярко среди лазоревой синевы. Фрея взяла газету и почту, решив почитать, а заодно позагорать под жарким солнышком. Почта представляла собой множество унылых конвертов из оберточной бумаги, в которых обычно присылают счета — их и в руки брать не хотелось, за исключением одного, адресованного Джеку толстого конверта. Фрея перевернула его и прочла данные отправителя — им оказался отец Джека. Ну что же, может, ей повезет и Джек вскоре узнает, что Джек Мэдисон-старший решил лишить наследства своего старшего никчемного сына.

Было письмо и для нее, большой конверт, пересланный ей с бывшего адреса Майкла, помеченный лондонским почтовым штемпелем. Фрея насторожилась. Тэш никогда не писала ей, ни разу за все годы, пока она жила в Нью-Йорке, и если вдруг сделала это, то уж точно не из сестринской любви. Фрея вскрыла конверт. Бог мой — толстый глянцевый журнал «Кантри лайф». Фрея принялась листать нарядные страницы с фотографиями ландшафтов, домов и призовых коров. Из журнала выпала записка, на которой было небрежно нацарапано большими буквами: «Папочка сказал, что я должна отправить это тебе. См. стр. 51. Тэш».

Фрея, поджав губы, нашла нужную страницу. Там на развороте красовалось цветное фото ее сводной сестрицы. В таких журналах обычно помещают фотографии девушек — английский весьма сдержанный вариант «Плейбоя». Мисс Январь, Мисс Декабрь и прочее. Но в английских журналах для среднего класса хоть и печатали фотографии красивых девушек — как правило, в связи с помолвкой или свадьбой, но всегда в строгих блузках с высокими воротниками и перевязанными атласной лентой волосами, как у Алисы в сказке Кэрролла, обнимавших любимого Лабрадора или вишню в цвету, но только не раскинувшихся в полуголом виде на красном бархатном шезлонге. Да, в «Кантри лайф»[20] произошли большие перемены. Фрея расправила страницу и долго смотрела на юную прелестницу с безупречной юной кожей, карими с зеленым отливом глазами, невинно распахнутыми, и кольцом на тщательно отманикюренном пальчике — деталь как бы второстепенная, но лишь на первый — поверхностный — взгляд. О, тут не было ничего случайного! И под портретом подпись — как на формуляре:

Мисс Наташа Пенроуз, 25, единственная дочь покойного Джона Хаффингтона и миссис Гай Пенроуз, хозяйка усадьбы Тревеноук, Корнуолл, выходит замуж за Роланда Суиндон-Смайта, единственного сына мистера и миссис Суиндон-Смайт, хозяев усадьбы Шраберриз, Эссекс.

Фрею охватила паника. Вот оно, написанное черным по белому объявление о свадьбе! О свадьбе, до которой осталось две недели. Всего только две недели, и никого, с кем бы она могла поехать. Что делать? Фрея швырнула журнал на землю портретом вниз и взяла в руки сегодняшнюю газету, чтобы отвлечься.