Джек проследил за ее взглядом.

— Как могла Кэндис даже помыслить о другом мужчине, когда у нее есть я? — насмешливо спросил он. Фрея пожала плечами. — Надо сказать, этот юный Бретт — лакомый кусочек, прямо модель с подиума.

— Что за отвратительная пошлость! Бретт — милый, интеллигентный, обаятельный парень, а не модный аксессуар.

— Ну, если ты так думаешь… Хотя роста ему для модели не хватает — к этому телу да еще бы голову…

— Он ведет себя как настоящий джентльмен, но тебе этого не понять.

Они молча пристегнулись, ожидая, пока заполнятся другие кабинки. Воздух был влажный и теплый, почти осязаемый, словно бархатный. При каждом движении платье ее отливало серебром. Странно, что никто так и не сделал ей комплимент. Может, оно слишком короткое, слишком облегающее, слишком молодежное? Фрея натянула подол на колени.

— Знаешь, я впервые приехал на Кони-Айленд с тобой, — сказал Джек.

— Правда? Не помню.

— Мы были с Ларри и той испанской девчонкой, что жила этажом ниже — она классно играла на гитаре, — и еще каким-то вегетарианцем с повязкой на голове.

— Ах да! — Фрея улыбнулась. — Эшли Франкс, скульптор и чудак. Он прямо-таки чокнулся на вегетарианстве. Да и был уверен, что все геополитические проблемы исчезнут, если человечество сядет на бобы. Я восхищалась им. Правда, недолго.

— Вы все были такие странные. Я чувствовал себя Гулливером.

Фрея мечтательно кивнула, глядя на свои колени.

— У тебя тогда были длинные волосы. Когда мы катались на «Циклоне», они развевались и падали мне на лицо. Я ничего не видел. Не знал, летим мы вверх или вниз.

— Сегодня эта опасность тебе не грозит. — Фрея провела рукой по коротко стриженным волосам. — Кстати, ты звонил Элле?

— Мы встречаемся в понедельник. Не нуди.

Машина пришла в движение, поднимаясь до первого крутого спуска, унося их в небо, темное, с серебряной луной, зависшей над океаном. На вершине на несколько кратких мгновений кабинка зависла.

— Сейчас мы умрем, — безапелляционно сообщил Джек.

Фрея чувствовала, как напряглось тело от страха и возбуждения. Она сделала глубокий вдох, и кабинка нырнула в пропасть.

— И-и-и-и… — завизжала она.

— А-а-а-а… — заревел Джек.

Зажмурившись, вцепившись в перила, Фрея отдала себя на волю «Циклона», ныряя вместе с кабинкой, накреняясь и падая. В ушах ее стоял грохот, ветер влетал в раскрытый рот. Снова головокружительный прыжок в небо. В любую минуту они могут сорваться с трассы и улететь в космос, но ей все равно. Такое чувство, что она может долететь до звезды.

«Циклон» наконец замедлил ход и вернулся в исходную точку. Фрея отдышалась и, щурясь, открыла глаза.

— Я только что придумал сцену для романа. — Дыхание Джека щекотало ей ухо. — Предложение руки и сердца на «Циклоне». Разве не здорово?

— Трудно сказать. Что-то вроде смеси «Незнакомцев в поезде» и «Норд-норд-вест».

— Именно. Смотри, как я тебя натаскал. До встречи со мной ты видела единственный фильм Хичкока, «Психо».

— Но на «Циклоне» так шумно. Она ни за что не услышала бы вопрос, а если бы и услышала, он не услышал бы ответ.

— Это и создаст психологическую драму и потянет сюжет.

Фрея посмотрела на Джека. Волосы у него встали дыбом, словно его пытали электрошоком.

— Ты же знаешь, в чем твоя проблема.

— Слишком хорош? Слишком умен?

— Ты фантазер.

— Я писатель.

Писатель пишет, едва не вырвалось у Фреи. Но она была в слишком хорошем настроении, чтобы затевать ссору с Джеком.

— Я умираю с голоду, — заявила она, выбираясь из кабины.

— Я тоже. Как насчет того, чтобы двинуть на Брайтон-Бич за водкой и морскими деликатесами?

Фрея застонала — слишком велико было искушение.

— Мы не можем, — сказала она. — Для Бретта там слишком дорого, а платить за себя — значит, ставить его в неудобное положение. Придется обойтись хот-догами или пирожками с рыбой.

— Когда последний раз я ел пирожки на улице, весь следующий день провел на унитазе. Что, если я заплачу по счету?

— Отлично! — сказала Фрея, с ходу принимая столь великодушное предложение.

— Ты можешь потом вернуть мне деньги.

Джек и Фрея влились в толпу, но Кэндис и Бретта нигде не было видно.

— Наверное, они сбежали, — сказал Джек.

— Вот они, — сказала Фрея. В том направлении, куда она указывала, несколько чернокожих подростков танцевали в плотном кольце, обступившем невидимый отсюда источник музыки, ухающей в каком-то икающем ритме. Двух белых у края кольца не так-то трудно было заметить.

— Где? — спросил Джек, хлопая себя по карманам рубашки в поисках очков.

— Давай пойдем к ним, — сказала Фрея, вырываясь вперед.

Но, когда они подошли к танцплощадке, у нее не хватило духу присоединиться к ним. Она не могла ни понять, ни разделить их поглощенности танцем: напряженно отрешенные лица, без тени улыбки, пугали ее. Она смотрела, как Бретт извивается своим гибким телом, а Кэндис вздрагивает и покачивается. Когда музыка стихла, Бретт подошел к Фрее — глаза сияют, тело пышет жаром.

— Вот было здорово, — сказал он, чуть задыхаясь.

— Время ужинать, — объявил Джек. — Я угощаю.

Джек пошел вперед с Кэндис, обнимая ее одной рукой, зажав последний позвонок на затылке, как бы невзначай, между большим и указательным пальцами. Так ходят парочки во всех американских фильмах про школьников. Впервые за многие годы Фрее захотелось быть маленькой, похожей на кошечку, чтобы Бретт мог вот так обнять ее, а не идти рядом, сунув руки в карманы, болтая о клубах и группах, о которых она никогда не слышала.

Постепенно огни стали тускнеть и шум ярмарочных забав поутих. Вскоре все поглотила тьма, и единственным напоминанием об увеселениях осталось Чертово колесо, сиявшее розовым и пурпурным в ночном небе, его крохотные кабинки казались бисеринками, свисавшими с браслета. Внезапно черная толпа сменилась белой. Вокруг все говорили по-русски: пожилые пары, выгуливавшие своих собачек, женщины средних лет в укороченных обтягивающих топах и мини-юбках, с черными корнями обесцвеченных волос, явно ищущие приключений субботним вечером.

— Невозможно поверить! — воскликнул Бретт.

— Русские эмигранты начали селиться здесь с пятидесятых. Они называют Брайтон маленькой Одессой. Я думала, тебе здесь понравится, — с улыбкой сказала Фрея.

Вдоль пляжа вытянулась цепь ресторанов со столиками на свежем воздухе. Свободных почти не было. Миловидные официантки в коротких фартучках сновали между столиками и исходящими паром кухнями под пристальным взглядом владельцев, зловещих в своих черных очках и мягких белых туфлях. Играла музыка — приятная, ненавязчивая. Атмосфера вполне европейская: никаких гамбургеров, никаких манхэттенских «шишек», никаких див с Пятой авеню, голодовками доводящих себя до совершенства, — обычные люди, которым хорошо друг с другом.

Вдруг Фрея заметила свободный столик, и они заняли его. Джек заказал водку, яйца с икрой, картофельный салат, копченого угря.

— Закажи селедку, — напомнила Фрея.

— Хорошая мысль.

— И свекольный салат со сметаной.

— Отлично. Еще что-нибудь?

Фрея оставила выбор за Джеком и вместе с Кэндис отправилась в уборную.

— Я прямо влюбилась в Бретта, — сообщила Кэндис из соседней кабинки. — Он мятежник.

— Я рада. — Фрея помрачнела. Она что-то не заметила, чтобы Бретт был мятежником, он, кажется, еще не ухватил, что сегодняшнее свидание — вещь серьезная, не просто веселая прогулка.

Фрея мыла руки, глядя на себя в зеркало.

— Скажи, Кэндис, что ты думаешь об этом платье? Только честно.

Кэндис со всей серьезностью отнеслась к вопросу и придирчиво осмотрела Фрею.

— Сойдет, — любезно заключила она. — Вы хорошо сохранились.

Когда дамы вернулись за стол, Джек рассказывал Бретту старый анекдот о поляке и таблице для проверки зрения.

— …Польский паренек спрашивает у окулиста: «Как я могу это читать? Это же портрет моего кузена!»