Фрея моргнула и вернулась в настоящее. От ее дыхания стекло запотело. Она вытерла его рукавом. Дважды она пала жертвой собственных фантазий — страстная любовница Тодда, домашняя подруга Майкла. В следующий раз надо быть более осторожной, если он наступит, этот следующий раз.
Фрея отвернулась от окна. Хватит мудрствовать — пора собираться. Она подтащила стул к кладовке и, встав на него, сняла с антресолей два своих чемодана. С них полетели пыль и паутина. Черт. Фрея достала совок и щетку, смела сор в кучу, стряхнула пыль с головы и, отыскав старый хлопчатобумажный шарф, повязала голову, как заправская уборщица. Так повязывали голову квазифеминистки восьмидесятых! Фрея подумала, что похожа сейчас на Симону де Бовуар[14].
Фрея наспех заправила постель и, бросив чемоданы на кровать, раскрыла их. В частых переездах есть свое преимущество — не успеваешь накопить лишних вещей: старых писем, фотографий, театральных программ, солидной коллекции книг с собственным автографом на форзаце, облысевшего плюшевого зайца — друга детства, елочной мишуры и любовных даров, всяких там вазочек, мисочек, репродукций в рамках и прочего сентиментального барахла, без которого иные просто не мыслят себе жизни. Независимая женщина, подумала Фрея, должна уметь упаковать свою жизнь максимум за час. Кроме того, когда у тебя рост пять футов десять дюймов, никто не предложит донести багаж.
Главное — паспорт, нижнее белье, туфли. Паспорт легко умещался в дамскую сумочку, что же до обширной коллекции обуви и дорогого нижнего белья, с этим дело обстояло сложнее — места требовалось слишком много. Фрее пришлось сесть на крышку, чтобы закрыть чемодан. Затем она набила второй чемодан, спотыкаясь, побрела к лифту и оттащила багаж консьержу. Туда же отнесла набитую до отказа спортивную сумку. Фрея изрядно вспотела и проголодалась. Ее инь и ян, возможно, и были на редкость хорошо сбалансированы после ленча в Чайнатауне, но она съела бы сейчас быка. Фрея прошла на кухню и буквально проглотила восемь крекеров один за другим — она имела на это право, потому что сама их купила, и совесть ее была чиста. Она обвела взглядом такую знакомую уютную и опрятную кухню. Представила себе Майкла в полосатом фартуке, в рубашке с закатанными рукавами, он что-то аккуратно нарезает и шинкует, взвешивает на микронных весах и то и дело заглядывает в поваренную книгу. Он хорошо готовил, и поначалу этот факт произвел на нее приятное впечатление. Сама она готовила плохо, ее никто не учил. Но в последнее время ее тяготила необходимость расхваливать его замысловатые блюда — все, что ей было нужно, это кусок сыра на тосте и хорошая книга в постели. И все же она не могла не испытать легкого сожаления, даже боли, подумав о том, что никогда больше не попробует стряпни Майкла.
Торопливо запив молоком последний крекер, Фрея схватила пластиковый пакет и пошла собирать остальные вещи: гель для душа, новое издание биографии А. Матисса, несколько кассет с любимыми записями.
Напоследок она взяла с комода маленькую фотографию в рамке — портрет матери в высоких сапогах и русской меховой шапке, смеющейся, окруженной стаей голубей на взлете, и подпись: «Париж, Вандомская площадь, 1972», — последняя неделя, возможно, последний день, когда Фрея видела ее живой.
Фрея на мгновение застыла с фотографией в руке. Почему тебя нет со мной? Беззаботные глаза смотрели на нее с улыбкой. Когда мать умерла, она была на четыре года моложе Фреи сегодняшней. Фрея провела пальцем по холодному стеклу и спрятала фотографию в потайной карман сумки.
Еще на комоде лежал конверт с двумя авиабилетами в Англию, один для нее, другой… Да для кого же другой? До свадьбы оставалось меньше трех недель. Неужели Майкл не мог дать ей отставку чуть позже? Она не поедет туда одна — ни за что. Воображение рисовало страшные картины ее унижения, и тут она вспомнила о шляпе. Фрея купила ее специально для этого случая. Где же она? Вновь взобравшись на стул, она принялась рыться на антресолях, заваленных сумками, коробками от теннисных мячей, свернутыми в рулоны плакатами, гантелями и прочим хламом, пока не увидела изящную полосатую коробку. Она вздохнула при мысли, что придется тащить еще и это, но оставлять шляпу не хотела…
Вдруг Фрея услышала металлический лязг, похожий на звук поворачиваемого в замке ключа, и замерла в ужасе. И в следующую секунду тихо слезла со стула. Не может быть!
Нет, может. Из открытой входной двери потянуло сквозняком. Раздались чьи-то шаги, зашуршали пакеты, в которых обычно приносят продукты. Хлопнула дверь. Фрея подскочила от страха. Часы показывали ровно пять, Майкл так рано с работы не возвращается. Кроме того, она уловила запах духов. И тут же вспомнила слова Кэт о том, что Майкл мог завести себе другую женщину, к которым отнеслась весьма скептически. А что, если это вор? Кто сказал, что вор не может быть женщиной? Фрея схватила совок и щетку и, выставив их перед собой, словно копье и щит, осторожно выглянула в коридор.
Пожилая дама что-то убирала в кладовку в коридоре. На ней был опрятный старомодный костюм цвета сельдерея, с плиссированной юбкой, закрывающей икры. Пышные седые волосы напоминали пирожное безе. Должно быть, Фрея издала какой-то звук, ибо женщина оглянулась и, схватившись за бант на шее — такие повязывают любимой кошечке, — воскликнула:
— Боже мой! Вы до смерти напугали меня!
Фрея, ни слова не говоря, пялилась на незнакомку, теряясь в догадках: кто она? Кем бы она ни была, но чувствовала она себя здесь вполне уверенно.
— Я думала, вы приходите по вторникам, — сказала дама, прикрывая дверь в кладовку. Вскинув голову, она наступала на Фрею. — Вы говорите по-английски?
Фрея открыла рот, но не произнесла ни звука.
Женщина ткнула себя указательным пальцем в грудь.
— Я, — сказала она с расстановкой, — миссис Петерсон, мать мистера Петерсона. — И, подумав, произнесла ту же фразу на испанском.
Что мать Майкла здесь забыла? И почему говорит на ломаном испанском? Фрея ничего не знала о миссис Петерсон, кроме того, что та была разведена, обожала сына, работала администратором в какой-то шикарной школе для девочек в Миннесоте и не желала признавать Фрею. Когда она звонила Майклу и трубку брала Фрея, что случалось нечасто, миссис Петерсон даже не снисходила до короткой беседы с ней, хотя бы из вежливости. «Могу я поговорить с сыном?» — спрашивала она таким тоном, словно была уверена, что Фрея вломилась к Майклу в квартиру и держит его под прицелом.
— О, ничего страшного. Пойдем со мной, — приказала миссис Петерсон и, поманив Фрею рукой, прошла на кухню.
Фрея попала в затруднительное положение. Неужели она и в самом деле похожа на уборщицу? Мексиканскую уборщицу? Из дальнего зеркала на нее смотрела женщина в фартуке, со щеткой и совком, с платком на голове — скорее не как у Симоны де Бовуар, а как у Миссис Половая Тряпка, Это открытие так подействовало на Фрею, что она, будто зомби, машинально последовала за миссис Петерсон на кухню. Та между тем, ткнув пальцем в холодильник, велела ей немедленно его разморозить, вынуть все из кухонных шкафов, хорошенько протереть и начистить до блеска металлический чайник. Тут она заметила на поверхности рабочего стола Майкла круглую отметину — он поставил на столешницу снятую с плиты сковородку, когда готовил очередное блюдо, — и начала причитать, глядя на Фрею так, будто уже готова была выставить ей счет за испорченное имущество. Следующим пунктом назначения была ванная, где Фрея прошла инструктаж по чистке и дезинфекции кафеля и унитаза.
Когда дошла очередь до спальни, миссис Петерсон с удовлетворением оглядела пустые вешалки в шкафу. Проверила, свободны ли выдвижные ящики комода от вещей Фреи, после чего провела пальцем по поверхности комода на предмет обнаружения пыли и брезгливо поморщилась. Фрея с ужасом посмотрела на свою сумку, стоявшую на стуле, и метнулась к ней, чтобы закрыть собой. Затем ткнула пальцем в пустой шкаф.
