Реми Урдан вспоминал: «Прибытие в Смоленск было катастрофическим. Город Смоленск стоит на реке Днепр; на одном берегу реки находятся железнодорожные станции, на другом берегу — город. 13-я рота должна была пройти к месту расквартирования вне Смоленска еще 13 километров. Так что это была своего рода тренировка для нас: нужно было пересечь Днепр по понтонному мосту, который был наведен взамен взорванного русскими при отступлении железного моста, а затем пройти через весь город. Я помню, что вся эта операция проходила по дорогам, находившимся в ужасном состоянии, земля промерзла (общая температура от -15 до -18 [еще один аргумент в пользу того, что морозы наступили, но еще не такие страшные, как позже. — О.Б.]), лошади не были подкованы, несмотря на мои неоднократные просьбы. Движение началось около семи утра. Первые части 13-й роты с большими трудностями прибыли в лагерь к одиннадцати часам. 3-й взвод, укомплектованный двумя 75-мм пушками [по всей видимости, речь идет о Pak 40. — О.Б], был вынужден оставить одну из них на улицах Смоленска, лошади не могли вытянуть свой груз в тех погодных условиях, в которых мы находились. Это орудие следующей ночью обнаружил немецкий патруль, в том месте, где его оставили, никого не предупредив. Никого не заботила судьба роты»{136}.
На этом проблемы с тяжелым вооружением не закончились: 150-мм орудие перевернулось во время пересечения Днепра по мосту. Причиной являлось то, что запряженные лошади были слишком слабы, плюс, их не подковали; животные просто не вытянули вес{137}. Пострадали четыре лошади, двух из которых пришлось добить, настолько серьезными были травмы. Французы привлекли дополнительные силы и стали доставать упавшее орудие, которое так и не смогло прибыть в место назначения к 22 часам.
Естественно, подобные неожиданные потери, которые задерживали продвижение части, не прошли бесследно: «На следующее утро, — вспоминал Урдан, — полковник Лабонн пришел с инспекцией в 13-ю роту и применил самые жесткие санкции: капитан [Зегрэ. — О.Б.], руководивший ротой, был освобожден от занимаемой им должности. Эти санкции были совершенно не вовремя, т.к. и полковника, и его штаб, предупреждали неоднократно [так в тексте. — О.Б.], что это подразделение еще не готово для участия в такой кампании, какой была кампания в России»{138}. Мишель Зегрэ, потерявший свой пост, должен был вернуться в Дебицу и принять там командование штабной ротой III батальона, находившегося в стадии формирования.
Полковник Лабонн снял с должности не только Зегрэ. Также были сняты командир 14-й роты капитан Буйоль и командир штабной роты капитан Тиксье. Та же участь постигла лейтенанта Урдана. Все они должны были вернуться в Польшу. Лабонн объяснял свои действия тем, что, по его мнению, указанные офицеры были некомпетентны, однако К. Бенэ считает, что реальные причины такой расправы были сокрыты от глаз легионеров: существуют основания полагать, что против Лабонна готовился заговор.
Старшие офицеры хотели заменить стареющего полковника. В качестве кандидатов на должность командира полка они, например, предлагали командира III батальона полковника Альбера Дюкро или майора Планара де Винева. Сам Лабонн был в курсе этого вполне реального заговора и действовал решительно, снимая с постов всех замешанных (действительно или нет) в этом офицеров{139}. Такие перестановки не принесли блага: и без того хрупкая связь между офицерами и личным составом была нарушена.
Вообще в ЛФД была проблема с офицерскими и унтер-офицерскими кадрами. Опытных командиров не хватало. Очень часто легионеры, занимавшие командные должности в подразделениях, им не соответствовали. Доходило даже до того, как пишет Урдан, что офицерам приходилось уделять большое внимание тем задачам, которые во взводах должны решать младшие командиры{140}.
5 ноября во французской прессе, в «Гласе народа», опубликовали ответ Петэна на письмо Лабонна. Среди прочего, Петэн писал командиру ЛФД: «Вы не забываете, что песете определенную часть нашей воинской чести […] Но вы также будете служить Франции еще более непосредственно, участвуя в Крестовом походе, во главе которого стала Германия, справедливо снискав себе тем самым мировое признание. Вы вносите свой вклад в избавление пас от большевистской опасности; таким образом, вы будете защищать свою собственную страну, сохраняя одновременно дух примиренной Европы»{141}.
По мнению главы петэновского гражданского учреждения, Анри дю Мулина де Лабартэта, этот текст был подготовлен Фернаном де Бриноном, а Петэн лишь подписал его, не читая. Этого же мнения придерживается и историк Суту. Тем не менее, если это и было так, после выхода письма в газете Петэн не сделал ничего, чтобы дистанцироваться от него.
Эти фразы, по мнению Суту, отражают не отдельный эпизод, а очень четкую политику присоединения Франции к «новому порядку» и нацеленности на косвенное военное сотрудничество, которое предлагалось Берлину самым откровенным образом. Доказательством этого служит и то, что французское правительство готово было не только разрешить немцам проводить набор в ЛФД, но даже было готово само вести этот набор, организовывая и поддерживая легион. Однако можно вспомнить и то, что у немцев были проблемы с правительством Виши, которое, по их мнению, препятствовало набору в ЛФД.
Лабартэт говорил, что это письмо произвело эффект разорвавшейся бомбы: больше, чем какое-либо другое действие, одно это письмо означало официальное одобрение ЛФД правительством Виши{142}. Тем не менее легион оставался формально «частной» инициативой.
Здесь вновь видна иногда проявлявшаяся двойственность политики Петэна: с одной стороне, всё «в русле» немецких желаний и указаний, с другой стороны, попытки «ослушания» и принятия самостоятельных решений.
Об этом письме упоминает и генерал-фельдмаршал Федор фон Бок, который был уже знаком с Лабонном. За два дня до этого, вечером 4 ноября, Лабонн со своим адъютантом отобедали с ним. Фон Бок в своих известных записках оставил об этом упоминание и в характеристике полковника был довольно лаконичен: «Полковник — пожилой человек, объездивший полмира. При всем том великим авантюристом или великим путешественником его не назовешь. Скорее это великий идеалист».
6 ноября фон Бок отмечал в дневнике: «Из всех рапортов и докладов, описывавших быт и нравы легионеров, я составил себе мнение, что, в отличие от кадровых частей, подразделениям Французского добровольческого легиона не хватает дисциплины, и в нем царит дух этакой разгульной военной вольницы. В этой связи я приказал 7-й дивизии, в которую должен влиться добровольческий полк, направить в его батальоны и роты германских офицеров и чинов младшего командного состава в качестве “советников”. Они должны помочь добровольцам стать полноценными бойцами, и не допускать нарушений дисциплины с их стороны, так как это может повредить нашей репутации, поскольку французы носят германскую униформу»{143}.
В Смоленске и его окрестностях французы пробыли недолго: им предстояло преодолеть почти 200 км до Вязьмы[7].
Грузовиков немцы не дали, скорее всего, по двум причинам: непроходимые дороги или же германской армии самой нужны были грузовики, и было не до легионеров. Так или иначе, командир части принял решение о выходе полка в назначенный район. Согласно французским данным, с полковником Лабонном во главе в промежутке от 6 до 11 ноября легионеры выступили в путь{144}.
