Ареал Тампета, штат Флорида, населяло более пятнадцати миллионов человек — включал он не только города Сент-Питерсберг, Тампа и Клиарвотер, но и городишки помельче, а также поселки между Сарасотой на юге и Порт-Ричи на севере. Ближе к границе этого района, по направлению к Лейклэнду, находилось местечко Пайнелла, где Галактический Цирк вот уже больше недели давал свои представления при неизменном аншлаге, причем ни в один из вечеров программа не повторялась. Особым разнообразием блистали выступления д’Аламберов.

Жюль и Иветта, премьеры труппы, разумеется, имели собственные гардеробные — и у этих комнат был отдельный выход. Поэтому никто из цирковых служителей не заметил, как два коренастых невысоких дельфианца, по уши закутанные в бесформенные развевающиеся плащи с капюшонами — обычные одеяния этого народа, привыкшего скрывать свои тела, — покинули гигантское здание Цирка. Был поздний вечер, около одиннадцати часов, но огромные сияющие сферы, окружавшие здание Цирка, бросали яркий свет на заполненные бурлящими людскими толпами дорожки. Дельфианцы присоединились к этому нескончаемому человеческому потоку, который медленно тек в сторону необъятных размеров площадки, предназначенной для парковки машин. Для того, чтобы добраться до своего глайдера, им потребовалось более получаса; однако они, казалось, не спешили.

Выбравшись из лабиринта узких городских улочек, Жюль откинул капюшон плаща, перевел свою тяжелую машину на второй уровень Четвертого Трансамериканского шоссе и стремительно погнал ее к Дьюнедину, в Дьюнедин-Армс — одному из самых шикарных злачных мест на всем североамериканском континенте. Подъехав к огромному, блистающему огнями дворцу, он сунул доллар сторожу паркинга, второй — портье в роскошной ливрее у входа, еще один — швейцару, который почтительно проводил их к лифту, остановившемуся на четвертом этаже. У гардеробной стойки оба дельфианца — что, впрочем, никого особенно не удивило, — отказались расстаться со своими плащами, после чего Жюль, как было принято, дал очередной доллар несколько вызывающе одетой девице при гардеробе, а затем вручил билеты и пятидолларовую банкноту подобострастно кланяющемуся метрдотелю.

— Премного благодарен, месье и мадам, — проворковал тот с широкой улыбкой. — Мы очень рады приветствовать вас у себя в этот вечер, мистер и миссис Тигвен. Прикажете подать ужин прямо сейчас или, быть может, несколько позже?

— Пожалуй, через час-полтора, — бросил Жюль на четком, безукоризненном русско-английском «империале», официальном языке Империи. Затем он внимательным взглядом окинул простиравшийся перед ним просторный зал ресторана. Справа вдоль стены, в мерцании приглушенных огней, тянулась зеркальная стойка бара. Три больших окна слева выходили на залив и пустынный пляж. Тяжелые массивные столы из натурального дуба были свободно расставлены по всему залу, оставляя место для танцевальной площадки. На сцене в дальнем углу рыжеволосая девица, извиваясь в луче прожектора, отработанными движениями снимала одну деталь туалета за другой, демонстрируя всем желающим свои прелести. Стены ресторана украшали подлинники дорогих картин и изумительные гобелены, на пьедесталах в глубоких нишах возвышались сверкающие сталью, золотом и серебром рыцарские доспехи. Зал был полон; несколько свободных мест оставалось только за стойкой бара.

Намек метрдотеля был понятен, поэтому Жюль после некоторой паузы повторил: — Да, часа через полтора. Сначала мы, пожалуй, выпьем в баре.

Через пару минут они расположились за стойкой. Молодой гимнаст протянул бармену пятидесятидолларовую банкноту и произнес:

— Воднак, пожалуйста, — литровую запечатанную бутылку. Эстеван, если есть.

— Конечно, сэр. Прошу, сэр, — бармен метнулся к зеркальным полкам и перед Жюлем, словно по волшебству, возникли два стакана, ведерко со льдом и тяжелая шершавая бутыль зеленого стекла. Воднак, напиток крепостью сто двадцать градусов, в Дельфе, на окраине цивилизованного мира, предпочитали любому спиртному. — У нас можно получить все, буквально все, сэр! И не сомневайтесь в качестве напитка — при наших ценах мы никогда… — с этими словами бармен выложил на стойку доллар пятнадцать центов сдачи. Жюль небрежным движением руки подвинул монеты обратно.

Перед тем, как откупорить бутылку, юноша бросил взгляд в зеркало напротив — и сам он, и его сестра украдкой следили за окружающими. Человек слева от Иветты неторопливо опустошил свой бокал и удалился; место его тут же поспешил занять высокий тощий землянин. Поманив пальцем бармена и шаря в кармане, он начал:

— Дайте-ка мне…

Это было все, что он успел сказать. «Ап!» — вскрикнула Иветта, подавая сигнал боевым кличем цирка старых времен. Затем она схватила тяжелую бутылку за горлышко к метнула ее в своего соседа, одновременно падая и откатываясь в сторону. Это было сделано весьма своевременно, так как смертоносный луч бластера, который тощий землянин выхватил из кармана, прожег стойку точно в том месте, где девушка находилась за миг до падения. Еще в воздухе, в стремительном прыжке, она оттолкнулась ногой от стойки и нырнула под ближайший стол, скорчившись там на коленях.

Луч бластера погас. Тяжелая бутылка, брошенная с мощью деплэйнианина и точностью воздушного гимнаста, угодила прямиком в лицо стрелявшему — и лица у него не стало. Впрочем, сама бутыль не получила ни малейшего повреждения.

В свою очередь, Жюль не терял времени даром. По сигналу сестры он тоже мгновенно бросился на пол, не упуская, однако, из вида столы и сидевших за ними людей. Он заметил, как слева, где за богато сервированным столом расположились две пары, начал приподниматься человек. Наполовину скрытый своей соседкой, импозантной величавой красавицей с короной белокурых волос, он потянулся к левой подмышке, одновременно пытаясь разглядеть молодых д’Аламберов.

Жюль птицей взлетел на стол и, сметая и расшвыривая приборы, ринулся прямо к мужчине, который все еще лихорадочно пытался дотянуться до своего оружия. По пути он успел убрать с дороги блондинку — не отпихнул ее, а лишь отодвинул легким движением руки. Этого, однако, оказалось достаточно, чтобы дама кувыркнулась через спинку стула, продемонстрировав восхищенным зрителям стройные бедра с кружевным нейлоновым треугольничком между ними — все, что было на ней под роскошным вечерним платьем.

Пригнувшись, Жюль нанес противнику удар левым локтем под ложечку. Пока тот ловил воздух посиневшими губами, гимнаст развернулся и рубанул его ребром ладони по шее — она переломилась как сухая ветвь, с неприятным резким хрустом. Затем Жюль выхватил из кобуры оружие, которым покойник так и не успел воспользоваться, — это было не бластер, а станнер, — и бросил взгляд на шкалу. Десять единиц… мгновенная смерть! Большим пальцем юноша сдвинул регулятор мощности излучения в третью позицию, что обеспечивало получасовую отключку, и поиграл лучом станнера на лбу второго участника событий; теперь этот тип пребывал в таком спокойствии и неподвижности, словно все происходящее его нисколько не касалось. Он огляделся — как там справляется Иветта?

У нее все было в полном порядке. Стол, под который она так удачно нырнула, неожиданно подскочил вверх, перевернулся, сбрасывая посуду, и рухнул на соседний — за ним раньше сидел тот самый тощий землянин, стрелявший в Иветту у стойки, и здесь еще располагались три его компаньона. Выхватив свой бластер, девушка прицелилась в голову номера Два, и он рухнул на пол с дыркой во лбу. Затем, в стремительном броске, она ринулась к номеру Три, дернула его за лодыжки и опрокинула, вырвав из руки бластер, под луч которого едва не попали ни в чем не повинные свидетели инцидента. Рукоятью этого бластера она замахнулась на номер Четыре, но тот уже оседал на пол под лучом станнера ее брата.