— Слышь, ты, перхоть! — взорвался в ответ Павел Тимофеевич. — Ты кого в себе возомнил, а?! Запомни: если хоть словечко не в кассу шлепнешь, я тебе такие хлопоты организую! У-у-у! Учти, я с Тарасом столько дерьма из одной бочки выхлебал, что тебя, сосунка, с головой накроет! Я-то по-любому отбрехаюсь. Тем более что при нынешних раскладах с меня спрос — клок волос. А вот тебе, дружок, в таком разе уже никто помочь не сможет. Я доступно излагаю?

— Доступно, — сдулся Гордеев.

— Замечательно. Тогда давай включай головенку и пораскинь мозгой — за кого, окромя меня, тебе, аки за круг спасательный, сейчас держаться след?

Осознав убийственную правоту слов Бажанова, Кирилл ощутил неприятный, пугающий холодок. «А ведь и в самом деле — отбрешется, сволочь. Ему, сучаре, не впервой. А вот мне, похоже, по-любому — вилы».

— Ну что, Кирюша? Осознал всю глубину своих глубин?

— Осознал.

— Ответ правильный. А теперь запомни, если на память не надеешься — запиши новую вводную: ровно в 23:15 ты должен быть на железнодорожной платформе «Сергиевка». Доберешься туда на электричке. Надеюсь, у тебя хватило ума зашхерить «бумера», а не продолжать рассекать на нем по ленинским местам?

— Хватило, — кисло соврал Гордеев.

— Уже легче. Позднее сообщишь мне точное место, я подошлю людей, чтобы грамотно тачилу забрали.

— Ладно, — обреченно согласился Кирилл.

И мысленно представил себе эту душераздирающую сцену: люди Бажанова забирают «бумера» с полицейской спецстоянки. К слову, забавная могла получиться фильма.

— В общем, доедешь до Сергиевки, — продолжил диктовать инструкции Павел Тимофеевич. — Она же поселок Володарский. Это тридцать пять минут езды от Балтийского вокзала, не доезжая перегона до Стрельны. Запомнил?

— Запомнил. А там что?

— Встанешь строго под расписанием электричек. Оно там одно на платформе, так что не промахнешься. Тебя встретит мой человек и устроит в частном доме в поселке. Человек надежный, проверенный. Кстати, ты минувшей ночью где дохнул?

— Да так, в гостинице одной.

— Хм… Значит, не совсем еще мозги атрофировались.

— Как это?

— А так, что ждали тебя в адресе у Катьки.

— Кто?

— Марчелло ждал. Меркуешь, какого упыря Тарас за тобой высвистал?

— Ч-черт! А откуда они узнали, что я?.. Что я у нее? — откровенно запаниковал Гордеев.

— О чем и толкую: серьезно за тебя, Кирюша, взялись. Короче, заляжешь в Володарке. Недельку-другую там перекантуешься.

— А потом что?

— А потом видно будет. Если все пойдет как по написанному, к тому времени Тарасу всяко не до тебя будет. Потому — у него совсем другие проблемы нарисуются.

— Что за проблемы?

— Не бери в голову, тебе за это знать необязательно. Ты все понял?

— Да. Платформа «Сергиевка». 23:15.

— И постарайся, друг мой, за оставшиеся часы не попасться на зуб — ни Тарасу, ни Брюнету. В нынешнем твоем беглом статусе я еще могу попытаться выдернуть тебя из этой заварухи. Но вот рыть подкопы, снимать с дыбы и высвобождать из плена — извини: и возраст уже не тот, и здоровье не то. Так что, по возможности, не светись. В идеале — добреди до ближайшего кинотеатра, возьми билеты на все сеансы подряд и отсидись в зале. С попкорном и на попе ровно. Я доходчиво излагаю?

— Вполне.

— Вот и ладушки. Всё, вечером, когда вселишься в хату, — отзвонись.

— Хорошо.

— Да, и — самое последнее!

— Слушаю.

— Какой же ты мудак, Кирюша!

— Павел Тимофеевич! Я же… Да я просто…

— Знаю-знаю. Мы не мудаки — это просто у нас в роду, — раздраженно перебил неуклюжее гордеевское блеяние Бажанов и сбросил звонок.

Ни в какое кино Кирилл, разумеется, не пошел. А продолжил сидение в «шаверме», спуская вырученные за «сейку» деньги на манипуляции из серии «мадам, еще бокальчик повторите». Последовательно накачиваясь, Гордеев снова и снова мысленно переживал и «пережевывал» события вечера минувшей пятницы. И от подобного «жувания» становилось ему все паршивее. Бажанов, как ни крути, был убийственно прав: задачу валить Яну Викторовну, да еще и столь изощренным способом, Кириллу никто не ставил и даже не помышлял. То была его сугубо личная инициатива. Обернувшаяся на поверку, выражаясь высокопарно, — апофеозом персонального кретинизма. А вышло тогда как?

Случайно заприметив на набережной вражин заклятых — Купцова с Асеевой, в голову Кирилла последовательно ударили: сперва болезненные воспоминания, а затем — лютая, всепоглощающая жажда мести. Жалко, что следом туда не упала и народная мудрость «про двух зайцев». Когда же юрисконсультша — в шикарном платье и в гордом одиночестве — направилась в сторону проспекта, поддавшись безотчетному импульсу, Гордеев тронулся следом. Толком не осознавая — за каким, собственно, лешим?

Поначалу он намеревался всего лишь пронестись мимо «магистральной» бабы таким образом, чтобы окатить ее грязной водой из лужи, буде таковая сыщется на пути. Но когда разглядел, что та — опять же одиноко — стоит на проезжей части у припаркованной «шкоды» и разговаривает по мобильному, Гордеева буквально переклинило. Словно бы зажившая своей обособленной жизнью ступня втопила педаль газа, а вышедшие из-под контроля руки машинально крутанули руль резко влево. В эти секунды Кирилл как бы ощутил себя внутри компьютерной игры, задача которой предельно проста: давишь возникающего на экране монитора человечка — получаешь бонусные баллы. И лишь после истошного женского крика и последовавшего за ним глухого удара Гордей вылетел из виртуального пространства «игрушки», рухнув в привычную мерзкую реальность. Вылетел резко — так, словно кто-то невидимый рывком выдернул шнур питания компьютера.

Бортанув Асееву на относительно безлюдном в этот час проспекте, Гордеев протянул еще каких-то сто пятьдесят-двести метров по прямой, после чего бездумно ушел направо. Слабо разбираясь в питерской географии, он инстинктивно принялся закладывать кругаля по часовой стрелке и через пару минут очутился в визуально знакомом месте на Мытнинской набережной. Отсюда, немного успокоившись, он дисциплинированно ушел «карманом», возвратившись к исходной точке старта на набережной.

Оказалось, что на все про все ушло каких-то минут двенадцать, так что он умудрился успеть аккурат к разгару случившегося на палубе «Океана» грандиозного шухера. Наблюдая за коим, немножко приоттаял, так как зрелище превзошло самые смелые ожидания — парни всё сделали на «пять».

Но эйфория быстро улетучилась, а ей на смену незамедлили явиться мрачные мысли о мрачных перспективах. Ибо здесь, на стояночке, обнаружилось то, о чем всяко следовало подумать, прежде чем заниматься деятельным возмездием. А именно разбитая левая фара, чутка примятый хвост бампера и хотя и успевшее в момент удара сложиться, но все равно покрывшееся паутинкой трещинок зеркало заднего вида. И вот сие в принципе копеечное дело по совокупности тянуло на полновесное «до первого гаишника».

К чести Гордеева, ежели в подобной ситуации таковое слово вообще применимо, он не стал суетиться, пытаясь кустарно «замакияжить» повреждения подручными средствами. Лишь теперь осознав возможные последствия и риски «эмоционального порыва», куда теоретически следовало занести и случайных свидетелей, и попадание момента наезда в записи камер слежения, он сосредоточил усилия на обеспечении алиби.

Бросать тачку возле «Океана» было категорически нельзя (сразу найдут! это как два пальца… намочить!), поэтому он крайне осторожно вырулил обратно на Добролюбова. Где, слава богу, уже ничто не напоминало о случившемся часом ранее дорожно-транспортном происшествии. Даже осиротевшую асеевскую «шкоду» — и ту эвакуировали: не то родственники, не то гайцы. Гордеев докатил до ранее примеченного ночного клуба «Асцелла» и оставил «бээмвуху» на заведенческой парковке. Причем не просто оставил, а — открытую и с ключом зажигания в замке. Сам же прошел в гудящий по причине ночи с пятницы на субботу кабак. В интерьерах которого провел почти два с половиной часа, периодически прогуливаясь к окну, выходящему на стоянку.