Разумеется, винить в происходящем следовало только себя.

Следовало — но не хотелось.

Так что сейчас Кирилл мысленно костерил Бажанова с его идиотской затеей, на которую он, Гордей, изначально подписался с крайней неохотой. Ибо на собственной шкуре успел прочувствовать, что шутки с Брюнетом — чреваты. Прочувствовал, однако «шутканул» снова. А в итоге…

«Идиот! Боже, какой идиот! Купился, как ребенок, как самый распоследний фраер!» — матерился про себя и вокруг себя Кирилл, а в мозгу меж тем угодливо всплыла картинка с самодельным плакатиком, кнопочками пришпиленная в кабинете замначальника родного местечкового полицейского отдела майора Митрохина:

«ЗДЕСЬ НИЧЕГО НЕ ВЫДАЁТСЯ! ТОЛЬКО ДОДАЁТСЯ!»

Э-эх! И почему она не «всплыла» хотя бы полчаса назад?!!!

В начале восьмого во двор Асеевых вкатила служебная «магистральная» «фронтера». Отдав распоряжения Коле-Ване: «Кури пока, минут через десять обратно поедем», — Петрухин выбрался с первой парты и направился к родному «фердинанду», выставленному строго напротив подъезда, в котором проживало немногочисленное семейство потерпевшей.

Он толкнул в сторону тяжелую салонную дверь микроавтобуса и удивленно присвистнул: внушительные запасы питьевой воды, два пакета со жратвой, миниатюрный DVD-проигрыватель со стопочкой компакт-дисков, заботливо припасенные две пустые бутылки с широким горлышком[21] — похоже, мобильный наблюдательный пункт был развернут с прицелом на затянувшееся осадное положение.

— Ты чего, на всю ночь решил остаться? — забираясь внутрь, с легкой усмешкой поинтересовался Петрухин у возлежавшего в шезлонге напарника.

— Я обещал Яне, что с ее близкими ничего не случится, — очень серьезно откомментировал усмешку Купцов.

— На фига самому-то сидеть? У нас в штате цельный взвод охранников?

— Я распорядился, чтобы штатные с утра выставились. А этой ночью лучше сам посижу, так мне спокойнее будет.

— Ну-ну… Думаешь, по выходе Яны из больнички зачтется? — Леонид метнул в приятеля негодующий взгляд, и Петрухин, дурачась, начал истово креститься. — Все-все, молчу! Чур меня! Сказал глупость, был как всегда неправ… Кстати, ты так и не сказал: в какую больницу ее отволокли?

— ВМА, военно-полевая хирургия.

— Ммм… Однако, тесен мир.

— В каком смысле?

— Да это я так… О своем… Ну что, дружище, «думали свежи, а это всё те же»?

— То есть?

— Похоже, версия твоей Яночки касательно «тарасовских» подтверждается.

— Моей?

— Хорошо, пусть будет нашей. Общей Яночки, — снисходительно согласился Петрухин. — К слову, о чем-то подобном я догадывался уже после утреннего посещения «Океана».

— И на чем зиждилась подобная прозорливость? — ревниво поинтересовался Леонид.

— Чего-чего делала моя прозорливость?.. А, ладно, не суть. Короче, помнишь, перед тем как граната взорвалась, эти уроды с воды в салон сперва какой-то предмет зашвырнули? Он еще аккурат на столик приземлился?

— Что-то такое влетело, да. То ли серебристого, то ли стального цвета, — подтвердил Купцов. — Правда, я так и не успел толком разглядеть.

— Я тоже. А вот утром выяснил: то была пачка сливочного масла.

— ?!!!

— Я говорю: стандартная магазинная упаковка в твердой фольге.

— Не понял? И чего? Вернее — за фига?

— Масло классическое. То бишь «Вологодское». Теперь вкурил?

— Полагаешь, это было что-то типа черной метки?

— Иных разумных объяснений придумать не могу.

— Ну… допустим. Кстати, а почему ты на сборище у Брюнета за это не рассказал?

— Не хотел раньше времени нервировать старика. Опять же, других вещественных доказательств причастности «тарасовских» у нас тогда не было.

— А теперь есть?

— Теперь есть. Накось подывысь! — С этими словами Петрухин достал из внутреннего кармана и сунул приятелю парочку отпринтованных фотоснимков. Судя по разрешению, распечатанных с «цифры» камер слежения. — Ты этого персонажа, часом, нигде не встречал?

Купцов всмотрелся в не лучшего качества изображение, задумался:

— Наверняка сказать не готов… Тем не менее очень смахивает на чертилу, что вел за нами слежку в вологодской командировке.

— Ай, маладца! Вот чуйкой чуял что это «жу-жу» — какое надо «жу-жу», — обрадовался Дмитрий, сграбастывая и убирая картинки.

— Блин! Да ты человеческим языком объяснить можешь? — недовольно пробурчал Леонид.

— Потом, дружище, все пояснения потом. А сейчас категорически нет времени. — Петрухин посмотрел на часы. — О! Аллес капут. Горю, как фашист под Курском.

— Димк, погодь… Я что-то очень важное хотел тебе сказать… Щас… Ах да, вспомнил! Комаров заблуждается — Янка, она вовсе не самая первая с корабля ушла. По крайней мере я своими глазами видел, как еще раньше с гостевой парковочки представительский «мерс» выползал.

— Даже так? Любопытно.

— Именно! Надо бы нам оперативненько выяснить, кто из приглашенных гостей в тот вечер на шестисотом прикатил.

— Да там много чего «надо бы». Выяснить. Вот только когда все успеть?

— Да куда ты все торопыжишься-то? Между прочим, я рассчитывал, что мы с тобой сейчас посидим трошки — мозговой штурмец проведем, фляжечку коньку раскатаем. В салоне как раз 0,5 «киновского» завалялась.

— Да я уж вижу, что ты по-взрослому затарился. Но — увы! — развел руками Петрухин. — Сегодня, ровно в полночь… Зловеще звучит, правда?.. В полночь, «когда силы зла властвуют безраздельно…» В общем, по результатам оперативно собранных вашим покорным слугой кино-, фото- и прочих документов, Брюнет забил Тарасу стрелку.

— Ого! Серьезный подход!

— По-другому работать не умеем, — скромно подтвердил Дмитрий. — Место встречи: мотель с игривым названием «Родничок», что в двадцати километрах от Пикалево по трассе на Вологду. Общий старт в девять вечера от офиса «Магистрали».

— А при чем здесь Пикалево? И Вологда? Тарас — он же череповецкий?

— Потому что в настоящее время Тарас по своим бизнес-делам торчит в Вологде. Это раз. А Пикалево — фактически приграничье. Это, соответственно, два.

— Граница чего?

— Разжевываю: равноудаленная точка от штаб-квартир двух конкурирующих организаций — питерской и вологодской. К тому же владелец «Родничка» Теймураз батькович Мхитарян известен своей швейцарской позицией.

— Какой позицией?

— Он нейтрален, как Швейцария. А потому хранит тайну вкладов, приватных разговоров и окрестных безымянных захоронений.

На лице Купцова отобразилась тревога:

— А что, не исключается и такой вариант?

— Похоже, господин инспектор, вы позабыли главную заповедь людей творческих профессий: «какая свадьба без баяна? какая стрелка без нагана?» — наигранно-строго ответил Петрухин. — Не ссы, Купчина, все едино мы тебя с собой не берем.

— Это с каких таких щей?

— Брюнет распорядился оставить кого-то на хозяйстве. Жребий выпал на тебя.

— Какой еще жребий? — насупился Купцов.

— А я монетку кинул. Ту, что у тебя в стаканчике с карандашами хранится. Помнишь?

Памятуя о былом жульничестве, результатом которого стало… хмм… «тесно-телесное», хотя и всего на одну ночь, знакомство с юрисконсультшей «Магистрали», Леонид смущенно отвел взгляд. Не то стыдясь самого факта жульничества, не то — пряча зажегшиеся в глазах огоньки «сладострастных воспоминаний».

— Поехать на этой тачке предложил Пронин. Мы с ним… короче, в общаге, в одной комнате живем. Пронин сказал, что идиотов, оставляющих на стоянке машину с ключами, надо учить. Вот мы и… Вот честное слово! Мы просто сели и за пять минут доехали до метро. И всё.

— А всё ли? — прищурился Шалимов.

В кабинете дознавателей 71-го отдела полиции продолжался допрос доставленного прямиком из больнички подозреваемого Пегова. То был субтильного сложения молодой человек с внешностью «ботаника» и прикидом «хипстера». По манере держаться, по торопливой, сбивчивой речи, равно как «лица необщему выраженью», даже непрофессионал сыска без труда определил, что молодой человек отчаянно напуган, а потому, отвечая на вопросы, ничуть не юлит, а напротив — выражает полную готовность помогать следствию. К тому же организм Пегова до предела истощился ударной дозой клистира, вкачанной ему славными продолжателями дела профессора Боткина. По этой причине подозреваемый испытывал теперь необычайную легкость не только в мыслях, но и в прочих отсеках тела.