— И вам не хворать, Леонид Николаевич. Как вы сюда попали?
— То есть? Через дверь, разумеется.
— Странно. А ко мне сюда даже маму не пустили.
— А-а… вот вы о чем. А меня, как видите… — Леонид не стал уточнять и суетливо сгрузил на прикроватную тумбочку пакет. — Вот, я тут принес… Э-э-э… Здесь: апельсины, ряженка, вода и шоколад.
— За воду спасибо, пить страшно хочется. А вот все остальное — право напрасно. Те же апельсины — я их с детства не ем.
— Почему?
— У меня на них, простите за столь пикантную подробность, аллергия.
— Извините, не знал. Запомню/учту на будущее.
— Ай, бросьте! Не стоит захламлять память всякой ерундой.
Купцов стоически проигнорировал очередную подколочку и, машинально придвинувшись чуть ближе, спросил:
— Как ты?
— А разве не видно? Я — прекрасно!
— Хм…
— Так, Леонид Николаевич, давайте-ка, во-первых, сделаем лицо попроще, — не то рассердилась, не то смутилась Асеева. — А во-вторых, кончайте на меня столь откровенно пялиться — вы меня смущаете, я ненакрашенная.
— Вот она, женская логика: сначала «разве не видно?» и тут же, следом, «не пялься», — вздохнул Купцов и демонстративно отвернулся, фиксируя взгляд на отражении Асеевой в висящем на стене зеркале. — Как оно получилось-то?
— Да какая разница? Теперь ведь всё едино не перетáкаешь…
Яна Викторовна устало прикрыла глаза, и в мозгу тут же всплыла жуткая картинка.
Которая, похоже, отныне будет ее преследовать всю оставшуюся жизнь…
Флешбзк
Поздний вечер пятницы. Довольно пустынный для «предвыходного» времени проспект Добролюбова. Асеева подходит к своей «канареечке», припаркованной «лицом к Неве», щелкает брелоком сигнализации. Одновременно у нее в сумочке начинает трезвонить телефон. Продолжая стоять на проезжей части, Яна отвечает на звонок:
— Да, мамочка… Не звоню, потому что уже освободилась… Вот прямо сейчас сажусь в машину и еду…
Со стороны Биржевого моста слышится нарастающий рев автомобиля.
— …В магазине ничего купить не нужно?.. Что? Половинку или целый?..
На проспект выныривает идущая на весьма приличной, явно выше дозволенной, скорости темная иномарка.
Яна невольно оборачивается и… сперва растерянно, а затем — близко к панике наблюдает, как иномарка, резко заложив влево, выкатывается на встречку и летит прямо на нее.
Ноги мгновенно становятся ватными. До физической боли начинает пульсировать в висках, по спине градом течет холодный пот.
В последний момент Асеева успевает сделать единственное — вжаться в стойку своей «шкоды», на какие-то миллиметры увеличивая дистанцию между собой и «безумной», явно потерявшей управление иномаркой. Однако этого оказывается слишком мало, чтобы избежать контакта с несущей смерть колесницей.
«Ой, мамочки!!!!»
Удар!.. Впрочем, самого момента удара она не видит.
Равно как не видит якобы должную промелькнуть перед глазами всю свою жизнь в режиме «видеоклипа-автореферата».
Асееву подбрасывает на капот собственной машины. Перекатившись через который, она, уже в полной отключке, падает с противоположной стороны на тротуар.
Почти не сбавляя хода, иномарка, вильнув массивным задом, возвращается на свою полосу и растворяется в ночи, уходя в сторону стадиона.
* * *
— Кхм… Номера ты, естественно, не запомнила? — деликатно уточнил Купцов.
— Издеваешься? — сердито отозвалась на «деликатность» Яна. — Там же буквально какие-то доли секунды! Темно, вокруг ни души. Со стороны моста несется темная иномарка… Вдруг — ж-жух! Ее резко заносит влево, и она влетает аккурат в меня. И — все… Очнулась уже здесь, в реанимации.
— Здесь «темная», надо полагать — «черная»?
— Не знаю, может быть. Ночью все тачки — серы.
— Эт-точно.
— Но, в любом случае, всяко не белая, не желтая и не красная.
— А модель?
— Понятия не имею. Я в машинах не очень хорошо разбираюсь. Ориентируюсь в основном по лейблам-значкам.
— Темная «бээмвуха», конечно, лучше, чем ничего, — печально констатировал Леонид. — Но все равно… вспоможение не самое великое. Разве что гибэдэдэшники случайно тралом зацепят.
— Ой! Я тебя умоляю! — поморщилась Асеева. — Когда и кого они цепляли «тралом»? Исключительно «налом»! Да и то если под самым носом и не влом палкой махать.
Погруженный в раздумья Купцов шутку юмора не оценил и продолжил сокрушаться:
— Бывает же такое: все напасти, да в один вечер!
— А что означает это твоё «все»?
— Ах да, ты же не в курсе! — спохватился Леонид. — Вчера, вскоре после твоего ухода, какие-то дебилы на гидроцикле, прямо с воды, в курительный салон «Океана» аэрозольную гранату зашвырнули.
— Ого!
— Ага! Ты бы видела что там началось! У-у-у! Последний день Помпеи-2!
— Подожди! Какую, говоришь, гранату? — отчего-то насторожилась Асеева.
— Аэрозольную. Что-то типа милицейской «Черемухи».
— Да-да, именно черемуха… Темный «БМВ»… «В окошко брошена»…
Силясь вспомнить нечто важное, Яна Викторовна откинулась на подушки и зажмурилась.
Встревоженный столь странной реакцией Купцов склонился над любимой женщиной и — была не была! — не спрашивая разрешения, осторожно и нежно сжал ее горячую руку в своих ладонях.
— Яна! Что с тобой?!! Плохо, да?
— Нет-нет. Я… я сейчас… Подожди, Лёня! Ради бога, просто помолчи!
— Да-да, конечно…
Флешбэк
Санкт-Петербург, 25 июля
Одержав убедительную победу, Яна Викторовна выходит из здания районного арбитражного суда и направляется к парковке. Полная решимости по случаю победы устроить себе маленький праздник и в офисе сегодня уже не появляться.
Однако здесь, на стоянке, ее ожидает неприятный сюрприз. В образе и подобии «тарасовского консильери» господина Бажанова. Тот курит стильную трубку, опершись на капот черной «бээмвухи» с поднятыми, невзирая на жару, тонированными стеклами. Правая рука экс-оппонента покоится на гипсовой лангете, служа красноречивым свидетельством приснопамятных вологодских боевых действий.
Завидев юрисконсультшу «Магистрали», Бажанов неспеша направляется к ней навстречу:
— Поздравляю, Яна Викторовна. Вы снова продемонстрировали высший пилотаж и в очередной раз утерли нам носы.
— Извините, Павел Тимофеевич, но я очень спешу. Свои поздравления можете отправить в письменном виде на электронную почту.
Асеева пытается подрезать крайне неприятного типа справа. Но тот, сделав несколько шажков на встречку, настойчиво преграждает ей дорогу.
— Обязательно отправлю. И поздравления, и… советы.
— Вот в чем я меньше всего нуждаюсь, так это в ваших советах. Дайте пройти!
— Напрасно. Знаете, есть такая чухонская поговорка: «Беда забытый совет напомнит»?
— Я знаю другую поговорку. Персидскую: «Дурного советчика обойди стороной!» Дайте же, наконец, пройти! Или мне позвать на помощь?
— Помилуйте! Я вас и не держу. Ступайте себе с богом.
Бажанов наконец отступает, и Асеева, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, направляется к своей машине.
— А совет вам все-таки дам!.. Постарайтесь более не удосуживатъ наш городок своими визитами. А то мало ли что может случиться… Да и здесь, в Питере, за сынком своим приглядывайте.
— ЧТО? Что вы сейчас сказали?!
— А что я такого сказал? Я говорю: дети нынче такие оторвы пошли. Глаз да глаз. Всего доброго, Яна Викторовна. Брюнету — мои поклоны. Передайте ему, что… что еще не вся черемуха в его окошко брошена…
После этих слов Павел Тимофеевич загружается в «бээмвуху», и та практически сразу трогается с места.
Стекло со стороны водителя опускается, и Яна Викторовна с удивлением разглядывает в сидящем на руле парне того самого «качка с джином», что вел за ними слежку в провинциальном вологодском городке. И от которого Леонид столь эффектным образом сбежал через гостиничное окно.
