Бедные, большей частью ни на что не пригодные богатства, которые собрала «Мебель-Акция», в 26984 вагонах, образовавших 674 состава, отправились на обустройство оккупированных районов на востоке Германии. Зато культурным наследием по приказу фюрера целиком и полностью занималась ERR. Известно, что 12 февраля 1943 г. в Бельгии двадцать ящиков с книгами прибыли из сортировочного центра в Антверпене на специальный склад на улице Ливурн в Брюсселе. Из еврейских библиотек Парижа четыреста сорок два ящика были отправлены в рейх 8 августа 1944 г., согласно самому последнему рапорту фон Бера. Но всех поездов мира оказалось бы недостаточно: сотни тысяч изданий остались на перроне.
Едва закончилась война, как временное правительство Франции принимает в качестве одного из приоритетов решение вопроса об украденных книгах. «Подкомиссия» книги в Комиссии по возврату художественных ценностей (SCL) создана в ноябре 1944 г.; указ от 11 апреля 1945 г. устанавливает правила возмещения: вернуть наследникам ограбленных людей идентифицированные книги, остальное передать библиотекам, пострадавшим от войны и оккупации, особенно издания «профессионального» назначения. Быстрейшее восстановление фондов по видимости является благородной целью, однако принятые чиновниками меры выглядят торопливыми и довольно циничными. Все прекрасно знают, что владельцы в подавляющем большинстве не имели экслибрисов и, главное, что они не вернутся. Поэтому Управление по конфискованному имуществу в Страсбурге, например, которому досталось от немцев около миллиона изданий, «чьих владельцев никогда не удастся установить», запрашивает на столь же неуклюжем, сколь подобострастном французском, «каковы практические правила распределения или продажи этих книг?». Случай объективен: в одной папке Национального архива находят затесавшиеся туда показания о консьержке с улицы Эскуф в Париже, которая, подобно сотням других, забирает себе мебель из спальни жильцов, недавно арестованных гестапо. Соседке, которая считает, что нельзя так спешить, она отвечает: «Их судьба решена» (какой-то чиновник сделал помету синим карандашом на полученном им рапорте: «Проверить, не она ли донесла на них»).
«Полных собраний мало. Немцы произвели первый отбор на набережной Гар, второй — на улице Ришелье. Кроме того, эти издания скупали некоторые книжные магазины. Не следует предаваться иллюзиям относительно качества книг. Нет сомнения, что самые ценные были увезены в Германию. То, что мы делаем, имеет прежде всего нравственное значение», — сказал один из членов комиссии в сентябре 1945-го. Тем временем SCL сумела найти во Франкфурте украденные коллекции, но привозит лишь жалкий миллион изданий — по причине сложной сети складов, потерь при бомбардировках и обструкции советских властей. Из этого миллиона 700 тысяч владельцев уже не имеют. Их присоединяют к тем 300 тысячам, которые Камиль Блок, член института и глава Комиссии по возмещению, обнаружил в гараже на улице Ришелье. Сортировка почти невозможна: убежденные в том, что собрания не будут разрознены и помещены под охрану, «ограбленные люди ставили свое имя лишь на первом томе и оставляли неподписанными все остальные»; впрочем, для сортировки нет и персонала.
Отметим по этому поводу, что французская администрация не смогла отрешиться от принципа нравственности, который всегда норовит соприкоснуться с абсурдом: «Издания аморального или порнографического характера будут переданы Взаимопомощи (тогдашнее общество народной защиты), которая продаст их в пользу ограбленных лиц с условием, что эти книги должны пойти на переработку». И действительно, ни одно название, противоречащее нормам буржуазной морали, не появится в подробнейших и бесчисленных протоколах о реституции библиотек или, точнее, возврате горстки книг их правообладателям. Тут начинается балет призраков, немного сходный с раздачей призов, если не с лотереей: Владимир Янкелевич уносит сорок пять изданий по философии, несколько русских томов и книг о музыке; Жюль Ромен, конечно же, радуется обретению личного архива, но не количеству возвращенных книг: всего восемнадцать; Библиотека имени Тургенева получает 2682 тома стоимостью в 390 100 франков, Израильская консистория — только несколько сотен. Очевидно, что легче опознаются коллекции официальных учреждений, чем имущество таких скромных людей, как г-н Лазар, который уходит с двухтомной Библией и шестью молитвенниками, или г-н Блок из Лиона: за все про все четыре романа Киплинга, «Потерянный рай» Мильтона и тома 1, 2, 4-й из полного собрания Шекспира 1908 г. издательства Кассель, «в сильно поврежденных переплетах красной кожи».
В опустевшем лагере Аустерлиц, в помещении склада на берегу Сены, покрываются плесенью штабеля не поддающихся опознанию и не имеющих будущего книг, которые были украдены самым подлым образом у людей, посылаемых на смерть или бежавших с пустыми руками. Непроницаемая тайна покрыла это место. Из-за бомбардировки 23 августа 1944 г. — да, это возможно — вспыхивает пламя, и вскоре ничего не остается от плюшевых мишек, угловых диванчиков и романов Делли. И от самого здания, где все находилось, которое владелец реконструирует с быстротой молнии. И даже от набережной Гар, называемой сегодня Панар-э-Левассор, ибо в Париже автомобиль всегда берет верх над железной дорогой. Итак, можно констатировать, что теперь нет ни малейших следов того, что «само по себе являлось операцией по забвению». И поскольку государство обязано помнить, лишь когда его заставляет общественное мнение, именно данный участок с поразительным легкомыслием был отведен для строительства новой Национальной библиотеки. Суеверные люди сказали бы, что это не принесет ей счастья[44].
Понадобилось тринадцать месяцев титанических усилий, чтобы поднять по специально проложенным тропам, где грузовики буксовали настолько, что пришлось использовать быков, сокровища Адольфа Гитлера в избранный им тайник, покрытый снегом: старую солевую шахту на вершине Альт-Аусзее в Австрии. Недалеко находится его родной город Линц, в котором он намеревался создать музей самого себя, с Великой Библиотекой, чтобы отомстить Вене, где ему пришлось перенести унижения. Поскольку персонал, которому поручено было все взорвать при подходе союзных войск, разбежался, американцы обнаружили в галереях, помимо 6755 картин известных мастеров, 119 ящиков с личными книгами фюрера (то есть от 3 до 4 тысяч томов из тех 16 тысяч, которыми, как полагают, он владел; из них 1200 редких книг окажутся в Библиотеке Конгресса, как всегда, опередившей всех) и 237 ящиков с изданиями, собранными Розенбергом для пополнения предполагаемого хранилища в Линце. Достойны упоминания два обстоятельства. Во-первых, эти собрания в большинстве своем принадлежали Ротшильдам, что, естественно, облегчило реституцию и отразило любопытный феномен: отчего, подобно выскочке-гангстеру, который ревностно копирует буржуазный стиль, антисемита всегда тянет к еврейским вещам? Во-вторых, рапорты, заметки и письма, прочитанные Гитлером в последний год жизни, отпечатаны на специальной машинке с буквами в 25 миллиметров, поскольку он был на грани слепоты. Итак, все эти книги путешествовали по Европе во всех направлениях, чтобы их с упорством слепого скарабея запрятали в тайник как совершенно бесполезную добычу.
В то самое время, когда вздернули Альфреда Розенберга, в октябре 1946 г., три миллиона уцелевших изданий были собраны в пригороде Франкфурта, где их рассортировали и с грехом пополам раздали правообладателям. Розенберг был родом из Риги в Латвии. Сама фамилия его была сомнительной, а в кулуарах рейха шептались, что его прапрапрабабушка — еврейка. Быть может, именно это и побудило теоретика нацизма усилить антисемитскую направленность своих писаний и речей, предназначенных для фюрера, несомненно крайне этим довольного. Через несколько лет библиотекари вздохнут при мысли, что навязчивые идеи этого в высшей степени организованного человека способствовали сохранению бесчисленного множества книг, соприкоснувшихся с апокалипсисом.
