А еще, ты не поверишь, от нечего делать я описываю свои наряды! Может быть, тебе это покажется глупым и несерьезным, но, с другой стороны, мой фюрер уже надарил мне столько всего, что в моей гардеробной собралась целая коллекция лучших образцов моды. Да-да, я составляю настоящий каталог: где была куплена вещь, за сколько, когда и при каких обстоятельствах. Кто знает, для чего это может потом пригодиться… Да и к тому же эти вещи мне дороги: они куплены Адольфом и напоминают о нем.

А еще, когда ты приедешь, Ильзе, я покажу тебе фильмы с собой в главной роли и фотографии — все это я снимаю сама. Ты знаешь, я так увлеклась и снимаю совершенно все подряд, всю нашу жизнь, всех гостей, которые приезжают к Адольфу. Это кажется мне очень интересным, а кроме того, забавным и полезным занятием.

Приезжай, дорогая Ильзе, я очень по тебе скучаю. Мы попросим, чтобы нас отвезли на реку, купаться. Правда, мне нужно быть осторожной, так как мой фюрер запрещает загорать — ему нравится белоснежная кожа, это по-настоящему аристократично.

Я постоянно боюсь его потерять. Я так несчастна. Пойду куплю еще снотворного и погружусь в полудрему».

Она сходила с ума от ревности — как к реальным, так и возможным привлекательным спутницам Адольфа, которые, по ее мнению, обязательно должны были существовать. И вот однажды, распалившись и накрутив себя до состояния полного помешательства, она, не помня себя, написала прощальное письмо и выстрелила из отцовского пистолета себе в шею. Может быть, хоть так, была последняя ее мысль, перед тем как спустить курок, ей удастся сравняться с Гели Раубаль — ведь она тоже застрелилась, она тоже не побоялась отдать жизнь из любви…

Страшная боль отрезвила ее. Кровь хлынула потоком из раненого горла. Ева, пытаясь кричать, едва не падая и хватаясь за кресла, буквально подползла к телефону. Вместо слов из ее горла вырывались только хриплые стоны.

— Я здесь… Я умираю… Здесь все в крови… — едва смогла она сказать шурину Гофмана, врачу Плате.

Как же она была счастлива, когда Гитлер примчался к ней в больницу с огромным букетом цветов — в полном восхищении и преклонении перед ней!

Много позже она узнала, что до того, как отправиться к ней, он подробнейшим образом расспросил врачей о том, как все было.

— Мы действительно едва успели спасти ее! — был ответ. — Еще несколько минут, и было бы поздно!

— Значит, и в самом деле она вела себя как настоящая валькирия! — восторженно сказал абсолютно счастливый Гитлер Гофману. — Ева сделала это из любви!

«Телеграмма и множество цветов от него. Моя комната похожа на цветочную лавку и пахнет так, будто ее освятили. Главное — не терять надежды, а уж терпению я научусь. Вчера он приехал неожиданно, и был совершенно восхитительный вечер. Он хочет подарить мне домик. Боюсь загадывать. Господи, сделай так!»

Теперь он нежно называл ее Патшерль — киска, ежедневно звонил и даже купил дом и подарил двух черных шотландских терьеров — Штази и Негуса. А однажды он даже взял ее с собой на прием у герцогини Виндзорской.

Высокие гости пребывали в некотором недоумении: абсолютно счастливая Ева, не умолкая, говорила о бывшем короле Англии Эдуарде, который ради любимой женщины отрекся от короны.

— Эта простушка пытается дать Гитлеру понять, что у них с бывшей миссис Симпсон, а ныне герцогиней Виндзорской очень много общего и он мог бы уже, как наследный принц, жениться на ней, а не думать постоянно о своем партийно авторитете, — насмешливо перешептывались дамы. — Однако как она навязчива и как прозрачны и наивны ее намеки…

— Говорят, если они едут купаться или на прогулку, целый взвод эсесовцев перекрывает все дороги! А еще он приставил к ней двух охранников, говорят, они ходят за ней по пятам! Наверное, он по-своему к ней привязан, раз так заботится о ней…

— Да-да, он окружил ее королевской роскошью! Говорят, она переодевается до семи раз в день и к гостям выходит только с полным набором украшений: ожерелье, брошь, браслет, часы с бриллиантами… И это днем! И не в честь приема!

— У нее столько драгоценностей? Как же, понятно, ведь в ее документах написано — секретарша, она получает целых четыреста пятьдесят марок жалованья!

— На эти деньги она себе покупает «мерседесы» и «фольксвагены»? Хорошо же живут секретарши!

— Тише, тише, она смотрит в нашу сторону! Если он узнает, что мы о ней говорили, он может даже закрыть перед нами двери своего дома! Он уже поступил так с фрау Гогенц!

В конце 1944 года Ева составила завещание, разделив имущество между родственниками и подругами. А в феврале 1945 года она переехала в бункер Гитлера — чтобы до конца остаться его опорой и единственной спутницей.

— Я всегда буду с тобой, любимый, — говорила она. — Я не покину бункер даже ради прогулки, будь уверен. Я счастлива, что наконец-то могу быть так близко к тебе.

— Война проиграна. Я убью себя, — сказал Гитлер утром 22 апреля.

— Ты знаешь, что я уйду вместе с тобой, — ответила Ева, обнимая его. — Помнишь, я говорила: если с тобой что-то случится, я умру. С нашей первой встречи я поклялась себе повсюду следовать за тобою, так же и в смерти. Ты знаешь, что я живу для твоей любви.

Советские войска были уже на подступах к Берлину.

— Офицеры бегут как крысы с корабля, — сказала Ева. — Еще и прихватывают с собой кто сколько может. Бедный Адольф…

Ильзе пожала плечами.

— Ты знаешь, — продолжала младшая сестра, — он хочет покончить с собой. Он сам сказал мне об этом. Но у него не хватает духу… Он несколько раз прощался со всеми — очень торжественно, запирался в своей комнате… и выходил обратно, так и не сумев выстрелить в себя… Я сегодня пообещала, что уйду вместе с ним…

— А я сегодня видела сон, — тихо промолвила Ильзе, так, будто слова давались ей с трудом. — Ты стоишь, охваченная пламенем, а вокруг тебя — полчища крыс…

— Я до последнего времени думала, что все закончится подписанием мирного соглашения и веселыми песнями… — задумчиво произнесла Ева. — А оказалось вот так… Помнишь, когда на него было покушение? Тогда Бог спас его. А я ведь на грани нервного срыва была, когда его увидела… Волосы седые, руки дрожат… Он почти не видел и не слышал, врачи сказали, что это все от потрясения, и голова у него так болела… А теперь? Что будет с ним теперь? Что будет со всеми нами?

— Помнишь, когда вы познакомились, я ведь предупреждала тебя… И родители были так расстроены… Если бы ты тогда послушала нас…

— Я не могла, — медленно, словно про себя, ответила Ева. — Не могла я никого послушать…

В бункере, на шестнадцатиметровой глубине под землей, время словно остановилось. Наверху шли бои, в Берлине бушевали пожары, земля содрогалась от взрывов бомб и снарядов, а стенографистки, как и все сотрудники рейхсканцелярии, были, как всегда, подтянуты, безукоризненно одеты и причесаны. Многолетняя выучка давала себя знать.

— Немецкий народ, — диктовал Гитлер, — оказался недостойным возглавляемого мною движения. Сейчас, когда мое земное бытие подходит к концу, я решил взять в жены девушку, которая доказала мне свою многолетнюю верную дружбу и прибыла в осажденный город, чтобы разделить мою судьбу. Мы оба предпочитаем смерть позору бегства или капитуляции.

29 апреля в три часа тридцать минут ночи Ева Анна Паула Браун стала фрау Гитлер.

В бункере Гитлера не было слышно взрывов и выстрелов. Здесь, глубоко под землей, все было, как раньше, когда весь мир, казалось, был у ее ног. Только церемония бракосочетания, хоть и проведенная в строгом соответствии с ритуалом, была, на взгляд Евы, слишком уж короткой и сдержанной.

Молодая женщина светилась от счастья. Она была очень красива в этот день — стройная, с белоснежной кожей, в черном обтягивающем платье…

— Сегодня особенный день, он должен запомниться нам навсегда, — шепнула она на ухо совершенно разбитому и подавленному Адольфу. — Я специально надела твое любимое платье. Я люблю тебя, мой фюрер…