Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Среди профессоров Петербургской Академии заслуживает упоминания также Иоанн Соколов (1818–1869). На его развитие оказали влияние его учителя по Московской Академии — Филарет Гумилевский, А. В. Горский и Ф. А. Голубинский. По окончании академии Соколов остался в ней читать этику, пастырское богословие и библеистику. Затем он был переведен в Петербургскую Академию, где в течение десяти лет читал церковное право, после того как, несмотря на резкую критику митрополита Филарета, получил степень доктора богословия за «Опыт курса церковного законоведения» [1505]. В 1855–1857 гг. он был ректором Петербургской семинарии, а в 1864–1867 гг. — Петербургской Академии, в промежутке между этими назначениями побывав в Казани в качестве ректора тамошней академии. Затем, вплоть до своей ранней смерти, он был епископом Смоленским. Со временем его перевода в Казань совпало, кстати говоря, назначение Макария Булгакова епископом Тамбовским. Архимандрит Порфирий Успенский, который и сам немало претерпел из–за консерватизма иерархии, в своем интересном дневнике писал по этому поводу: «Бывает несчастное время, когда стесняют круг благотворной деятельности даровитых людей. Таково наше время. Недавно отсюда услали в Казань умного ректора Петербургской семинарии архимандрита Иоанна и на место сокола посадили ворону, архимандрита Нектария, вызванного из Киева на чреду священнослужения. Ректора академии преосвященного Макария удалили в Тамбов, где он будет судить пьяных церковников и где едва ли продолжит историю нашей Церкви, которой только первые три части обнародованы на днях. Он не имел счастья понравиться новому митрополиту–ригористу» [1506]. Митрополитом, о котором идет здесь речь, был Григорий Постников. В воспоминаниях Московского митрополита Леонтия Лебединского (1891–1893), ученика Иоанна Соколова, есть сведения и о том, чем же именно последний заслужил немилость митрополита Григория: «Каноническое право преподавал Иоанн Соколов… уроки его мы слушали с удовольствием. Очень даровитый, он имел смелый полет мыслей и здоровую голову. Из скучного по–видимому предмета он умел сделать весьма интересный по манере изложения. В преподавании он много отличался от Макария (имеется в виду Макарий Булгаков. — И. С.), говорил довольно медленно, возбуждал вопросы и решал их превосходно. Особенно он обладал и критическим талантом. Помню, когда он разбирал «Духовный регламент», мы были в восторге. О. Иоанна мы по справедливости, думаю, считали выше Макария по его глубокому и самостоятельному уму. К сожалению, своеобразный характер о. Иоанна и его нередко страстные выходки много повредили ему и замедлили ход по службе. Жаль, что этот умный человек не пожил дольше в архиерействе». И Никанор Бровкович, также ученик Иоанна Соколова, подчеркивает его солидные познания и талант лектора. Он метко характеризует Иоанна как ученого монаха, страдавшего «мировой скорбью». Его нервозность была прямо–таки болезненной и стала одной из причин того, что он буквально сгорел в огне возбуждения, охватившего духовную жизнь России в 60–х гг. (см. § 9) [1507].

Нельзя не вспомнить и преподавателя философии Петербургской Академии Ф. Сидонского (1805–1873). Он был выпускником этой академии, а с 1833 г. — профессором философии, однако должен был оставить кафедру уже в 1835 г. В 1864 г., когда он уже был священником, его пригласили на должность профессора философии в Петербургский университет. В академии он читал историю философии, этику и естественное право, причем был первым, кто делал это на русском языке. На устаревшие, но по–прежнему официально принятые учебники Баумайстера и Винклера (Winkler), внушавшие отвращение студентам, он не обращал внимания. В свои лекции Сидонский вводил «многие из тех идей, которые в то время занимали немецких и французских мыслителей, через это затрагивал и поддерживал любознательность студентов и пробуждал в них стремление к философскому мышлению» [1508]. Деятельность Сидонского продолжил В. Н. Карпов (1798–1867), ученик Скворцова по Киевской Академии. Карпов составил себе имя переводами и анализом диалогов Платона. Хотя он и старательно следил за тем, чтобы как–нибудь не отклониться от православия, совсем избежать подозрений в этом ему не удалось. Один из его коллег по академии, профессор Ростиславов, рассказывает, что митрополит Филарет Дроздов однажды задал Карпову в присутствии митрополита Серафима Глаголевского вопрос, ведет ли разум к религии, на что тот ответил вполне утвердительно, обезоружив недоверчивых иерархов. Так или иначе, в Петербургской Академии он удержался и преподавал в ней 34 года. В области философии он стремился создать собственную систему, базировавшуюся на христианстве и отвергавшую рационализм [1509].

Из многочисленных учеников Карпова, на которых он имел влияние, наиболее выдающимся был Никанор Бровкович (1826–1890), борец против позитивизма и представитель христианского идеализма [1510]. Его очень интересные воспоминания, вышедшие только в 1900 г. под заглавием «Биографические материалы», содержат сведения (отчасти уже приведенные нами) об его учителях в академии — Макарии, Карпове и Иоанне Соколове, есть в них также упоминавшиеся здесь критические размышления об ученом монашестве, к которому он и сам принадлежал еще со студенческих лет (1847–1851), приняв постриг в 1850 г. Богословские взгляды Никанора Бровковича, как и мировоззрение в целом, сделали его противником господствовавшей в академии системы обучения. Когда в своих лекциях по апологетике он осмелился привлечь современных философов, например Фейербаха и Штрауса, то оказался в конфликте с ректором Макарием Булгаковым. С тех пор за его деятельностью следили с недоверием, что стало для него большой помехой в карьере. Вместо «опасной апологетики» ему пришлось более пяти лет, пока он оставался преподавателем Московской Академии, читать введение в православное богословие, причем строго придерживаясь учебника Макария Булгакова, вышедшего в 1847 г. В последующие 14 лет Никанор был поочередно ректором трех семинарий, а затем, в 1868–1871 гг., — ректором Казанской Академии, последним ректором дореформенного периода. Сомнительная репутация его как богослова мешала ему даже в обер–прокурорство графа Д. А. Толстого, который пять лет продержал его в викарных епископах. Настоящей причиной этих трудностей было превосходство Никанора над своими собратьями по ученому монашеству и иерархами как по талантам, так и по знаниям и проповедническому дару. Он был личностью с сильно выраженными индивидуальными чертами, что в России, и в особенности в среде русской иерархии, так часто принимали за признак либерализма, а от такого ярлыка было трудно избавиться всю жизнь. Случай помог ему стать наконец архиепископом. Проповедь о пользе войны, которой он в действительности не произносил, доставила ему расположение обер–прокурора К. П. Победоносцева, а благодаря «светской манере», с какой он держался при встрече с супругой Александра III во время маневров в Елизаветграде в 1884 г., он снискал себе высочайшую благосклонность [1511].

Другим значительным ученым, деятельность которого приходится на начало рассматриваемого периода, был протоиерей Г. П. Павский (1787–1863). Он принадлежал к первому выпуску Петербургской Академии после реформы 1808–1814 гг. и затем получил кафедру древнееврейского языка. После рукоположения в священника ему предложили также должность профессора богословия в Петербургском университете и поручили преподавание закона Божия цесаревичу Александру Николаевичу. «Павский был филолог прежде всего — у него был филологический дар и чутье. Он полюбил еврейскую Библию со всем жаром ученой страсти». Наряду с семитскими языками Павский прекрасно владел немецким, французским и английским, а также санскритом и даже исландским. Он знал всю языковедческую литературу своего времени, посвященную Ветхому Завету. Вот как пишет один из его учеников о значении его учебной деятельности в 20–30–х гг.: «Будучи профессором еврейского языка, он, по–видимому, не мог иметь большого влияния на студентов, а между тем доставлял им пользы в научном отношении едва ли не более, нежели все наставники по богословию (за исключением немногих), — это происходило от метода его преподавания. Прочитавши в несколько классов грамматику еврейского языка, он для перевода брал какого–либо пророка, сам разбирал или помогал студентам разбирать прежде всего буквальный смысл его и после сопровождал разбор филологическими и богословскими замечаниями, которые всегда интересовали студентов» [1512]. Таким образом за несколько лет Павский перевел на своих занятиях весь Ветхий Завет. Изданные литографическим способом в 1828 г. конспекты одного из его студентов получили широкое хождение во всех академиях. Содержание своих занятий с наследником Павский издал двумя небольшими книжками: «Христианское учение в краткой системе по предварительном понятии о религии, Откровении и Библии», и «Начертание церковной истории». Когда об этом узнал Петербургский митрополит Серафим, он попросил просмотреть эти книги митрополита Филарета, который нашел в них «неясность и сбивчивость в понятиях». Вслед за тем Серафим потребовал от Павского объяснений и представил их вместе с замечаниями Филарета императору Николаю I. Императору объяснения Павского не понравились, в результате чего последнему пришлось оставить и службу при дворе, и профессуру. Император определил ему пенсию, которая позволяла Павскому отныне целиком посвятить себя научной работе. Это произошло в 1835 г., а вскоре, в 1841–1842 гг., в связи со своим переводом Ветхого Завета Павский столкнулся с новыми трудностями. Иеромонах Агафангел Соловьев поднял вокруг этой работы, существование которой благодаря многочисленным копиям отнюдь не могло быть тайной, большой шум, повсюду трубя о том, что перевод в отдельных своих частях неверен и искажает смысл Священного Писания; это вынудило церковные власти вмешаться [1513]. Ниже мы еще скажем более подробнее об этом «деле Павского», которое, как и первое, наглядно демонстрирует те трудности, какие приходилось испытывать, работая в области богословской науки.

вернуться

1505

Филарет.Собрание мнений. 4. С. 27–32. Об Иоанне Соколове: ПБЭ. 7. Стб. 141–156.

вернуться

1506

Порфирий Успенский. Книга бытия моего. 7. С. 77.

вернуться

1507

Леонтий. Мои заметки, в: БВ. 1913. 9. С. 169; ср. с. 142–170. О Петербургской Академии в 40–е гг.: Никанор. 1. С. 187 и след. Макарий Булгаков был также вынужден уйти из академии из–за препятствий со стороны митрополита Григория Постникова (Титов, в: ТКДА. 1895. 10. С. 269); о других интригах Григория см.: Савва. 4. С. 171 и след.

вернуться

1508

Ростиславов, в: ВЕ. 1883. 8. С. 591 и след. Сидонский был уволен из академии после опубликования его работы «Введение в науку философии» (СПб., 1833), тогда как Петербургская Академия наук присудила ему за нее в 1836 г. Демидовскую премию! В 1856 г. он был избран в члены академии; Петербургский университет присудил ему степень доктора философии honoris causa и присвоил звание профессора философии. Сидонский испытал влияние немецкого философского идеализма (Зеньковский. 1. С. 312; Владиславлев М. Протоиерей Ф. Ф. Сидонский, в: ЖМНП. 1879. 171. С. 50–55).

вернуться

1509

Ростиславов, в: ВЕ. 1872. 9. С. 183 и след.; 1883. 8. С. 601 и след.; Барсов Т. В. Н. Карпов как профессор, в: Христ. чт 1898. 5; Зеньковский. 1. С. 314–316.

вернуться

1510

Никанор Бровкович: а) Биографические материалы. Одесса, 1900. 1 (много интересного материала по истории школьного дела, ученого монашества и епископата в XIX в.); б) Записки, в: Рус. арх. 1906. 2–3; в) Письма — там же. 1909. 2. Главные сочинения Никанора: Позитивная философия и сверхчувственное бытие. СПб., 1875–1888. 3 т.; Поучения, беседы и речи. Одесса, 1900–1901 (2–е изд.). 5 т. О Никаноре: Беляев Н. Памяти высокопр. Никанора, в: Прав. соб. 1891. 1. С. 81–139; Родосский. С. 296–298. О философских воззрениях Никанора: Соловьев Вл., в: Прав. об. 1877. 5. С. 109–119 (рецензия на первые два тома «Позитивной философии»); Зеньковский. 2. С. 88–100. О Никаноре как проповеднике см. т. 2, там и о его сочинениях о католичестве.

вернуться

1511

Никанор. Записки, в: Рус. арх. 1906. 3; он же. Письма — там же. 1909. 2. Ср. характеристику Никанора как человека и ученого у Флоровского. С. 224.

вернуться

1512

Ростиславов, в: ВЕ. 1872. 9. С. 164. Ср.: Флоровский. С. 194 и след.; Барсов Н. И. Прот. Г. П. Павский — биография по неизданным материалам, в: Рус. ст. 1880. 1–6; Чистович (1857). С. 354 и след., 396.

вернуться

1513

Относительно «дела Павского» см.: Сборник. 113. 1. С. 133–138 (об учебниках для наследника); ответ Павского на замечания Филарета: Чтения. 1870. 2. Смесь. С. 175–208; замечания Филарета: Собрание мнений. 2. С. 342–358; письма Павского к В. А. Жуковскому, воспитателю наследника: Рус. арх. 1887. 7. С. 310–326 (здесь также письмо Жуковского императору Николаю I); см. также: Чистович. С. 372. По вопросу о переводе см. т. 2.

137
{"b":"248495","o":1}