д) Бывали случаи, когда епархиальный суд или Святейший Синод лишали духовное лицо его сана и исключали вместе с потомством из духовного сословия. Добровольный выход из сословия был чрезвычайно затруднен и встречался большей частью среди рано овдовевших священников (см. § 6). В Московском государстве и в последнем случае выход из своего сословия был большой редкостью, и в обществе такие священники считались изгоями. Епископы не разрешали овдовевшим священникам занимать места даже церковнослужителей. Если же священник после смерти жены не отказывался от своего сана, то совершение таинств ему все равно запрещалось, до тех пор пока он не решался принять монашество. И только Поместный Собор 1667 г. разрешил священникам, отказавшимся от своего сана, быть церковнослужителями или состоять на светской службе [1124].

В дополнение к этим соборным установлениям Петр I издал 30 апреля 1724 г. указ, дозволявший вдовым священникам после сложения сана преподавать в школах или служить в церковной администрации. После смерти Петра этот указ был постепенно забыт, и епархиальные архиереи начали вновь чинить препятствия добровольному сложению сана [1125]. Лишь при Екатерине II Святейший Синод испросил у нее подтверждение петровского указа, а кроме того, в 1765 г. запретил епархиальным архиереям и епархиальным судам выносить приговоры, связанные с лишением сана, без утверждения Святейшего Синода [1126]. В целом этот вопрос обсуждался Сенатом и Синодом снова в 1831–1832 гг. в связи с кодификацией законов при Николае I. В результате вышел именной указ от 28 июня 1833 г., согласно которому добровольно сложившие сан священники по истечении трехмесячного срока на размышление и после вразумления со стороны своего священноначалия получали право, не теряя сословных привилегий, научных степеней и орденов, вступать в государственную службу. Однако они теряли при этом все отличия, полученные ими во время церковного служения [1127]. Уже 22 февраля 1839 г. в дополнение к этому указу лично императором был издан еще один, но с более строгими нормами. Теперь диаконам разрешалось поступать на государственную службу только по истечении 6, а священникам — 10 лет. Эти условия вошли в качестве дополнений к указу 1833 г. и в Свод законов (2–е изд.), а также в издание 1876 г. [1128] В 1860 г. вопрос снова рассматривался в Синоде, причем обер–прокурор граф А. П. Толстой затребовал мнение митрополита Филарета Дроздова. Последний препроводил Святейшему Синоду записку «Взгляд на вопрос о неизгладимом характере священства и на отношение оного к церковному суду над священнослужителями». В ней говорилось, что «выражение «неизгладимый характер» (character idelibilis, signum indelibile) в отношении к таинствам не встречается ни в Священном Писании, ни в правилах апостольских и соборных, ни в писаниях древних святых отцов. Происходя из средневековой схоластики, оно получило права гражданства в догматической области на Западе в XVI в., на Тридентском Соборе». Затем оно употребляется в «Православном исповедании» Петра Могилы, а также в Изложении веры Восточных патриархов 1723 г., в котором, впрочем, речь идет лишь о таинстве крещения, накладывающем на крещеного неизгладимую печать. «Учение о неизгладимом характере священства не введено в догматы православной кафолической Церкви. А как оно не введено в догматы, то и не должно быть принято в основание какого–либо другого учения или правила для церковного суда». Кроме того, «лишение сана определяют весьма многие правила святых апостол, соборов и святых отец. Но если возможно лишение сана за вину в наказание, то возможно и снятие сана по уважительным причинам (т. е. по просьбе его носителя. — И. С.)… Возможность и нужду в некоторых случаях снятия священства можно признать доказанною… Выражение «снятие сана» есть облегчительное выражение «лишения сана»… Просящий снятия сана виновен в нарушении закона священства и своей присяги. Из сказанного по справедливости заключить должно, что те, с которых снимается священнослужительский сан, не должны пользоваться равными правами с людьми, совершенно невинными… Закон требует дополнения, что родившиеся в духовном звании, если снимается с них священнический сан, в то же время поступают из духовного ведомства в светское» [1129]. В личном письме к обер–прокурору митрополит выражает мнение, что священник, утративший сан, должен был бы покинуть свою епархию на 7 лет, а диакон — на 3 года. По прошествии трехлетнего срока их можно было бы принимать на государственную службу. В одном из писем митрополит Филарет снова касается вопроса о вдовых священниках, полагая, что нет никаких препятствий для того, чтобы вдовец мог продолжать служение, и заставлять его отказываться от сана нет оснований. Далее сказано буквально следующее: «В продолжение 38–летнего наблюдения моего за духовенством Москвы ни один из вдовых священников не был обличен в распутстве. Вообще вдовые протоиереи и священники в Москве пользуются добрым мнением, а некоторые и глубоким уважением к их нравственному достоинству» [1130].

К предложению А. Н. Муравьева разрешить рукоположение в священники неженатых Филарет отнесся отрицательно. Этот вопрос был решен лишь в 1869 г.: неженатые лица старше 40 лет могли рукополагаться в священники, но при том условии, что они навсегда отказывались от женитьбы [1131].

а) До XVIII в. все духовенство, как черное, так и белое, имело особое правовое положение: оно подлежало исключительно духовному управлению и юрисдикции и привлекалось к государственному суду только при некоторых уголовных преступлениях. Вмешательство государственной власти в решения духовных судов было большой редкостью. Лишь выход из духовного сословия вследствие лишения сана прекращал эти привилегии духовенства. Законодательство Петра I, стремившегося привлечь к государственной службе все сословия, не могло не затронуть названных привилегий. Мероприятия по сокращению численного состава духовенства, усилению сословной замкнутости и наследственного порядка замещения церковноприходских должностей привели к радикальному ограничению привилегий. И только XIX в. снова принес некоторое облегчение в этом отношении, хотя полностью привилегированное положение духовенства восстановлено не было [1132].

В законодательстве Петра I больше внимания уделялось сословным обязанностям, налогам и повинностям, нежели сословным правам. В Московской Руси в соответствии с общей правовой практикой налогом облагались только земельные владения монастырей и архиерейских домов. В отдельных случаях особыми жалованными грамотами те или иные монастырские либо патриаршие вотчины навсегда или на известный срок освобождались от податных сборов. Правда, уже с XVI в. выдача таких тарханных грамот все больше становится исключением; кроме того, эти грамоты сравнительно редко давались на церковные земли, предназначавшиеся для содержания белого приходского духовенства. Хотя в поземельных книгах и встречаются так называемые «белые», т. е. свободные от налогов, земли, приписанные к приходским церквам, но их было мало, и они имелись только в немногих приходах. Черные же, т. е. обложенные налогом, земли оставались таковыми, даже если общины добровольно выделяли их на содержание духовенства. Связанное с черной землей государственное тягло включало и дополнительные налоги: на выкуп пленных, на военные расходы, на сооружение крепостей и т. д., которые также приходилось выплачивать со своих земель приходскому духовенству [1133]. Ввиду общего роста налогового бремени в начале XVIII в. с приходского духовенства взимались еще «мелочные всякие сборы» — мельничный, пчелиный, банный, пожарный, с рыбных ловель и т. п. Духовенство обязано было участвовать в караульной службе у городских шлагбаумов, до указа 1724 г. не освобождалось и от ненавистных военных постоев. Но на практике этот указ часто не выполнялся, и еще при Екатерине II духовным властям поступали горькие жалобы на продолжавшиеся армейские постои [1134]. Уже упоминавшиеся случаи распространения подушной подати на членов семей клириков в связи с разборами означали дополнительное финансовое бремя для главы семьи, поскольку сыновья по большей части продолжали жить в родительском доме. Наряду с общими рекрутскими наборами сыновья духовенства привлекались также к исполнению специальных повинностей — например, в 1711 и 1718 гг. в качестве плотников при строительстве Адмиралтейства, а в 20–е гг. рабочими на олонецкие фабрики. В некоторых епархиях духовенству приходилось платить еще и налоги на постройку каналов [1135].