б) Император Александр I утвердил законопроект, предусматривавший в качестве источника содержания духовных школ доходы от продажи церковных свечей [1444]. По предложению Сперанского для пополнения этих недостаточных сумм были предприняты следующие меры, которые к 1814 г. должны были обеспечить капитал в 25 млн руб.: 1) Святейший Синод клал в банк часть церковного имущества стоимостью в 1 200 000 руб. сроком на шесть лет. Таким же образом предполагалось поступить 2) с годовыми доходами от продажи свечей в сумме до 3 млн руб. и 3) с частью выплат из государственной казны в размере 1 800 000 руб. Через шесть лет сумма основного капитала и процентов должна была дать указанные 25 млн руб. В целях увеличения средств, выделявшихся епархиями на содержание уездных училищ, в 1810 г. церковной монополией была объявлена торговля венчиками и листками с разрешительной молитвой (для покойных). Годовой бюджет академии составлял 55 800 руб.; бюджет семинарии в зависимости от категории — 17 000, 14 375 и 12 850 руб. Бюджет уездных духовных училищ был установлен соответственно в суммах 1500, 1200 и 900 руб., а церковноприходских школ — 550, 475 и 400 руб. Повышение этих норм, предпринятое в 1820 г., дало преимущество учебным заведениям Петербурга и Петербургского учебного округа. В целом бюджет духовных школ вырос с 923 350 руб. до 1 674 120 руб. Субсидии из государственной казны, вначале составлявшие 400 000 руб., превысили миллион [1445].

В 1825 г. имелось 3 духовных академии, 39 семинарий, 128 уездных духовных училищ и 170 церковноприходских школ. Число учащихся с 29 000 в 1808 г. увеличилось до 45 551, из них 12 249 были государственными стипендиатами (см. § 19). Четверть века спустя, т. е. в 1850 г., статистика дает следующую картину: 4 академии (в том числе восстановленная в 1842 г. Казанская Академия), 47 семинарий (в том числе 6 новых и 2 восстановленных после присоединения в 1839 г. униатов Белоруссии к православной Церкви, а именно — Литовская и Полоцкая), 182 уездных духовных училища и 188 церковноприходских школ. Общее число учащихся составляло 61 335 человек, из которых казеннокоштных 19 210. Имущество школ, в 1824 г. оценивавшееся в 10 463 000 руб. (серебром), к 1849 г. достигло 15 789 200 руб. Проценты возросли с 591 000 руб. в 1824 г. до 828 500 руб. в 1849 г. За тот же период доходы от продажи церковных свечей увеличились с 431 360 до 826 000 руб. Расходы Духовно–учебного управления Святейшего Синода за эти 25 лет удвоились: в 1849 г. они составили 1 655 980 руб. В 1836 г. при обер–прокуроре графе Протасове штатные суммы были увеличены для повышения жалованья учителям и отчасти для поддержания школьных зданий. Бюджет академий возрос с 78 000 до 91 600 руб., а Петербургской — почти до 150 000 руб.; оклады преподавателей как академий, так и прочих учебных заведений были повышены на 80–100%. Возросли и пособия, выплачивавшиеся государственным стипендиатам. Дотации из государственной казны исчислялись теперь 468 225 руб. в год [1446].

При Николае I были открыты сословные школы для дочерей духовных лиц по той, главным образом, причине, что плата за обучение в уже существовавших школах для девочек (которые, за исключением учебных заведений «ведомства императрицы Марии», являлись частными пансионами) оказывалась слишком высока для духовенства. Открывавшиеся женские школы, которые частично содержались на средства епархиальных попечительств, прежде всего предназначались для сирот из духовного звания. В 1855 г. было уже 22 таких школы. Образцом служила возникшая в 1843 г. Царскосельская школа, попечительницей которой стала супруга Николая I императрица Александра Феодоровна. Школа находилась на штатом содержании Духовно–учебного управления Святейшего Синода. Школы такого же типа были вскоре открыты в Солигаличе (в 1845 г.; в 1848 г. переведена в Ярославль), в Казани (1853) и в Иркутске (1854). Их программа была небогатой: закон Божий (катехизис и начальные сведения по библейской истории), чтение и письмо, грамматика и церковное пение [1447].

При поступлении в академию студенты должны были взять обязательство по ее окончании не оставлять духовное сословие, т. е. стать священниками или учителями духовных школ. В большинстве случаев предпочтение отдавалось второй профессии, так как жизнь священника не выглядела особо привлекательной. Но и здесь были свои трудности: епархиальные архиереи имели обыкновение, кто мягче, кто жестче, подталкивать преподавателей семинарий и уездных училищ к принятию священства. Выход из этого положения подсказывало каноническое право, согласно которому женитьба на вдове являлась препятствием для посвящения в сан. Вследствие этого браки со вдовами получили такое распространение, что Святейший Синод в 1834 г. своим указом запретил епархиальным архиереям давать разрешения на такие браки всем обязавшимся избрать духовное поприще, предоставив это право Комиссии духовных училищ. К концу 40–х — началу 50–х гг. обнаружилось, что число выпускников семинарий стало значительно превышать число священнических вакансий. Тогда Херсонский архиепископ Иннокентий Борисов, один из наиболее образованных иерархов своего времени, как член Святейшего Синода внес в него предложение запретить прием в семинарии сыновей церковнослужителей. В Синоде эта идея вызвала протест ряда епископов. Митрополит Филарет Дроздов представил Святейшему Синоду свое особое мнение, в котором указывал на то, что из среды церковнослужителей вышло много выдающихся иерархов, таких, как Платон Левшин, Серафим Глаголевский, Иннокентий Смирнов и др. Предлагавшаяся мера, по мнению митрополита, могла «наполовину уменьшить в духовенстве число способных к высшим должностям». В 1849 г. число безместных выпускников возросло до 7448, так что по предложению Петербургского митрополита Никанора Клементьевского (1848–1856) обсуждение этой проблемы было поручено особой комиссии. В конце концов Святейший Синод разрешил выход из духовного сословия, освободил духовных лиц от обязанности посылать своих сыновей в духовные учебные заведения, допустив домашнее образование их детей, а в школах средней и низшей ступени был введен numerus clausus [ограничение на число поступающих (лат.)] [1448].

в) Как видно из цитированного выше указа Александра I от 30 августа 1814 г., в основе реформ 1808–1814 гг. лежали мистические взгляды, распространенные в ту пору при дворе и в обществе; такие настроения были характерны и для авторов уставов, например для М. М. Сперанского и архиепископа Феофилакта Русанова; близок к мистическому направлению в то время был также первый ректор пореформенной Петербургской Академии (впоследствии Московский митрополит) архимандрит Филарет Дроздов. Однако были и серьезные противники этих тенденций, к которым относились среди прочих Петербургский митрополит Серафим и Киевский митрополит Евгений. Это противоположное течение стало одерживать верх, по мере того как интерес к мистицизму со стороны императора слабел и мистическая волна в обществе начала спадать. На место «духовного министра» князя Голицына пришел министр народного просвещения адмирал Шишков (§ 9). Как это всегда бывает, реакция начиналась с мелочей. Так, митрополиты Серафим и Евгений возымели намерение отменить в академиях ученые степени. Правда, успехом эти планы не увенчались благодаря энергичному сопротивлению ректора Петербургской Академии архимандрита Григория Постникова, но выпускникам шестого курса Петербургской и второго курса Киевской Академий присуждение степени магистра богословия было задержано на 2 года [1449]. К числу иерархов, которые, по крайней мере внешне, отказались от своих мистических «заблуждений юных лет», принадлежал, между прочим, и тогдашний Московский митрополит Филарет Дроздов, который отныне хранил втайне свою любовь к «прекрасному растению», взращенному Комиссией духовных училищ.