– Это ты среди своих Хантером будешь! – усмехнулся подполковник, извлекая из тумбочки вездесущую афганскую «дутую» фляжку и кое-какое съестное. – Ты уж извини, Александр Николаевич, но, хочешь не хочешь, для нас ты уже окончательно Царевич – и баста! – под общий хохот закончил подполковник.

– Ну, раз так, – усмехнулся старлей, косясь на домашние разносолы, появившиеся на столе, и сглатывая голодную слюну, – тогда признаюсь, что я и вам позывные присвоил. Вы, Игорь Васильевич, – Костяная Нога, ты, Виталий, – Бриллиантовая Рука, а ты, Алексей, – Прораб!

Дружелюбно посмеялись: никто не в обиде.

– Извините, друзья, – начал вдруг Хантер оправдываться, – но у меня сейчас ни денег, ни спиртного. Хуже того – ни документов, ни всего прочего, что положено… – откровенно загрустил он.

– Товарищ старший лейтенант! – шутливо громыхнул Костяная Нога. – Еще раз услышу подобное – выселю к срочникам в палату!

– Да мне-то что, – уныло заметил Александр, – мне лишь бы на ноги встать поскорее – и обратно к моим бойцам…

– И опять – двадцать пять! – Вертолетчик чуть не сплюнул от досады. – Ты еще на каталке разъезжаешь, а тебе уже Афган вновь мерещится! Что за человек! Успеется!.. Ну-ка, к бою, мужики! – зычно скомандовал он, широким жестом приглашая к столу.

Хантер, снова позаимствовав у Прораба костыли, допрыгал до стола и спланировал на самый краешек стула.

– Чего так скромно? – поинтересовался Прораб. – Присаживайся поудобнее, не робей!

Пришлось старлею сообщить «однокамерникам» об одной странной особенности своего организма. Мол, еще со времен первой контузии после первой выпитой рюмки его начинает «штормить». Длится это недолго, а потом можно пить и есть сколько угодно.

Все пошло как по писаному: как только Костяная Нога налил по первой (во фляге оказалась так называемая «шпага» – разбавленный градусов до пятидесяти спирт) и все подняли и опрокинули за общее исцеление, Хантер, не дожидаясь «шторма», вернулся на койку и опрокинулся навзничь.

Тот не заставил себя долго ждать – давление тупо шибануло в виски, замутило, в глазах потемнело… Неожиданно дверь открылась и в палату тихо вошла Афродита. Окинув наметанным взглядом компанию за столом (стаканы и фляга еще до того исчезли в мгновение ока), она направилась к старшему лейтенанту. И тут же засекла, что с ним что-то не то. Не проронив ни слова, старшая сестра метнулась в коридор, хлопнула дверь ординаторской.

– Ну, теперь всем кранты! – укоризненно произнес, обращаясь неведомо к кому, Бриллиантовая Рука. – Завтра выпишут – и прямиком на полигон!

– Сиди, не дергайся! – тормознул Костяная Нога, флегматично жуя перышко зеленого лука. – Свежевыпитый спирт в небольших дозах унюхать не так-то просто. Тем более в госпитале, где им, можно сказать, все пропиталось! – Он неожиданно улыбнулся и откинулся на спинку стула, поглядывая на дверь.

Через минуту в палату влетел Седой в сопровождении Афродиты. Он был уже в цивильном – видно, собирался домой.

– Что с тобой, старлей? – спросил он, щупая Сашкино запястье. – Пульс бешеный, ритм сбит, выглядишь паршиво. В чем дело?

– Остаточные явления минно-взрывной травмы, – вымученно юморнул Хантер. – Чепуха, скоро пройдет. Не беспокойтесь, Владимир Иванович!

– Ты, часом, не выпил чего? – Подполковник покосился на «поляну» на столе, на соседей по палате, сидевших тихо, как мышь под веником.

– Не, мне нельзя, сам знаю, – криво ухмыльнулся Александр. – Просто мысленно вернулся в Афган…

Седой еще раз пристально всмотрелся в его лицо и вдруг спросил:

– А слыхали байку про «нам нельзя»? Нет? Мне ее в Пули-Хумри инфекционисты стравили. Если коротко – прилетает в Кабул на пересылку из Союза прапорщик-украинец. Степенный, упитанный, при нем сала чемодан, колбаска домашняя, ну и прочее всякое. А спиртное еще на таможне изъяли… – Глаза начальника отделения лукаво заблестели. – Ходит, тоскует: закуски хоть выбрось, а выпить нечего и не с кем. Глядь – в уголке за модулем двое афганцев сидят, между ними – литр водки. Наливают по грамульке, пьют без энтузиазма, занюхивают двумя конфетками. Нюхнут – и отложат.

– Эй, хлопцы! – возрадовался прапорщик. – Что ж вы конфетками давитесь! Пошли ко мне, у меня и сало, и колбаска, и лучок-чесночок! Сядем по-людски, перекусим, чарку перекинем, погутарим!

Призадумались парни, переглянулись.

– Сало, говоришь? – отвечает один. – Дело хорошее. Только нам, дядя, никак нельзя. Мы же гепатитчики!

К тому времени как шестая палата отсмеялась, полегчало и Хантеру. Байку эту он еще не слышал, хоть и родилась она в тех краях, откуда он прибыл.

– Ну, я вижу, с остаточными явлениями покончено, – усмехнулся Седой и повернулся к Афродите. – Галина Сергеевна, тут ничего серьезного, так что езжайте-ка домой. Если что – есть дежурный врач и сестры, они управятся.

– Владимир Иванович! – Афродита вдруг залилась краской. – Вы же в курсе – я живу далеко, да и поздно уже. Позвоню родителям и переночую в отделении. А старший лейтенант Петренко тут вообще ни при чем! – с вызовом добавила она, обращаясь то ли к своему начальнику, то ли к Александру, то ли ко всей палате номер шесть.

А затем торопливо выскочила в коридор, и ее каблучки застучали в коридоре. Это походило на бегство.

– Что это с ней? – удивился Седой. – Прямо не в себе девушка! – Он повернулся к Хантеру. – А ты, старлей, тут точно ни при чем?

– Еще чего! – буркнул тот.

Внезапно вспомнилась Оксанка, и тень набежала на его худощавое лицо с остро выступившими скулами.

– Ладно, чужая душа – потемки, – проговорил подполковник и вдруг заговорщически подмигнул вертолетчику: – Чего мнешься, Игорь Васильевич? Давай, разливай! Или думаешь, я не понимаю, по какому поводу вы тут собрались?

– Так мы, это… – растерялся Костяная Нога. – Мы думали, что вы…

– Кое-кто тоже думал! – Голос начальника отделения звучал возбужденно, и Хантер вдруг смекнул, что доктор уже слегка под хмельком. – Такое событие стоит обмыть – не каждый день мои пациенты попадают в программу «Время». Знаете, как в госпитале теперь величают нашу знаменитость? «Тот самый Петренко», о!.. А ты чего развалился, Александр Николаевич? – шумнул он. – Давай к столу!

– А ему не повредит? – невинно полюбопытствовал вертолетчик. – Не приведи бог что не так…

– Сто граммов – и все будет ажуре, – заверил Седой. – Но не больше – у него послезавтра операция. Оперировать буду я в присутствии кое-кого из военно-медицинского факультета. Пусть поучатся, как шить ахиллово сухожилие погружным швом.

– А это еще что за штука? – поинтересовался Хантер, прыгая на прорабовых костылях.

– Перед операцией все узнаешь, – пообещал подполковник медслужбы.

Наутро у него взяли все мыслимые и немыслимые анализы. Потом в палату вкатился анестезиолог – кругленький подполковник с усиками мушкой: то ли как у недоброй памяти товарища Жданова, то ли как у самого Адольфа Алоизовича. Настроен анестезиолог был решительно. Первым делом объявил, что операция – пластика ахиллова сухожилия – назначена на завтра. Наркоз специфический – обезболивающее введут длинной иглой в область седалищного нерва, и во время операции Петренко будет находиться в полном сознании.

Сделав аллергопробы, «Жданов» строго предупредил:

– И вот еще что, Александр Николаевич. Попрошу вас сегодня вечером ничего не есть, жидкость также принимать по возможности ограниченно. И ни капли спиртного!

– Вот те раз! – легкомысленно ухмыльнулся Александр Николаевич. – С чего бы это? Сухожилие расплетется?

– Иначе могут возникнуть проблемы с наркозом. – Анестезиолог явно не был расположен шутить. – Организм ваш еще слаб, наличие алкоголя или продуктов его распада в крови способно нейтрализовать наркоз. И другие реакции могут оказаться непредсказуемыми.

Когда анестезиолог удалился, к Александру подсела Афродита. Соседи по палате мигом улетучились кто куда: Костяная Нога с Бриллиантовой Рукой отправились на процедуры, а Прораб вдруг засуетился, вспомнив, что ему срочно надо позвонить по городскому телефону. В итоге молодые люди остались с глазу на глаз. Время было послеобеденное, они с девушкой уже виделись с утра, но Афродита все-таки еще раз поздоровалась, добавив: