А больше всего мучила Сун Ок весть о женитьбе Куак Ба Ви… Она поверила, что так оно все и случилось: Куак Ба Ви, наслушавшись сплетен, нашел другую и женился… Сун Ок чувствовала себя несчастной: все осмеяли ее, все обманули…
Что скрывать — давно уже свило себе в ее сердце прочное гнездо чувство любви. С каждой новой встречей с Куак Ба Ви чувство это разрасталось, пускало крепкие корни, рождало тоску и жажду встречи.
Оно завладело всем существом Сун Ок.
Только в последние дни Сун Ок поняла это. Мысль, что Куак Ба Ви услышал эти грязные сплетни и женился на другой, терзала ее. Сун Ок ощущала в своем сердце острую, исступленную боль, и горький ком стоял у нее в горле день и ночь. Душу не вывернешь наизнанку… Разве могут понять другие, что делается у тебя в душе? А раскройся пред людьми, расскажи им обо всем — навлечешь на себя еще больший позор. Кто ей теперь поверит? Слепой, упав в воду, ругает ручей… Сун Ок не уподобится этому слепому. Нет, она сама во всем виновата. Что было, то было: Сун Ок прожила свою жизнь содержанкой. Если б она не была содержанкой, разве посмел бы кто-нибудь распускать о ней грязные слухи? Всеми покинутая, осмеянная, Сун Ок изведала всю горечь унижения затравленного человека. Она поняла, что содержанка — самое низшее существо в человеческом обществе. Содержанка — это не человек, а вещь. Жила с одним мужчиной, он бросал ее — переходила к другому, а потом — к третьему. И люди не видели разницы между содержанкой и гейшей — женщиной, которая служила средством развлечения для подгулявших мужчин. Содержанка в представлении «порядочных» людей была женщиной грязной, продажной, и они позволяли себе унижать, оскорблять, осмеивать ее.
Содержанка — это не то, что вдова. Вдова, потеряв мужа, может, если ей вздумается, вторично выйти замуж. А содержанка живет подачками чужого мужа; и если этот муж умирал, она не имела права надеть по нему траур, быть верной ему и после смерти, выбрать себе нового мужа. У нее был один путь: вновь идти на содержание к чужому мужу.
Всю жизнь неотступной, неотвязной тенью следует за содержанкой ее позорное прошлое… Если на тебе лежит клеймо содержанки, его нельзя ни выжечь, ни смыть.
Сун Ок понравился Куак Ба Ви, но она и виду не подала, что он ей нравится. Стало быть, для сплетен об их близости не было никаких оснований. Но о Сун Ок знали, что она была когда-то содержанкой, значит, ей каждое лыко в строку. За это и уцепилась Кэгутянь.
Если Сун Ок найдет себе человека по душе, если она выйдет за него замуж, все равно когда-нибудь всплывет на поверхность ее проклятое прошлое! Муж будет укорять ее, что она была содержанкой. Ее может упрекнуть и Куак Ба Ви. Как избавиться от этого позорного пятна? Оно исчезнет только вместе с ней…
Как смотреть людям в лицо, если они так плохо о ней думают?.. Сун Ок окинула мысленным взором всю свою прошлую жизнь, и горячий стыд обжег ее щеки! На что ей надеяться? Как жить? Нужно покончить со всем этим, умереть, уйти, навсегда уйти от мирской суеты!
И Сун Ок твердо решила покончить с собой. Ей своей жизни не жалко… Но как будут жить без нее старая мать и маленькая Ин Сук? Ради матери Сун Ок была готова на все. Она жила для матери, трудилась для нее…
Но разве из-за одной матери тягостно ей решиться на свой последний шаг? Корея, ее любимая родина, свободна; крестьяне получили землю, народ торжествует… Как трудно умереть, не разделив всеобщей радости! Труженики Кореи плечом к плечу идут вперед, к светлому будущему, строят новую, счастливую жизнь… Только ей нет места на земле, она должна умереть… При мысли об этом невыразимая боль сжимала ее сердце.
И все это только из-за того, что на ней навечно отпечаталось позорное клеймо: «содержанка», «бывшая содержанка», «бывшая содержанка помещика, реакционера, прислужника японцев».
Когда Сун Ок вспоминала об этом, кровь приливала к лицу, ее сжигало чувство стыда и унижения.
Но не ошибается ли она, думая спастись, умертвив себя?.. Достаточно ли одной только смерти, чтоб искупить вину, оправдать себя и хоть после смерти быть равной с людьми?
Привыкшая ложиться спозаранку, мать Сун Ок после ужина выкурила трубку и, прикорнув на кане, уснула. Ин Сук ушла к себе в комнату и тоже, наверно, спит. Они работали на огороде с утра и сильно утомились. В обычный день легла бы спать и Сун Ок…
Она неслышно подошла к постели матери, склонилась над ней и прошептала, глотая слезы: «Мама, прости меня, прости свою непутевую дочь… У меня нет другого выхода, мне осталось только умереть. Вот я и решила, мама, раньше тебя уйти из этого мира… Прости!»
Сун Ок простилась с матерью и, ничего не видя перед собой, поспешно вышла из дому, боясь, что еще минута — и она не сможет уйти, что ее удержит от этого шага чья-то сильная рука.
Серебряный серп ущербного месяца блестел на небе. В ночной тишине слышался только звенящий говор речки Апнэ. Налетал порывами прохладный ветер, освежая пылающее лицо Сун Ок.
Ничего не видя, не ощущая, не слыша, она продолжала свой путь.
Большой пруд, расположенный у крутого, скалистого горного склона, и днем отливал темно-синим цветом: сразу видно было, что он глубок.
Вот и хорошо. Ей нужна глубокая вода. Не случайно ноги привели ее сюда!
Проходя мимо одинокой ивы, стоящей на берегу пруда, Сун Ок вдруг остановилась, и страх исказил ее лицо. Ей вспомнился Ко Се Бан, повесившийся на этой иве. Перед глазами Сун Ок встало страшное лицо мертвеца: вывалившийся язык, выпученные глаза… Она подняла голову и увидела ту самую ветвь, на которой висел Ко Се Бан. Это была страшная, ужасная смерть! Он покончил с собой из-за клочка земли, из-за горстки риса!
Сколько людей, не изведав жизни, не успев расцвести, погибли преждевременно, доведенные до отчаяния кровожадными помещиками.
Вот и Сун Ок должна умереть из-за этой земли. Если бы у ее отца был клочок земли, разве стала бы она содержанкой?
Сейчас ей ничего уж не было страшно, ее глаза горели лихорадочным огнем.
Земля! Ты родила меня, ты опозорила меня, насмеялась надо мной! Теперь ты принимаешь меня обратно в свое лоно.
Сун Ок двинулась вперед. Походка у нее была твердой и решительной. Добравшись до вершины горы, она начала спускаться, пробираясь между черными утесами, к пруду. Месяц излучал тихий, спокойный свет. Он отражался в темной зеркальной глади пруда; от него шли по воде серебряные блики; и, казалось, он оброс серебряной бородой и приветливо улыбается Сун Ок, приглашая ее в свое холодное царство…
Сун Ок на миг оторвала взгляд от этой магической улыбки и подняла глаза к небосводу. В его лазоревой глубине мерцало бесчисленное множество звезд. И они тоже словно манили, звали Сун Ок к себе: «Скорей, скорей, мы рады принять тебя!»
На востоке, заслоняя небо, высилась величественная гора Чомбансан.
Все в этой ночной, полной красоты и величия картине словно указывало ей, оскорбленной и униженной, на этот пруд, пруд отчаяния и кошмаров…
Сун Ок дико вскрикнула и, закрыв лицо руками, бросилась в воду.
С шумным всплеском разбежались во все стороны круги, разбивая зеркальную гладь воды, и у прибрежных утесов запенились волны.
2
В этот день Кан Гюн вместе с землемером отправился в Бэлмаыр. Он решил вымерить площадь поднимаемой целины и обсудить с членами исполнительной комиссии, возглавляемой Куак Ба Ви, ряд мер, которые нужно было провести, прежде чем вплотную приступить к делу. Сен Дар Хо, Квон Чир Бок, Тю Тхэ Вон и еще несколько крестьян помоложе вызвались помочь землемеру. Они помогали ему устанавливать вехи и вытягивать измерительную ленту. Кан Гюн поднялся вместе с ними до самого верховья речушки. Речку преграждала плотина; она была сооружена кое-как и никуда не годилась. Но если ее укрепить, достроить, то можно будет подавать на поле столько воды, сколько душе угодно!
Нынешний оросительный канал обрывался у рисовых плантаций Ко Бен Сана и Тю Тхэ Вона — как раз там, откуда начинались крестьянские поля. Предполагалось продолжить его, прорыть новый канал — до того места, где кончалась деревня; тогда все прилегающие к нему участки можно было бы превратить в рисовые поля. По плану, канал проходил позади чиби Квон Чир Бока, через приусадебный участок Тю Тхэ Вона, мимо поля Куак Ба Ви и приусадебных участков Пак Чем Ди и Сун И.
