— Что же вам нужно, женушка?

— А вот думаю: не покурить ли мне?

— Вы разве курите?

— В прежние годы иногда баловалась… Говорят: папироска помогает от тоски избавиться…

Куак Ба Ви достал сигарету и протянул жене.

— Значит, на вас тоска напала? Не о прошлом ли?

Сун Ок отстранила сигарету.

— Нет, лучше не буду. А то еще приучусь курить… Я ведь вас просила не поминать прошлое… Разве я жаловалась на бедность, на трудности? Нет ведь… Почему же вы не даете мне забыть о моем прошлом? Мужчины, конечно, народ более выдержанный, спокойный… Вам легче… Но я — то ваше прошлое не ворошу! Мне ничего не нужно, я не боюсь никаких трудностей! Я хочу одного: чтобы вы меня поняли. Сегодня, когда в Корее повеяло свежим ветром, мне тоже, как и всем, хочется жить по-новому! Вместе с вами землю обрабатывать, помогать темным, отсталым женщинам. Ах, как это хорошо будет, когда все наши женщины пробудятся от векового сна и рука об руку с мужчинами начнут строить новую, светлую жизнь! Этого я больше всего хочу!

Голос у Сун Ок прерывался от волнения, на глаза навернулись слезы.

Куак Ба Ви смутился. Вот ведь как нескладно вышло: задел он своими словами незажившие раны жены. После неловкого молчания он сказал:

— Эх, не так вы меня поняли… Я же жалеючи вас… Обещаю вам, что об этом больше ни слова. А мысли у вас — верные… Я тоже изо всех сил буду стараться, чтоб настала у нас в деревне новая жизнь! Мне ведь тоже только одного хочется: чтобы крестьянам жилось вольготно, радостно, чтобы страна наша поскорей стала независимой… Кем я был раньше? Бобылем-батраком… Обид да лишений мне пришлось вынести побольше, чем другим крестьянам. Я — мужчина, вы — женщина, а жизнь-то для обоих была хуже каторги, мы оба всякого натерпелись. И давайте раз и навсегда договоримся думать только о будущем… Идет?..

— За меня можете не беспокоиться!

— Ну, так и за меня тоже!

Сун Ок звонко рассмеялась, и смех ее разрядил ту напряженность, которая возникла в их разговоре. Улыбнулся и Куак Ба Ви. Если бы кто взглянул на них со стороны, мог бы подумать, что между ними происходит одна из тех «добрых ссор» медового месяца, когда в споре «молодых» еще причудливо смешиваются упреки, вздохи, улыбки… На самом деле это был разговор о самом главном не только в их жизни, но и в жизни всего народа. Этот многозначительный разговор еще больше сблизил их, помог им еще лучше понять друг друга.

— А не пора ли нам трогаться, женушка, а?.. Гэй, ирра, ирра! — Куак Ба Ви подстегнул вола. Сун Ок зашагала вслед за упряжкой.

Колеса, поскрипывая, резво катят по отлогой горной дороге. Голубая лента реки Апкан сверкает под солнцем. Воды ее струятся, как расплавленное золото. И, кажется, источают они и распространяют вокруг животворящее тепло…

Волостной народный комитет и волостной комитет трудовой партии совместно с крестьянским союзом приняли решение: учесть по всей волости посевную площадь. В деревни были посланы работники союза молодежи, женского союза; привлекли к этому делу и сельских учителей. Новое мероприятие преследовало важную задачу: не оставить незасеянным ни одного пхёна земли!

Получив указания из волости, сельский комитет порешил, что в этом деле члены сельского комитета должны показать пример всем крестьянам.

Закончив работу на своем участке, Куак Ба Ви вместе с председателем сельского комитета стал ревностно помогать своим односельчанам. Сначала он помог соседям. Если кто-нибудь не успел вспахать землю потому, что у него не было вола, Куак Ба Ви шел к нему работать со своим волом. Если кому-нибудь не хватало семян, Куак Ба Ви делился своими семенами. Он уговаривал соседей не оставлять незасеянным ни одного клочка земли, советовал на насыпи канала, на придорожных полосах и обочинах участков сажать тыкву, кукурузу, клещевину…

Как только Куак Ба Ви и Сун Ок поселились в сарае у Квон Чир Бока, у них каждый вечер начали собираться соседи. Беседа затягивалась порой до глубокой ночи… Куак Ба Ви и Сун Ок всегда были рады гостям.

В Бэлмаыре, как это часто бывает в разбросанных горных деревеньках, дома стояли в отдалении друг от друга. И здесь редко случалось, что сосед заходил к соседу скоротать вечерок. Дом Квон Чир Бока также находился на отлете, но это не мешало бэлмаырцам чуть ли не каждый день заглядывать к Куак Ба Ви. Всех интересовала новая семейная жизнь Куак Ба Ви. Женщины — порода любопытнейших! — забегали сюда даже днем: повидать Сун Ок, познакомиться с ней. А вечерами у Куак Ба Ви засиживались обычно те, кто вместе с ним работал по поднятию целины.

Прежде, до освобождения Кореи, самым оживленным местом в деревне был дом матери Сун И. Он стоял на самой дороге и был чем-то вроде трактира: мать Сун И, как известно, из-под полы торговала водкой. Часто останавливались здесь отдохнуть прохожие, наведывались заезжие чиновники из волости или уезда. Много разных людей перебывало в этом доме!

Но времена изменились. Иной стала власть, иной стала жизнь. Бэлмаырцы теперь знали: ничего нового в доме матери Сун И не услышишь. Селяне одно время даже заскучали: не было у них места, где можно было бы собраться да покалякать. Но вот переселился в Бэлмаыр Куак Ба Ви с женой, и потянулись люди к его дому… Вскоре сарайчик, где жил Куак Ба Ви, стал центром деревенской жизни, средоточием всего живого, нового, лучшего в деревне… Куак Ба Ви с готовностью оказывал помощь односельчанам, и это окончательно расположило к нему людей. Правда, находились и такие, которые оценивали поступки Куак Ба Ви по-иному. Ко Бен Сан, например, усиленно распространял слух, что раз Куак Ба Ви бесплатно работает на людей, он просто-напросто помешался.

Сун Ок была избрана председательницей сельского женского союза, в котором она работала, не жалея сил: помогала мобилизовать людей на досрочное завершение посевной кампании, обучала грамоте девушек, собиравшихся у нее по вечерам.

В первое время у Сун Ок занимались всего несколько девушек: Кан Нани, дочь Тю Тхэ Вона — Тен Сук, дочь хозяина дома — Дем Сун, дочь Ко Ин Хо — Сан Гама. Потом к ним присоединились Сун И и другие девушки, так что, в конце концов, у Сун Ок набралось больше десятка учениц.

Сун Ок, живя в Бэлмаыре, не забывала и о старом доме, довольно часто навещая свою мать. Но, начав занятия с девушками, она могла наведываться в город только по воскресеньям. Зато чаще теперь приходила в деревню Ин Сук. Она рассказывала Сун Ок о домашних делах, приносила ей газеты и брошюры. Сун Ок внимательно просматривала их и рассказывала о прочитанном бэлмаырским женщинам и девушкам. В простых, доходчивых словах она разъясняла им сущность демократических реформ, проводимых в Северной Корее, рисовала перед ними мрачную картину жизни в Южной Корее, где царил разгул реакции, где простые люди изнывали от непосильного гнета.

Видя, что число учениц у его жены все растет и растет, Куак Ба Ви смастерил для нее классную доску, приладил к жестяной баночке коптилку, выписал из волости мел. Карандаши и бумагу он покупал на рынке.

Однажды Сун И — одна из лучших учениц — вдруг не пришла на занятия день, другой. Это встревожило Сун Ок, и она спросила у Кан Нани, что она думает об этом.

— Ей мать не разрешает ходить на занятия, — ответила Кан Нани.

— Почему?

— Она говорит, — Кан Нани скривила губы, — что будто бы ваш дом — такое место, где человек может только испортиться.

— Испортиться? Я обучаю ее грамоте, чтоб она стала настоящим человеком! Не знаю, — Сун Ок усмехнулась, — кого только хочет сделать из Сун И ее мать…

— Ну, конечно, тут все дело в матери! Сама-то Сун И хочет к вам ходить.

— И чем мы перед ней провинились? — задумчиво сказала Сун Ок.

— Вы-то ничем! Это она перед вами виновата…

В деревне даже и малые дети знали об истории, происшедшей на рассадном участке Куак Ба Ви. К слову говоря, Сун Ок сначала не хотела брать Сун И в ученицы. Нелегко было забыть о зле, которое собиралась причинить им мать Сун И! Но поняв, что дочь не виновата в проделках своей матери, Сун Ок приняла девушку в число своих учениц, обласкав ее так же, как и других… И вот мать Сун И обвиняет ее теперь в том, что она портит девушек! Это было уж слишком!