– Прошу прощения за беспокойство – больше такого не повторится. – Он церемонно поклонился и зашагал прочь, сжав кулаки.

У нее в ушах все еще звенели его слова: «Если я не сохраню его, чужие люди станут владеть землей, в которой покоится моя мать». Анджелина закрыла глаза, приказав себе оставаться спокойной. В ее положении нельзя оступаться даже в мелочах, а если проявить сочувствие к его заботам, это может привести к большим проблемам.

Не следует поддаваться эмоциональному порыву. Господь свидетель, один раз она уже так поступила, и это разрушило ее жизнь, нанесло удар семье. Анджелина прижала к груди альбом, словно прикрываясь щитом. Тогда почему ей захотелось передумать и помочь ему?

«Судя по всему, я единственный, кому это не безразлично».

И вдруг ей открылась правда. Ему было неловко обращаться к ней за помощью, они ведь всегда не ладили. Наверняка он заранее был уверен, что она откажет.

Его мать была похоронена в Сомеролле, и он заставил себя просить о поддержке, потому что у него не было другого выхода. Она на своей шкуре испытала, что значит очутиться в безвыходной ситуации.

Он решил, что никому до него нет дела.

Анджелина развернулась и бросилась вслед за ним.

– Колин, подожди!

Он лишь ускорил шаг, и ей пришлось чуть ли не бежать, поэтому, когда нагнала его, Анджелина задыхалась так, что с трудом могла говорить:

– Я… Мне… Извини.

Его ноздри трепетали.

– Я не нуждаюсь в твоем сочувствии.

Она по себе знала, насколько унизительно быть объектом жалости. Наконец дыхание выровнялось.

– Прости за бесчувственность. Мне действительно не все равно. Если тебе это еще нужно, я готова оказать любую помощь, какую только смогу.

– С чего бы? Ты ведь не доверяешь мне.

Волна жара всколыхнулась в груди. Она проглотила комок в горле, понимая, что обошлась с ним как с человеком, который предал ее.

– Приношу свои извинения. Мои подозрения ни на чем не основаны.

Анджелина физически ощутила на себе его взгляд и понадеялась, что он не станет задавать вопросов, потому что пока не могла говорить о событиях, которые похоронили ее прежнюю беззаботную жизнь.

– Ты мне ничем не обязана, – отчеканил Колин. – Не сомневаюсь, у тебя найдется чем заняться.

– Ты имеешь в виду чаепития и вышивание? – фыркнула Анджелина.

Он заложил руки за спину.

– Леди, наверное, любят проводить время таким образом.

– Если хочешь знать, это смертельно скучно.

Слабая улыбка появилась на его губах.

– Ты уверена?

Уж лучше она станет помогать ему, чем часами класть стежок за стежком. Но это была не главная причина. Вне зависимости от того, что у него было в прошлой жизни, он заслуживал второго шанса. Одному господу известно, сколько она сама отдала бы за второй шанс, но это было невозможно.

– Спасибо.

Звучание его внезапно охрипшего голоса сказало ей больше, чем слова.

Хотя и не часто навещал родные пенаты, Колин отлично знал распорядок дня отца. Маркиз крепко держался старого правила: кто рано встает, тому Бог подает, – в то время как сам Колин крепко держался за перину и подушку до тех пор, пока солнце не повисало высоко в небе. Тем не менее он приказал своему камердинеру Горацию разбудить его в безбожную рань – в шесть утра. Гораций, который был не бóльшим жаворонком, чем его хозяин, недовольно ворча, прошаркал в комнату и распахнул занавеси на окнах.

– Раны Господни! – пробормотал он, когда солнечный свет залил спальню.

Колин застонал.

– Уйди, Гораций.

– Милорд, вы просили разбудить вас пораньше. У вас намечена встреча.

– Ты ошибаешься, – промямлил Колин, перевернулся на живот и накрыл голову подушкой.

– Нет, милорд. Вы отдали очень ясный приказ, чтобы я не позволил вам снова заснуть.

– Я аннулирую приказ, – донеслось из-под подушки.

Гораций наклонился над ним.

– Милорд, вы говорили, что это обязательно. Вам нужно увидеть отца до начала церковной службы.

Сегодня же воскресенье – день Господень. Колин совсем забыл об этом, в чем не было ничего удивительного, учитывая, что его нога не ступала в храм со времени последнего визита домой на Пасху. Он понимал, что если не перехватит отца с утра пораньше, придется ждать до понедельника, а ему не хотелось откладывать дело в дальний ящик. Он должен доказать отцу, что намерения его серьезные и что ему можно доверить поместье.

Недовольно заворчав, Колин снизошел до того, что позволил камердинеру побрить его и одеть к занявшемуся дню, после чего отправился к родителю. Подойдя к дверям отцовского кабинета, он тихо постучал.

– Можешь уделить мне минутку?

Маркиз подмахнул какую-то бумагу и глянул на него поверх очков.

– Я не занимаюсь делами.

Колин захлопал глазами.

– Прости, не понял.

– Сегодняшний день посвящен Богу. Маргарет настаивает, чтобы вся семья по воскресеньям отдыхала.

– А, тогда понятно.

– Официально я не работаю.

– Ну конечно. Ты отдыхаешь за рабочим столом. Просто чудо какое-то, что при этом у тебя глаза открыты.

Маркиз прищурился, подписал еще одну бумагу и отложил перо.

– Произошло что-нибудь сверхважное?

Колин нахмурился, подозревая какой-то подвох.

– То есть?

– Ты на ногах, а до полудня еще далеко.

– Я собрался в церковь. – Вот так. Он это произнес, и тем не менее гром не раздался и молния не ударила.

Маркиз сломал печать на следующем письме.

– Что у тебя еще на уме, помимо Сомеролла?

– Мне нужно осмотреть особняк изнутри.

– Ты уже подыскал себе невесту?

Отец прекрасно знал, что нет, поэтому Колин проигнорировал вопрос.

– Я хочу составить реестр необходимых работ. Анджелина предложила мне помощь. У нее уже есть опыт в ремонте и строительстве.

Сам Колин был полным невеждой в подобных делах, и это все знали. Хорошо, что есть кому помочь.

– Что ж, весьма великодушно с ее стороны, – заметил маркиз. – Но я так и не понял, чего ты хочешь добиться такой скоропалительностью.

– Мне кажется, ты знаешь.

Маркиз сложил руки на столе.

– Нет, не знаю. Сделай одолжение – просвети.

– Мне хочется доказать тебе, что я действительно озабочен состоянием поместья и что собираюсь сам финансировать большинство восстановительных работ.

– Но тебе же неизвестно, во сколько это обойдется, – удивился маркиз. – Что, если денег не хватит?

– Если я обнаружу, что потребуется гораздо больше вложений, мы обсудим возможность предоставления мне ссуды.

– Мы?

– Только в том случае, если в этом возникнет необходимость, – заверил отца Колин, от отчаяния готовый согласиться на что угодно, лишь бы не жениться ради чужого каприза.

– Ты тратишь мое время! – отрезал маркиз.

– Отец, жениться означает дать священную клятву. Это не тот шаг, который мужчина делает легкомысленно.

– Счастлив услышать, что тебе понятна важность этого шага, но ты не предпринял ни единой попытки найти себе жену.

Колин стиснул зубы.

– Я позабочусь об этом и займусь поисками невесты на следующий год в Лондоне, во время весеннего сезона.

– Не собираюсь выслушивать обещания, которые ты то ли выполнишь, то ли нет. Мой ответ остается прежним – нет.

Из последних сил сохраняя спокойствие, Колин проговорил:

– Мне больше всего хочется переехать в Сомеролл до того, как женюсь, но в то же время нужно посмотреть, что там необходимо сделать. Ты же не станешь возражать?

– Обязательно стану, – упорствовал маркиз.

– Хорошо. Дай мне хотя бы три месяца на то, чтобы найти невесту, – сдался Колин. Ему не хотелось даже думать о том, что столь важное решение можно принять так быстро – единственный раз в жизни к тому же! – однако потерять Сомеролл он позволить себе не мог.

Маркиз побарабанил пальцами по столу.

– Ты уже попросил мачеху помочь тебе с невестой?

– Нет, но…

– Ты палец о палец не ударил для того, чтобы выполнить мое условие и получить собственность в свои руки. Мой ответ – совершенно определенное «нет».