Мы выпили еще. Пока я не мог разобраться, что побудило Иванова явиться ко мне поздним вечером и рассказывать историю своей несчастливой семейной жизни. Я не был ему другом, мы не виделись несколько лет, и даже будь человек так одинок и надломлен, он бы выбрал в качестве жилетки кого-нибудь другого. Я чувствовал, что визит Иванова как-то связан с делом Вальки Гуляевой.
– Вот ответь мне, – сказал Иванов, с жадностью пережевывая колбасу. – Раньше ты тоже был из наших, но ушел на вольные хлеба. В чем-нибудь выиграл?
Этот вопрос мне задавали многие, в основном бывшие коллеги, и отвечать мне на него порядком надоело.
– Теперь я сам по себе. Нет начальства, не надо писать глупые отчеты и торчать на ковре у прокурора, – сказал я. – К вопросу о деньгах – могу позволить себе жрать три раза в день, только на это порой не хватает времени. Да и материальные блага, насколько ты понял по убранству моих хором, для меня не особо важны.
– Я тоже хотел уйти со службы, заняться частной практикой, – поделился Иванов. – Но, когда проработал в органах половину жизни и сросся с этой структурой, меняться сложно. И привычки, и психология – все другое. Разве я представлю сейчас, что меня могут просто по-русски послать, а если буду особенно навязчив со своими вопросами – набьют морду? Друзья тоже не поймут, они все менты и вашего брата не любят. Еще?
И мы опрокинули по пол стакана. Только тут он перешел к главному.
– У тебя было слишком мало времени, чтобы поговорить с Гуляевой, – прочавкал Иванов набитым ртом. – В тюрьму к ней тебя не пустят, ты не адвокат, а все эти корочки частных сыщиков для нас – филькина грамота. А я имел с ней долгий разговор, даже имею протокол допроса.
Дальше догадаться было несложно.
– Сколько ты хочешь за информацию? – спросил я Иванова.
– Постой, – поморщился он. – Я за всю жизнь не взял ни одной взятки. Поэтому, наверное, и нахожусь в дерьме. Бывало, бандиты пытались купить у меня информацию. Иногда запугивали. Зато теперь знают, что со мной такие фокусы не проходят. У нас же с тобой другой случай. Я оказываю тебе дружескую услугу, ты даешь скромное вознаграждение. По рукам?
За копию протокола допроса я заплатил ему пятьдесят долларов из денег Вальки Гуляевой. По тому, как ожили его глаза и разгладилась унылая складка губ, мне стало ясно, что он не рассчитывал на столь щедрое вознаграждение. И очень скоро я понял почему. В протоколе не было ровным счетом ничего, что бы заинтересовало меня. О мальчике вопросов не задавалось вообще.
– Она говорит, что у нее есть алиби, – комментировал Иванов, а я почему-то думал, будто ему самому неудобно за тот товар, который он мне по-дружески всучил. – Якобы в ту самую ночь, когда убили деда, она была с клиентом. Зовут Миша, симпатичный, на вид лет тридцать. Подцепила его в районе вокзала, он сам из Москвы, был командирован в наш город. Говорил, всего на сутки. Сам понимаешь, это сказки про белого бычка. Никто мифического Мишу в Москве искать не станет. Начали работать с ее постоянной клиентурой, ужасный сброд, каждый в отказ и у всех алиби. Пытаемся найти сутенера, того самого мужика, который отлупил деда в подъезде по внучкиной просьбе.
Это место я самостоятельно нашел в протоколе допроса.
Следователь. Чем была вызвана эта просьба?
Подозреваемая. Я тогда клиента при бабках подцепила, привела к себе. Он мужик щедрый, в кабак сводил, обещал хорошо заплатить поверх тех башлей, что я сутенеру отстегиваю. Сам от жены гуляет. Дед как раз в ночную ушел. А соседи нас видели, деду позвонили, что я опять… Дед взял – и в ноль-два, дал наш адрес, будто вооруженный налет. Группа захвата, дверь с петель, нас на пол. Клиент вне себя, что, если жена узнает? Разумеется, не заплатил.
Следователь. Это именно тогда вы угрожали деду?
Подозреваемая. Вроде как.
Следователь. Вспомните, что вы говорили.
Подозреваемая. Ну… я тогда не в себе была… Что ненавижу… Что хочу, чтобы… Да и чего вы привязались?! Вам уже без меня доложили…
Следователь. А потом подговорили сутенера.
Подозреваемая. Не помню. Может, и подговорила… Но лишь для того, чтобы припугнуть, ударить там пару раз…
Я сплюнул на пол от нахлынувшей злости. Моя клиентка была либо полной дурой, либо настолько подавлена всем происходящим, что ее больше не интересовало будущее и она сознательно затягивала петлю на своей шее. Я сложил листы и передал их Иванову.
– Ты ее серьезно собираешься закрыть? – спросил я.
– А что валандаться? – вполне искренне удивился следователь. – Начальство давит, требует показатели. Конечно, есть здесь некие странности. Орудие убийства, к примеру. Никаких следов пальцев, но девка могла быть в перчатках. Еще анонимный телефонный звонок. Голос мужской, но, чувствуется, сильно измененный. Сообщил, где тот самый нож мы обнаружим. Согласен, притянуто, но это все тонкости.
– А мальчик?
– Ничего про это не знаю.
– И ты еще спрашиваешь, почему я забил на вашу службу?
Я выпил, не предлагая ему. Следователь мстительно смотрел куда-то мимо меня.
– Презираешь, – выдавил он. – Желаешь остаться честным. И не запачкаться в дерьме. Не удастся. С этого и надо было начинать, Галкин. А я, дурак, хотел по-человечески. Мы выяснили, кому Мишуков звонил незадолго до смерти. Всего один звоночек. И это был ты.
Я ждал подобного, однако рассчитывал, что сказано мне это будет не по-пьяни, а на официальном допросе, с торжествующей улыбкой, с трогательной демонстрацией наручников, с милым приглашением в заждавшуюся меня камеру.
– Чего на это нафантазируешь? – зло ухмыльнулся Иванов.
Мне незачем было врать. Я выложил, при каких обстоятельствах познакомился с дедом и его внучкой, и даже сослался на свидетеля, любовника-неудачника, за которым следил весь тот день. Следователь хмуро выслушал меня.
– Зачем же Мишуков звонил тебе?
– Просил опохмелить.
– А ты?
– Сказал, что на мели, и завалился спать.
Он никак не отреагировал. Хотя должен был распушить хвост, ткнуть мне в морду убийственные показания свидетеля, затаившегося за окном второго этажа. Или дежурный воспитатель на самом деле ничего не видел, или с какой-то целью утаивал правду.
Дальше мы пили не чокаясь, в абсолютном молчании. Как он ушел, я не помнил.
Часть вторая
ВСЕ ПОДРУЖКИ ПО ПАРАМ…
Глава 1
НЕ ЖДАЛИ
Новый день ничем не отличается от предыдущего. Солнце лишь изредка выказывает свой мутновато-желтый лик и вновь окутывается рыхлыми медузообразными тучками. Дороги по-прежнему черны и скользки. А я вхожу в этот мир с неизменно мерзким чувством похмелья.
Потом освобождаю желудок, скрючившись над унитазом, принимаю контрастный душ, бреюсь и чищу зубы. На водку я не могу смотреть без содрогания и борюсь с недугом, прибегнув к употреблению шипучего американского средства, которое, если верить инструкции и навязчивой рекламе, должно спасать в подобных случаях. Однако заморские разработчики вряд ли даже помышляли обо всей глубине и тяжести чисто русской расплаты за веселье. Лишь залив в себя остатки вчерашней водки, я почувствовал себя человеком. До такой степени, что тусклое осеннее утро показалось мне вдруг каким-то торжественным, праздничным.
Нужный мне дом находился минутах в двадцати ходьбы. Выстроенный в грозные времена изничтожавших друг друга наркомов, дом этот до сих пор смотрелся величественно и неприступно. В подъезде – холод, полумрак и влажность расстрельных подвалов. На двери в квартиру – начищенная до блеска медная табличка с гравировкой:
ИННОКЕНТИЙ ГЕОРГИЕВИЧ БЕЛЕЦКИЙ
Я гадаю, кем же он приходится Тамаре Ивановне: отцом, братом или мужем? Надавливаю кнопку звонка и слышу, как где-то в глубине квартиры он оборачивается будоражащим дребезгом. Почти сразу дверь открывается, и приглушенный, но хорошо поставленный женский голос просит войти. В прихожей оказывается даже темнее, чем в подъезде, и я почти не вижу хозяйку, едва улавливаю тускловатое свечение серебряной броши на ее шуршащем платье.