— Правильно?

— Ты всегда был способным, — уткнувшись в мою макушку.

— Просто учитель смог заинтересовать предметом, — чувствую, как ты беззвучно смеешься и твое дыхание в своих волосах. — А ты так и не выучил русский, — почему-то произношу, улыбаясь.

— Да, стыдно признаться, но иностранные языки не мое, — хмыкаешь. — Почему-то для меня это слишком трудно.

— Но ты же свободно владеешь английским…

— Только потому, что учил его одновременно с родным испанским. У родителей в доме до сих пор работает замечательная женщина Холли. Она меня и учила, выполняя помимо своих обязанностей по дому еще и роль нашей няни… — резко замолкаешь. А я, не обратив на это внимания, рассеянно переспрашиваю.

— Вашей? У тебя есть брат или сестра? — вдруг вспомнив, как ты утром отреагировал на рассказ Арсения.

Твой палец замирает на моей коже и спустя несколько секунд ты, наконец, отвечаешь.

— Сестра. Была, — отстраняюсь и поворачиваюсь к тебе лицом. — Она умерла, когда мне было пятнадцать.

— Мне жаль. Извини.

Ты киваешь. Я не спрашиваю подробности, но ты вдруг сам продолжаешь:

— Ее звали Соледад, и ей было девятнадцать. Передозировка наркотиками. Пролежала в коме неделю и врачи сказали, что она уже не выйдет. Ей просто отключили приборы жизнеобеспечения. Она не была наркоманкой. Попала в какую-то компанию и вероятно решила попробовать. Я помню тот вечер, она поругалась с родителями и ушла, хлопнув дверью. Почти так же, как сегодня рассказывал твой друг. А под утро позвонили из госпиталя и сказали, что ее привезла скорая помощь. Отец так и не выяснил с кем и где она была той ночью и кто вызвал скорую. Ее нашли в парке на лавочке, — замолкаешь и через несколько секунд грустно хмыкаешь. — Извини, не обязательно было тебе это рассказывать, но мне почему-то захотелось, чтобы ты знал.

Усаживаюсь на твои ноги, упираясь ладонями в бортик ванной за твоей спиной и мягко целую в губы. Чтобы отвлечь тебя. И себя. Да, теперь я знаю. Знаю, почему на самом деле ты стал «куклой» для своих родителей и теперь-то я окончательно осознал, что ты никогда не будешь моим. Тебе никто не позволит, даже если ты вдруг захочешь этого сам. Они не смогут лишиться своего идеального сына. А ты вряд ли решишься на это.

Отказаться. Перестрадать. Перемучаться. Пережить. Прямо сейчас. Поставить точку. Жить, зная, что сам оттолкнул тебя, чтобы обезопасить нас обоих и попытаться забыть…

Я тряпка. Я слабак. Я безвольное существо, у которого никогда не хватит силы воли добровольно отказаться от тебя. Потому что я твой. С момента нашего первого поцелуя в коридоре той съемной квартиры, где ты занимался со мной испанским. Люблю тебя. Просто потому что люблю, без всяких причин, объяснений, целей и смысла. Умирать каждой секундой тебя. Сгорать каждой секундой одиночества. Метаться каждой секундой разъедающих сомнений. Обречен. Вечно. Сколько бы эта вечность не длилась. И пока ты будешь продолжать сбегать оттуда ко мне, я буду твоим чем-то особенным, если это делает тебя счастливее. Если я способен сделать тебя счастливее.

— А почему ты учился здесь, а не дома? — отстраняясь от тебя, меняю тему на более нейтральную.

— Только один год. Последний. Это была программа по обмену студентами. Отец посчитал, что этот опыт пригодится мне в работе. Но у нас была отдельная от всего потока группа и предметы преподавались на английском, так что учить русский не было острой необходимости. Ну, что-то примитивное я, конечно, знаю, но в остальном…

— Хочешь, я с тобой позанимаюсь? — улыбаюсь, с трудом пересилив свое внутреннее болезненно-паническое состояние от осознания безысходности и бесперспективности всего, что есть межу нами. Последние самые призрачные надежды безжалостно растоптаны здравым смыслом.

— Чем? — многозначительно улыбаешься в ответ.

— Русским.

— О нет. Я не способен на такой подвиг. Я отвратительный ученик.

— Ну не настолько отвратительный, каким был я. И все равно же я выучил испанский, — провоцирующе трусь о твою кожу. — Имей в виду, лучшего предложения у тебя не будет.

Ты протестующе сползаешь под воду, чуть сгибая ноги в коленях, и я съезжаю на твои бедра. Часть воды переливается за бортик ванной, и я смеюсь, хватаясь за него. Через минуту ты выныриваешь на поверхность, проводя рукой по лицу и волосам и вновь укладывая голову на край ванной. Просто смотришь на меня. Запоминаю этот взгляд. Чтобы потом извлекать его из памяти, в ожидании следующего раза, который может не наступить.

— У нас не так много времени, чтобы тратить его впустую, — произносишь, чуть сжимая ладонями мои бедра.

Да, об этом можно было не напоминать. У нас вообще нет времени. Лишь украденные у жизни дни. Так было. И так будет. Пока мы не устанем их выпрашивать. Пока не устанем выкручиваться, изворачиваться, лгать, сбегать и прятаться. Пока ты не устанешь это делать. И пока не устану я. Ждать.

Чуть позже возвращаешься в гостиницу, но лишь за тем, чтобы выписаться и забрать свои вещи, и снова приехать ко мне. В этот вечер мне удается узнать, что ты не любишь абсолютную тишину, галстуки и рано просыпаться. Любишь апельсины, красное вино и опаздывать. Боишься щекотки и обожаешь долго целоваться. У тебя близорукость и ты давно сменил очки на линзы, хотя считаешь их до ужаса неудобными.

Еще ты не любишь прощаться. Ты исчезаешь, не разбудив меня. И вновь утро, которое я проживаю один. В какой-то осязаемой пустоте, заполненной лишь обрывками дыхания и шелестом смятых простыней под кончиками пальцев. Ты забрал меня с собой. Того меня, которым я становлюсь только когда ты рядом. Остальное лишь пустота. Я вновь пустота с резонирующим эхом воспоминаний о тебе. Я одиночество. Записка на журнальном столике, а через пару часов встреча с семьей. Очередной бой. Дежавю. Стеклянные коридоры лабиринта, по которым прохожу вновь, ощущая, что уже был здесь прежде. С единственной разницей. Теперь уже не пытаюсь найти выход. Знаю, что его нет.

Всю дорогу пытаюсь сосредоточиться на предстоящем разговоре с родителями, но мысли снова и снова возвращаются к тебе. И после того переизбытка эмоций, которые я испытал за последние два дня, проведенные с тобой, все остальное приглушенно меркнет, уверенно скатываясь куда-то вниз. Тем более, то неизвестное, что меня ждет в родительском доме. Причем, не вызывающее никаких обнадеживающих предчувствий. Да, у меня все симптомы биполярного расстройства. Знаю, что будет нелегко, но рано или поздно это следовало сделать. И попятных здесь уже быть не может. Если отец постарался принять меня, возможно, мама тоже готова к этому. Я не надеюсь на понимание, только на принятие меня таким, какой я есть. Прошло уже чуть больше месяца. Надеюсь, что это не бесполезный визит. Единственный, кто меня никогда не поймет и не примет — Ванька. Для него это действительно оказалось проблемой. И, наверное, хорошо, что его не будет дома.

Купив Диане новую куклу и фрукты, коньяк отцу и торт для всех, чувствую себя шагающим по «зеленой миле», прямо к электрическому стулу. Заглушив двигатель у подъезда, несколько секунд сижу в машине. Чего я нервничаю? Самое сложное уже произошло. Я уже признался. И у них было достаточно времени обдумать, взвесить и уложить это в своей голове. Делаю вдох и выхожу из машины. Воздух парит духотой. Очевидно, к грозе. Открываю багажник и достаю пакеты. Захлопнув его, закрываю машину и ставлю на сигнализацию. Специально не поднимаюсь на лифте, давая себе последнюю отсрочку. Третий этаж, четвертый, пятый… Последний вздох и мысленно сжимаясь от неизвестности, которая ждет меня за дверью и последних секунд, отделяющих от этой неизвестности, наконец, нажимаю кнопку дверного звонка.