Все, теперь только продержаться. Попытаться понять их. Не психануть вновь. Сегодня их ждет новое знакомство с собственным взрослым сыном. Дверь открывает отец и спокойно улыбается. Пропускает внутрь и одной рукой обнимает за плечи.

— Молодец, что приехал.

Я, конечно, не разделяю его энтузиазма, но рассеянно улыбаюсь в ответ и отдаю один из пакетов. Из кухни выходит Катя.

— Доча, смотри кто, наконец, пришел, — поворачивается к Диане, которую держит на руках. Та узнает меня и тут же тянет ручки, восторженно улыбаясь.

— Тятя!

Катя подходит ближе и целует меня в щеку, отпуская Дианку, вцепившуюся в мою шею.

— Ох уж этот «тятя». В угол нужно поставить, что так давно не приезжал. Привет, Саш.

— Привет, Кать, — она прекрасно знает, почему я не приезжал, но абсолютно не акцентирует на причинах внимание. Похоже, только Катя восприняла это без шока. Приседаю, ставя Диану на пол, и открываю пакет. Она запускает ручки внутрь и с моей помощью вытягивает яркую коробку с новой куклой. Внимательно вертит ее в руках и, замечая, что внутри, начинает с восторгом смеяться.

— Привет, милый, — нерешительно и негромко.

Поднимаю глаза и натыкаюсь на маму в пороге гостиной. Почти физически чувствую ту неловкость, которую она ощущает. Она передается и мне. Ей сложно. Ей оказалось сложнее всех. Она мечтала не о таком сыне, я разрушил все ее ожидания. Не оправдал. Тот я, которым на самом деле являюсь, не соответствует тому, которым она меня представляла.

— Привет, мам.

Она делает шаг ко мне, но тут же останавливается, передумав.

— Мой руки, и будем садиться за стол, — спокойно и мягко, но все еще слегка отчужденно. Она еще не знает, как себя со мной вести. Выгляжу я все также, но то, что она узнала, полностью поменяло ее представление обо мне. Киваю в ответ и, отдав отцу пакет с фруктами, снимаю обувь. Перед тем, как скрыться на кухне, он внимательно смотрит на меня, и я знаю, что означает этот взгляд. Просьба быть терпеливее. Вздыхаю. Замечаю, как Катя обувает нашу маленькую принцессу.

— А вы куда?

— Пойдем погуляем немного. Может, удастся усыпить Диану. В последнее время это почти невозможно. Она из-за жары такая капризная стала, — быстро приговаривает Катя, застегивая липучки сандалий на маленьких ножках.

— Кать…

— Саш, все в порядке. Не волнуйся, — встает и ободряюще улыбается. — Поможешь спустить коляску?

Согласно киваю, и, всунув ноги в отцовские шлепанцы, помогаю с коляской, которая не вписывается в габариты лифта. Когда выходим на улицу, и она усаживает Диану с новой куклой в коляску, не могу удержаться и все-таки интересуюсь:

— Как Ванька?

Катя едва заметно вздыхает.

— Плохо, Саш. С мамой мы на эту тему много раз уже говорили и она немного успокоилась, так что все будет нормально, не переживай, а вот Ваня… Он категорически отказывается вообще затрагивать этот вопрос, но я знаю, что постоянно об этом думает. Пытается, наверное, как-то понять, и не может. Только один раз сказал, что у него такое ощущение, будто его предали. Ты бы лучше сам с ним поговорил. Не при всех. Возможно, это именно то, что ему нужно. Сам он первый шаг навстречу не сделает, ты же его знаешь.

— Знаю, — обреченно вздыхаю. — Ты, наверное, единственная, кто из семьи не впал в истерику.

— Саш, жизнь такая странная сама по себе. Я и маме уже говорила. Если впадать в истерики по каждому поводу, что тогда остается? Это же не конец света, если у нас будет не невестка когда-нибудь, а зять, — улыбается.

— Ну да, — хмыкаю. — После всего этого я даже не представляю, как о подобном когда-нибудь вообще заикнуться.

— А есть о ком? — приподнимает бровь.

— Может быть, — уклоняюсь от прямого ответа.

Хотя кого я обманываю? То, на что я согласился, чтобы периодически быть с тобой, назвать отношениями никак нельзя. Но никого другого я пока рядом не представляю. И тут же эта мысль, будто звено цепочки, прочно цепляется за другую. Вик. Похоже, впереди у меня затяжная депрессивная фаза. Понятия не имею, как он отреагирует на то, что я собираюсь ему сказать. Но сказать должен. Я не смогу долго продолжать избегать его без очевидных тому причин, но спать с ним и дальше, значит стать бесчувственной сволочью окончательно. Предать в первую очередь себя и свои чувства, продолжать давать ему надежду на что-то несуществующее. Не могу. Я прекрасно осознаю, что тебя, вероятно, подобная дилемма не коснется и тебе никуда не деться от выполнения супружеского долга, потому что выбора у тебя нет. Но у меня есть. Я ненормальный дурак, предпочитающий частому механическому сексу редкий, но с человеком, которого люблю. С тобой. Тем более, после того, как отравил себя этим ядом окончательно, воспользовавшись вновь подаренной мне жизнью возможностью.

— Это же замечательно, — искренне улыбается Катя. — Пройдет немного времени, все привыкнут, успокоятся, и тогда можешь смело приводить свою вторую половину.

— Ты имеешь в виду, лет через десять — двадцать?

Катя смеется, возя коляску взад-вперед с притихшей Дианой, у которой постепенно закрываются глазки.

— Я уверена, что раньше. Ну все, давай, ни пуха, ни пера, как говорится. Но пасаран.

Еще одно случайное напоминание о тебе. Любая испанская фраза или слово. Особенно учитывая то, что я преимущественно на нем и разговаривал последние сутки. Ну… в коротких промежутках между… Встряхиваю головой и улыбаюсь.

— Спасибо, Кать.

Она кивает и разворачивается, увозя коляску от подъезда. Стою еще несколько секунд и возвращаюсь обратно. Захожу в квартиру, отмечая, как в ней резко замолкают голоса родителей. Обсуждали меня. Тяжело вздыхаю, пытаясь смириться с предстоящими несколькими часами неизвестно чего, и иду в ванную мыть руки. Когда вхожу в кухню, отец уже сидит за столом, а мама ставит на стол супницу с холодной окрошкой.

— Ты так отощал, Саш, — осторожно. — Вообще там у себя ничего не ешь?

Нет, только с мужиками трахаюсь. Одергиваю свой сарказм — мою защитную реакцию.

— Да нет, все нормально. Как и всегда…

— Садись, сынок. Рассказывай, как на работе? — подхватывает эстафету светской беседы отец.

Погружает половник в супницу и наливает мне в глубокую тарелку окрошку. Передает ее мне, и я благодарно киваю. Минут десять говорим о каких-то абсолютно неважных мелочах, чтобы заполнить неуютную тишину. Мама молчит. Все прекрасно понимаем, для чего мы здесь собрались, но ни один не начинает эту тему первым.

— Так… у тебя кто-то есть сейчас? — избегая смотреть на меня, вдруг интересуется мама сразу после обсуждения последних политических новостей в стране.

— Тома, — отец бросает на нее предостерегающий взгляд.

— Ну а что? — нервно поглаживая рукой скатерть. — Нельзя же всю жизнь прожить одному. Даже если… ты…

— Гей, — помогаю маме договорить. Она сдержанно кивает. — Есть.

— Я надеюсь, вы предохраняетесь? — с легким нажимом.

— Том! — обвиняюще от отца.

— Ты знаешь, какой риск заразиться СПИДом при таких отношениях? — переходит в наступление на него мама, после чего он хмурится и утыкается взглядом в тарелку, продолжая есть. — А я знаю. Даже страшно представить и назвать эту цифру вслух! — вновь поворачивается ко мне и вопросительно смотрит, очевидно, ожидая ответа.

Что мне ответить? Что уже нет? Что мы с тобой отказались от презервативов без сдачи анализов только потому, что «доверяем друг другу»? Ее этот ответ точно приведет, если не в бешенство, то в очередную истерику.

— Да, мам, — мне будто опять семнадцать и я на ее очередной лекции по безопасному сексу.

— Хорошо, — более уверенно. — Но перестраховаться ведь никогда не лишнее, правда? Тем более что есть опасность заразиться и без самого… — быстрый взгляд в сторону отца, который делает вид, что его здесь просто нет, — непосредственного полового контакта. Я договорилась, чтобы у тебя взяли анализ крови на ВИЧ. Там все можно сделать анонимно, так что ничего страшного. Выберешь какой-нибудь день на этой неделе, а лучше прямо завтра, и сходишь. Я запишу адрес и фамилию, скажешь, что от меня.