Он хотел послать кого-нибудь сбегать в село, привести гуляющих. Уж он покажет им волю! Здесь все его: и земля, и леса, и люди… Махнул рукой — и пошатнулся. В глазах потемнело, небо и вода поменялись местами.
Волчара, заметив худое, битой собачонкой затявкал:
— Князь па-да-ет!..
На плотину бросилось несколько мужиков. Грузинского подняли на руки, перенесли к костру, постелив зипун. Князь долго лежал, опрокинутый навзничь, пока не пришел в сознание. Промерзли ноги, видимо, от того и очнулся. Волчара обрадовался, засуетился возле хозяина, разул его и закутал ноги чьим-то полушубком.
Мужики баграми толкали льдины, раскалывали их топорами и ломами. Друг друга меняя, то и дело подходили к костру, из бочки черпали водку, которую сюда заранее приказал привезти Грузинский, жадно пили, утирали бороды рукавами и снова шли к плотине. Вот все работники собрались на ней, о чем-то спорили, перебранивались, показывали в сторону реки. Заметно было даже издали, что все уже изрядно хмельны, делай с ними что угодно.
«Все до одного собрались, пора начинать», — пронеслось в голове князя. Он поглядел на Волчару, который караулил его отдых, скривив губы, усмехнулся:
— Ну как там Ксения?
— Ты о моей жене спрашиваешь, барин? — радость Волчары словно шилом прокололи.
— Эка… о ком же… Недавно к себе на ночевку ее брал… — Помнишь, чай? — Волчара, отвернувшись, молчал. Грузинский не обращал на это внимание. — Налей-ка мне!
Волчара принес ковш водки. Грузинский выпил, закусил соленым огурцом и опять за свое:
— Как, удивляюсь, с тобою Ксения мается? А? Без любви живет…
— Да ничего. Пироги пшеничные кушает. Слава богу, мельница под моей рукою…
Князь словно кнутом хлопнул:
— Иди, дурак, разруби железные узлы!
— Какие… узлы? — Волчара в страхе попятился.
— Тросы разруби, понял?! — И видя, что мельник стоит в оцепенении, крикнул:
— Делай что тебе говорят, клоп вонючий!
Волчара схватил топор и бросился на плотину. С зипуна его и сапог текла вода. Но он не чувствовал холода. Могучим взмахом ударил по правой опоре. Срубился со звоном железный узел. Он прошел к левой и там перерубил трос. Стропила, которые держали основание моста, скрипнули, и плотина под напором воды вместе с мужиками, в том числе и Волчарой, рухнула вниз, в крутящуюся воду. Князь видел, как одна из льдин, величиною с дом, перевернулась и подняла вверх чей-то серенький зипун. Из-под другой, такой же серебряной и массивной, поднялись и мелькнули в воздухе желтые лапти. Грузинский отвернулся и стал не спеша обуваться.
* * *
Под вечер, когда разъехались последние подводы с товаром, Гераська Кучаев закрыл амбар и отправился прогуляться по лесу. Только там, в лесу, у него рассеивались тревожные мысли. Гераське было о чем переживать — в последнее время Строганов точил на него зуб. Два месяца продержал его в кутузке, грозил, что отберет у него амбар, да за него заступилась хозяйка, Орина Семеновна. Видимо, не забыла она зимний день, проведенный с ним. Она недавно опять звала его в гости, да Гераська не пошел. У него есть Катенька Уварова, на которой нынешней осенью собирался жениться.
Гераська взобрался на крутой волжский берег. Грудь его переполнилась бесконечной радостью. Перед ним во всем своем величии раскрылась великая река. Переливающиеся на солнце теплые воды, казалось, сошлись с небом. По реке плыли лодки, баржи. Хотелось смотреть и смотреть на эту картину завороженно, не двигаясь с места.
Надышавшись речным простором, Гераська поспешил к лесному озеру, куда каждой зимой они с Вавилой ходили на рыбалку. Вырубят прорубь, опустят в нее свои удочки с наживкой — и только успевай вытаскивать жирных, увесистых карасей.
Еле заметная тропинка шла через лес. Щебетали птицы, по веткам прыгали белки. Майский лес был полон жизни. Гераська радовался красоте природы и вспоминал поучения своего односельчанина Кузьмы Алексеева: «В мире все устроено Верепазом мудро: живое борется за себя, добывает лучшее место под солнцем. За себя надо и нам бороться, иначе нас всегда будут давить, приятель!». Но как встанешь против Строганова или князя Грузинского, когда сам крепостной? В руках у богатых деньги и власть. Вон, на охоте, Гераська заступился за друга Вавилу, купец его так бил, пока не устал.
Да и с самим Кузьмою происходит то же самое. За спасение эрзянских богов его держат до сих пор в монастырской келии, под замком. Сколько раз Гераська ходил узника понаведать — монахи прогоняли его.
Размышляя, Гераська и не заметил даже, как наткнулся на ту избушку на курьих ножках, где он уже однажды побывал. Сухой рогожою она покрыта, из трубы вьется желтоватый дымок, раскрытая дверь висит на одной петле. Вокруг избушки низенький ивовый плетень, на кольях которого висят лосиные рога и ребра диких кабанов.
Гераська уже хотел повернуться и уйти, как тут лицом к лицу встретился с хозяйкой. Ворожея, которой опасалось все Лысково, глядела пристально в его сторону из своего огорода.
— Дорог тебе не хватает на белом свете, молодец? По оврагам да лесам рыщешь! От нечего делать то монахи меня тревожат, то такие, как ты, бездельники. Дочку Уварова ищешь? Катерину? — сердито говорила ему старуха.
— О каких монахах это ты, баба Тася? — постарался увести разговор о любимой девушке Гераська. Он и без ворожеи знал, где искать Катю, — она помогает отцу мочить лен.
— Вчера поджогом пугали, чай, меня. Что за божьи люди пошли — от злобы с ног валятся?!.
Гаврила понял, что к старухе наведывались монахи Гавриил и Айседор. Недавно он сам их в лесу с лопатами видел. «Наверно, клад ищут», — посмеялся еще тогда он над ними. Так и старухе сказал, чтоб успокоить ее. Ворожея подошла поближе и, озираясь, шепотом сказала:
— Увар Федулов, тятенька твоей зазнобушки, тоже поляны копает. Да деньги не хмель — в лесу не растут.
Гераська признался старухе, смеясь, что и он за денежкой не прочь был податься, только не знает, куда?
Старуха оперлась о свою клюку — убогая спина ее еще более согнулась и стала похожа на колодезный журавль. Нос заострился, руки сухие, костлявые, жилистые. Грязное рубище на ней словно перья растрепанной вороны. Глядела на Гераську, перекосив улыбкой впалый рот, и от удовольствия даже губами причмокивала: молод, силен, свеж… Но больше всего понравился ей красивый ремешок на рубашке парня — сыромятный, с кисточками.
Он неожиданно напомнил одно событие из ее молодости. Однажды она на заре отправилась в лес по велению матери, известной в округе знахарки, собирать разные травы. К полудню, уставшая и голодная, Тася поняла, что заблудилась. Как учила матушка, она забралась на вершину высокого дуба, чтобы оглядеться и найти дорогу.
Когда быстрой и проворной белкой Тася поднялась на верх дерева, перед нею раскинулась невиданная красота — безбрежное зеленое море до самого конца земли. Ни дорог, ни тропинок она не увидела, зато на соседней полянке, у такого же высокого дуба, заметила двух незнакомых мужчин. Они привязали к дереву фыркающих лошадей. Один из них, молодой ловкач, скинул с себя поддевку и остался в рубахе, подпоясанной кожаным желтым ремешком с кисточками. Мужчины стали торопливо рыть яму.
Руки у Таси стали дрожать мелко-мелко. Как тут не испугаться — у темных людей и дела темные… Убьют еще!.. Она затаилась. Яму вырыли, принесли и опустили в нее какой-то мешок. Затем завалили той же землею, собрали сухой хворост, и накрыли её. Двинулись к лошадям. Тут хозяин ремешка выхватил нож и воткнул напарнику промеж лопаток. После этого стал рыть свежую яму. Когда та была готова, взял убитого за ноги и поволок к ней. Поспешно завалил землей, сел на одну лошадь, другую взял за поводья и скрылся в лесу.
Таисья слезла с вершины дуба — и бегом куда глаза глядят. Вскоре вышла на дорогу в село. Даже матери не рассказала об увиденном, промолчала. Прошла-пробежала долгая жизнь, Таисья превратилась в дряхлую старуху. Прошлое ушло безвозвратно. Многое забылось, кануло в Лету. Но ремешок Гераськи напомнил ей про то давнее событие. Богатых она никогда не любила, считала, что деньги приносят несчастье. Только поэтому на Гераську и накинулась с яростью:
