Как и в прежние годы, Жуковского волнуют судьбы планеризма. В июне по его предложению коллегия «Летучей лаборатории» готовит условия конкурса на новые проекты планеров. В сентябре открылась аэростудия. За этим названием, замысловато придуманным воздухоплавателем Н. Д. Анощенко, скрывался, по существу, пропагандистский отдел «Летучей лаборатории». Его цель — вовлечение в авиацию новых людей, приобщение их к воздушному спорту.

Занятия планерного класса аэростудии открылись 7 сентября. Как сообщали «Известия»:

«К назначенному часу в аудиторию аэростудии собралась группа записавшихся слушателей, по преимуществу рабочих московских авиазаводов, перед которыми с лекцией «История планеров» выступил заслуженный профессор Н. Е. Жуковский.

Слушатели аэростудии, преследующей поднятие уровня знаний работников авиазаводов, разбились на две группы, которые будут заниматься постройкой планеров и полетами на них».

Одновременно Жуковский старается решить еще одну весьма существенную проблему: он хлопочет об учреждении в ЦАГИ летного отдела. Вскоре ЦАГИ получает в свое распоряжение два самолета, а на очередном заседании коллегии ЦАГИ Жуковский оглашает приказ Реввоенсовета республики, которым констатируется, что одной из наиболее важных причин нашей отсталости в технике авиации является отсутствие в стране мощного технического органа, каким раньше являлся Главный аэродром.

Такой приказ для руководителей ЦАГИ не был неожиданностью. В институте уже не раз ставился вопрос о передаче ему «Летучей лаборатории», организованной Россинским. Сыграв поначалу положительную роль, это учреждение не поспевало, да и не могло поспеть за тем, что делалось в ЦАГИ. Вот почему, заслушав приказ РВС и сообщение Жуковского, коллегия единодушно постановила разработать проект организации и штатное расписание летного отдела.

И — как это было характерно для той поры! — решая большие, интересные проблемы, ученые вынуждены одновременно всерьез обсуждать жизненно необходимые для нормальной работы мелочи. Например, в докладе Б. Н. Юрьева «Аэродромные опыты», который заслушала коллегия ЦАГИ, отмечалось, что интенсивная работа сотрудников на аэродроме тормозится вследствие отсутствия транспортных средств. Юрьев предлагал коллегии изыскать несколько велосипедов для поездок сотрудников на аэродромы и заводы.

Все дается с трудом, но круг деятельности Жуковского неуклонно расширяется. В сентябре 1919 года в Москве создается новое учебное заведение — Авиационный техникум. Разные люди приходят в его стены: рабочие авиационных заводов, вчерашние гимназисты, отозванные с фронтов красноармейцы, служившие в авиационных частях. Заседания ученого совета техникума, отбор кандидатур преподавателей — всем этим руководит Жуковский.

Разместившийся поначалу на Вознесенской улице Авиатехникум задыхался от нехватки помещения. Городской отдел народного образования предоставил ему помещение на Покровке, ранее принадлежавшее гимназии Баумерт, но наиболее горячие головы мечтали о большем. Николай Егорович охлаждает их пыл. И, как читаем мы в протоколе совета, «…находит необходимым до окончательного укрепления Авиатехникума воздержаться от различных проектов и планов построек и воспользоваться тем, что непосредственно дается в руки».

Николай Егорович отлично понимал, что не в помещении главное. Вот почему на том же заседании совета он энергично поддерживает предложение одного из преподавателей о включении в учебные планы курса «Испытания аэропланов» и столь же энергично осуждает другое предложение — о «новой» системе преподавания.

Суть этого предложения заключалась в том, что преподаватель должен был приходить к студентам сразу же после лекции и подробно прорабатывать с ними только что прослушанный материал. Николаю Егоровичу «новая» система не в новинку. Она знакома по неоднократным поездкам во Францию; и надо заметить, что он от нее отнюдь не в восторге.

— Эта система, — говорит профессор, обращаясь к коллегам, — предлагавшаяся в свое время профессором Летниковым для Высшего технического училища, встретила сильную оппозицию со стороны студентов. Вряд ли она придется по вкусу и нашим нынешним слушателям!

Нет, Жуковский решительно против школьнического натаскивания студентов. Вместо того чтобы сокращать самостоятельность, он, напротив, предлагает ее всячески расширить.

— Хорошо бы, — говорит Жуковский, — придать упражнениям характер совместной работы, подобно тому, как делаю я в университете, выдавая задачу нескольким студентам сразу.

Направляемый большим ученым Авиатехникум быстро становился на ноги; и не случайно, что через несколько месяцев после его создания коллегия ЦАГИ просит об учреждении в нем отделения, которое готовило бы специалистов по аэродинамическим установкам.

Посылая в техникум примерную программу такого отделения, коллегия ЦАГИ писала: «С своей стороны, институт обещает оказать всяческое содействие, представляя в пользование Авиатехникума как свою материальную часть, так и специалистов, потребных для чтения соответствующих курсов».

Все возрастающая лавина дел приносит Николаю Егоровичу великую радость созидания. И все же 1920 год был в его жизни наиболее трудным. В тот год, словно подтверждая справедливость народной поговорки о беде, которая в одиночку не ходит, на семью Жуковского обрушилось множество несчастий. Поначалу захворал Николай Егорович: у него началось воспаление легких — болезнь грозная для людей преклонного возраста. Медицина еще не знала пенициллина, сульфазола, сульфидина и других препаратов, быстро и уверенно обрывающих воспалительные процессы. Болезнь протекала тяжело, однако могучий организм все же превозмог ее: Жуковский начал поправляться.

Его увезли в Усово, в санаторий, расположенный неподалеку от Рублева, где в конце XIX века Николай Егорович помогал инженерам-водопроводчикам изыскивать новые источники водоснабжения Москвы. Николай Егорович вскоре почувствовал себя лучше и тотчас же начал работать. Николаю Николаевичу Павловскому, просившему у него помощи в гидравлических расчетах, связанных с ирригацией Туркестана, он подробно сообщает о своих новых методах, облегчающих расчеты плотин и других инженерных сооружений. Как будто бы дело совсем пошло на поправку, но вдруг другая беда — заболела туберкулезом Леночка. Болезнь развивалась стремительно. 15 мая 1920 года Елена Николаевна умерла.

Нет большего несчастья у человека, чем пережить своих детей. Тяжел был этот удар. Невозможно описать горе старого ученого. Он не спал ночами, бродил по парку один, молча, с ничего не видящими глазами, беспрестанно думая о ней — о самом близком и родном человеке, о большом друге, которого так беспощадно, так безжалостно унесла смерть.

Но жизнь все же взяла свое. Новорожденный ЦАГИ требовал внимания и заботы. Николай Егорович отпросился у врачей из Усова в Москву всего лишь на один денек.

Поездка обрадовала профессора. Он посетил ЦАГИ, заглянул в Техническое училище, в Авиатехникум. Всюду принимали его как самого желанного гостя. Жуковский нужен своим ученикам, как никогда, но… ночью он почувствовал себя плохо, а на следующий день, в Усове, кровоизлияние в мозг окончательно приковало Николая Егоровича к постели.

«Зачем жить дальше? Кому я теперь нужен?» — эти вопросы сверлили старческий мозг, преследовали неотступно.

Тяжкая болезнь паралич. Цепко ухватывается она за свою жертву. Как вековой дуб в бурю, сопротивлялся могучий организм. Жгучее желание закончить незавершенные работы помогало в этом трудном единоборстве. Николай Егорович понимал, что смерть уже не за горами, и ему больше всего хотелось отдать родной науке все, чем был так богат его могучий ум. Здоровье восстанавливалось. Медленно, не сразу, но все же возвращалась работоспособность.

А начатое дело росло и крепло. 26 сентября 1920 года приказом Реввоенсовета Республики Авиатехникум был преобразован в Институт инженеров Красного Воздушного Флота.