— И ты бы могла, — спокойно сказал он. — Мы могли бы вместе.

У нее пересохло в горле. Она, казалось, не могла вымолвить ни слова. Все было словно сон — прекрасный, незабываемый. И мимолетный. Она так безоглядно любила этого человека. Она твердо пообещала себе, что не навлечет на него никаких несчастий. Как объяснить ему все это?

Он ждал от нее решения, а она ничего не могла ему обещать. Ее выручила музыка. Она заглушила их разговор, принимающий неожиданно серьезный оборот. Музыка поманила их за собой, словно пообещав, что сию минуту остальной мир может для них не существовать. Сара схватила Фолкнера за руку и потащила за собой в водоворот музыки и огней.

Деревенские жители, конечно же, ведут более разумный образ жизни. К полуночи все пребывают в постелях. Пусть себе бодрствуют совы и полевые мыши. Но все нормальные существа с наступлением ночи должны спать. Даже в самые лунные ночи тьма оставалась непроглядной. Там, в деревне, мало что изменилось в течение непрерывной череды столетий. Этого нельзя было сказать о Лондоне, а уж о Воксхолле и подавно. Вот где будущее казалось на удивление реальным. У Сары от восторга перехватило дыхание, когда в небо взлетела ракета и рассыпалась там ливнем алых огней, усеявших собой полнебосвода и отразившихся в пруду.

Люди радостно закричали. Они весело смеялись, оживленно переговаривались друг с другом. Громко играла музыка. Небо снова и снова взрывалось фейерверками. И ночь казалась блистательней дня.

Фолкнер прислонился к дереву, обняв Сару за талию. Они наблюдали за игрой огней в небе. Сара чувствовала его спокойное мерное дыхание, слышала ритмичное биение сердца. Она закрыла глаза, позволив себе сейчас быть с ним, только с ним. Если бы она могла… Если бы ей предоставилась возможность, она заплатила бы сколь угодно высокую цену, лишь бы стоять рядом с ним, как сейчас, обретя в нем защиту от всех тревог и невзгод.

Однако она понимала, что не может себе позволить этого. Ни самые нежные слова, ни самые отчаянные поступки не могут изменить ее жизнь.

Наконец фейерверк закончился. Они отправились дальше по тенистым тропинкам. Толпа в парке постепенно редела, усталые и притихшие, люди расходились по домам.

— Ты проголодалась? — спросил Фолкнер. К собственному удивлению, она почувствовала, что под ложечкой посасывает, и призналась, что голодна.

— Я знаю одно местечко, — сказал он с какой-то мальчишеской радостью в голосе. Ему хотелось поделиться с ней чем-то очень приятным. Он повел ее к поджидавшей их карете.

В Лондоне было несколько элегантных заведений, открытых двадцать четыре часа в сутки и готовых обслужить самого взыскательного клиента. Но Фолкнер направился вовсе не в одно из них. Вместо этого он повел ее по узким улочкам и переулкам Чипсайда, где обитали лондонские торговцы снедью. И если Ньюгейт таил в себе опасность даже среди бела дня, Чипсайд и ночью был ярко освещен дегтярными факелами, при свете которых туда и сюда сновали мясники, торговцы птицей, рыбой, пекари. Все они готовились в новому дню.

От смешения звуков и запахов, спешки и суеты у Сары закружилась голова. Она была рада, что может опереться на сильную и крепкую руку. Фолкнер повел ее по кривой лестнице в комнату. Закопченные дубовые балки и неровный пол из каменных плит выдавали почтенный возраст строения.

Вокруг очага было расставлено около дюжины столиков. За ними сидели мужчины и женщины, увлеченные поздним ужином. Когда вошли Сара с Фолкнером, кое-кто из них отвлекся от тарелок, но затем все снова принялись за трапезу.

Откуда-то из заднего помещения навстречу им вышла пожилая пухлая особа, на ходу вытирая руки о фартук. Заметив Фолкнера, она приветливо заулыбалась.

— И где это тебя так долго носило, паренек? Сто лет не заглядывал ко мне.

— Герцогское поручение, — коротко ответил Фолкнер, не вдаваясь в подробности. — А это моя знакомая — мистрис Сара Хаксли. Сара, познакомься, это — Герти Блакистон. Она у нас мэр Чипсайда. Знает тут всю подноготную.

Женщина рассмеялась, упершись руками в бока. Ее щеки напоминали румяные яблоки. Она оценивающе взглянула на Сару и удовлетворенно кивнула.

— Ну, что, небось к старости начал набираться ума-разума? Ладно, садитесь. Могу поклясться, что вы проголодались.

— Да. Разве, в противном случае, я осмелился бы сюда зайти? — доверительно поведал Фолкнер, когда они уселись за столик в углу. — У Герти лучший стол в Лондоне.

Сара слегка удивленно посмотрела на него. И залюбовалась тем, как отблески огня играют на его волевом лице. Он снова открывал ей стороны своей натуры, которые совершенно не вязались с его общепринятым образом. Хотя Сара была сельской жительницей, она могла поклясться, что не в привычках высших классов захаживать в подобные заведения. Здесь он чувствовал себя столь же непринужденно, как и среди цвета королевского двора. Более того, сколь высоко бы он ни вознесся, не забывал своего происхождения. И это обстоятельство поведало ей многое о характере ее возлюбленного. Печаль ее стала совершенно невыносима.

Герти вернулась с кружками крепкого янтарного эля и корзинкой свежевыпеченного хлеба, от которого еще поднимался парок. Вскоре она появилась снова, на этот раз держа в руках огромные миски, наполненные тушеной рыбой. От одного только запаха у Сары потекли слюнки.

Попробовав самую малость, Сара зажмурилась от удовольствия, смакуя блюдо. Тут были и свежие сливки, и сочные устрицы, и картофель. А еще целый букет пряных трав, который ей захотелось распознать. Она тихо пробормотала себе под нос:

— Укроп, базилик, чуточку тимьяна…

Открыв глаза, она увидела, что Герти одобрительно кивает и смотрит на нее с уважением.

— Неплохо, — подытожила хозяйка таверны. — Не каждая из этих чертовых жеманных дамочек способна на такое. Вы, должно быть, готовите?

— Как только подворачивается возможность. Но я что-то еще упустила… погодите, — она попробовала еще ложечку кушанья. — Петрушка, вот что. Такая широколиственная, которую обычно выращивают итальянцы, а не курчавая.

Герти изумленно покачала головой.

— Я изумлена. Не желаете ли рецепт?

— С превеликой благодарностью.

— Что ж, согласна.

То, что последовало дальше, показалось для Фолкнера абсолютной тарабарщиной. Но Сара понимающе кивала. Она попросила повторить отдельные моменты, а затем добавила:

— Это же гениально — то, что вы делаете с вашими устрицами.

— Если их притомить не в воде, а в молоке, вкус у них получится несравненный. Ну а как насчет чего-нибудь сладенького?

Герти шумно удалилась за десертом. Фолкнер, улыбаясь, откинулся на спинку стула.

— Собственно говоря, по мнению большинства людей, она — сущее чудовище. Но ты ее, кажется, очаровала.

Щеки у Сары раскраснелись. Они так и сидели, глядя друг на друга, пока не вернулась Герти. Она принесла тарелки с теплым яблочным пирогом. Взглянув на них, рассмеялась.

— Ну, довольно. Давайте-ка сначала подкрепитесь.

И они последовали ее совету. Пирог был очень вкусный, что Сара не поленилась отметить. Герти снизошла до того, что заодно раскрыла и секрет пирога, вся хитрость которого заключалась в нескольких каплях уксуса и холодном свином жире. Вскоре она отправила их домой, сопроводив теплыми пожеланиями и одобрительными улыбками.

Выйдя на улицу, они увидели, что ночь уже кончается. Небо над рекой посветлело, звезды побледнели. Сара вздрогнула, словно снова ощутив быстрый бег времени. Нарождающийся день будет совершенно другим. Свежий ветер подул с реки, факелы гасли один за другим, и ветер завивал колечками последние струйки дыма. Какой-то мальчишка из ведра окатил водой камни мостовой. В сточную канаву потекла розовая вода, унося кровь забитого животного. Ветер становился все сильнее. Он приносил в город ароматы другого мира — плодородной земли и вечных камней. В глубине души Сары, где все эти дни царила благостная тишина, родилась тревога. Это был призывный клич Эйвбери.