— И тем не менее, они не доставляли вам хлопот?

— Почти что никаких, — согласилась она, — но от них можно ожидать чего угодно, согласны? Поэтому, когда мы нашли убитых, как бы вам сказать, никто не удивился. С какой стати?

— А вот мистрис Хаксли, наоборот.

Лавочница хмуро кивнула.

— Ах, вот в чем тут дело. Конечно, уж на ней убийство не могло не сказаться. Именно она первой наткнулась на мертвеца. На ее месте любой свихнулся бы. И все же, что ни говори, уж простите меня заранее, по-моему, она подняла из-за убитых слишком много шума. В конце концов, это были всего лишь цыгане.

— Как я понимаю, для мистрис Хаксли это обстоятельство не играет особой роли.

— И в этом вся она. Уж такая щепетильная, что Боже мой. Настоящая благородная леди. Разве можно, скажите на милость, судить ее строго, коль она ничего не смыслит в житейских делах?

Фолкнер с трудом переварил сказанное, пытаясь мысленно увязать эту информацию с той женщиной, которую ему довелось познать на холме у замка. Щепетильная, спору нет. Сара Хаксли могла быть загадкой, но он каким-то внутренним чутьем верил ей. Что же касается настоящей благородной леди… Он подозревал, что, возможно, даже она сама не согласится с подобным определением. Он не стал вдаваться в рассуждение о том, насколько хорошо она разбиралась в правилах и закономерностях этого мира. Мира, где, как ему показалось, она ходила по краю пропасти. И тем не менее, он ощущал в ней некую мудрость и силу духа. Мудрость и подсказывала ей, что до истины докопаться необходимо. Убийца должен получить по заслугам — ради всех них, ради Эйвбери.

— Скажите мне, — поинтересовался Фолкнер, — а что думают о моем приезде местные жители? Не кривите душой, говорите начистоту — мне нужна только правда.

Казалось, миссис Гуди совершенно растерялась. То, что она оказалась объектом пристального внимания Фолкнера, выбивало ее из колеи. Как отвечать на столь деликатный вопрос? Она не знала, что ей говорить и поэтому решила прибегнуть к лести.

— Сэр Исаак видный человек, как и вы, сэр.

— Это очень мило с вашей стороны, но как мне кажется, вы слегка уклонились от ответа на мой вопрос. Может быть, людей раздражает мое присутствие? Я хожу повсюду, расспрашиваю, ворошу прошлое, которое лучше было бы похоронить и забыть.

— Прошлое, сэр? — на лице лавочницы читалось искреннее изумление.

Он пожал плечами, мол, что же здесь неясно?

— Среди местных жителей обязательно должны быть и ссоры, и взаимная неприязнь, и старые обиды — без всего этого никак не обойтись в таком месте, как вы думаете?

— Не больше, чем где-либо еще, скажу я вам.

— Но ведь вы, наверняка, не станете утверждать, что здесь, в Эйвбери, все прекрасно уживаются друг с другом?

Он надеялся, что уж на такую отличную наживку она обязательно клюнет. Миссус Гуди украдкой взглянула на дверь, чтобы убедиться — их никто не подслушивает.

— Нет, конечно, такого я не берусь утверждать. Вот мастер Морли, к примеру, ему палец в рот не клади. Да и вспыльчив, что греха таить. Он пару раз сильно повздорил со старым викарием.

— А как молодой помощник викария? — полюбопытствовал Фолкнер, припомнив, с какой прытью Эдвардс кинулся утешать милашку Аннелиз.

— Я только один раз слышала, как Морли говорил, что священник слишком болтлив. Вот и все. Нет, новый священник не так уж плох. Как-то однажды он даже пытался помирить доктора Костоправа и миссис Хемпер, ей Богу.

— А что доктора действительно так зовут?

Миссус Гуди расплылась в улыбке.

— Вы почти угадали, коль уж на то пошло. Правда, любой бы на его месте, прежде всего поменял имя, а уж потом пошел в лекари, скажу я вам.

Она вытянула шею, шепча Фолкнеру прямо в ухо:

— А он не дурак выпить, этот Костоправ. Но я его не осуждаю. А большинство людей в нашей округе и до сих пор, заболев, сначала идут к старухе.

— А что вы скажете о Ходдинуортах? Надеюсь, с ними не было хлопот?

Лицо лавочницы собралось в презрительную мину.

— Эта семейка? Чего хорошего можно от них ждать? Знай только, являются сюда и распоряжаются. Тоже господа: это им подай за так, то подай, раз они такие благородные. Уж если хотите знать мое мнение, у них, должно быть, ни гроша за душой. Их только нам здесь еще не хватало, уж поверьте.

— Не подумайте, конечно, — спешно поправилась она. — Я, сэр, ничего не имею против благородных. Я всего лишь…

Фолкнер поднял руку, не давая ей договорить.

— Я все прекрасно понял, миссис Гуди. Вы мне весьма помогли, весьма.

Он рассеянно посмотрел в окно. А что там мелькнуло лазурно-голубое на другой стороне улицы? Помнится, на Саре утром было платье такого же цвета. Неужели она направилась навещать сэра Исаака?

Но когда он посмотрел еще раз, там уже никого не был? видно. Миссус Гуди продолжала болтать без умолку, и ему ничего не оставалось, как притвориться, что он внимательно слушает. Но мысли его были далеко.

Что сейчас делает Сара? Думает ли она о нем и о том, что произошло между ними? Наверное, корит себя, несмотря на всю напускную храбрость». Эта мысль уязвила его и поразила в самое сердце. Меньше всего на свете он хотел бы видеть ее страдающей или обиженной. Внезапно для него ее чувства стали куда важнее, чем собственные.

— Вот я и сказала викарию, как сейчас вам говорю… Нельзя полагать, будто людей…

— Простите меня, миссис Гуди. Боюсь, что я и без того отнял у вас слишком много времени.

— Что? Да что вы, сэр, нет! Я очень рада, что смогла помочь вам. Да, о чем это я говорила…

И она затараторила дальше. Он слушал вполуха. Мысленно он был вместе с Сарой. Как там она без него? Предположить можно было, что угодно: отдыхает, спокойно поразмыслив о случившемся. Принимает ванну — нет, подсказывал ему рассудок, сейчас об этом думать как-то не к месту. Обихаживает свой садик, кормит канарейку, сидит у окна? И даже, кто знает, а вдруг она думает о нем?

Еще мгновение, и он окончательно потеряет голову, как влюбленный мальчишка. Он не мог, не желал позволить себе подобной глупости. Она была всего лишь женщиной. Ею полагалось наслаждаться, но не в коем случае не увлекаться. Наоборот, он должен идти дальше, покоряя новые сердца, как делали это все мужчины с незапамятных времен, как заведено самим мирозданием.

И все же он не мог выбросить из головы мысли о ней, то и дело рисуя в воображении, как она отдыхает, купается, сидит в задумчивости. Он мог представить дюжину, сотню, тысячу подобных образов. Но ни один из них, ни на йоту, не был близок к действительности. Ибо образам не доставало либо чайника, либо внутренних усилий дабы не запустить им в некую известную самонадеянную голову.

— Моя дорогая, — несколько свысока заговорила маркиза Ходдинуорт. — Я безмерно рада, что застала вас дома. Если верить вашей экономке, такое случается не слишком часто.

«И сейчас было бы точно также, — подумала Сара. — Не вздумай миссис Дамас отлучиться куда-то на несколько минут».

Вернувшись, Сара была несказанно рада, что сумела прошмыгнуть в дом незамеченной. И наслаждалась одиночеством лишь до того мгновения, пока, по глупости, не отозвалась на стук в дверь. И тотчас же оказалась лицом к лицу с дамой, которая представляла в Эйвбери высшее общество.

Справедливости ради, следует заметить, что маркиза вовсе не была дурнушкой. Ей удавалось сохранить лоск избалованной светской дамы. Таковой она являлась с рождения и поэтому стремилась вернуться в Лондон. А до этого счастливого дня ей приходилось довольствоваться окружением, которое, при других обстоятельствах, она сочла бы недостойным своей особы.

— Надеюсь, вам понравился дом? — поинтересовалась Сара. Она изо всех сил сжала ручку чайника, чтобы только не поддаться соблазну, не запустить им в сторону гостьи. Менее получаса она провела в обществе маркизы. Но и этого оказалось достаточно. Она и без того была внутренне напряжена. И едва не сорвалась. Именно тогда, когда больше всего на свете, ей нужно было одиночество, она вынуждена терпеть присутствие женщины, которую, правдами и неправдами, предпочитала избегать. Что еще хуже, Элизабет Ходдинуорт была достаточно умудренной и рассудительной в житейских делах. Поэтому нельзя было исключать возможность, пусть даже самую малую, что маркиза может запросто заподозрить Сару. И догадаться, что с Фолкнером ее связывает не просто конная прогулка по окрестностям Эйвбери. Тем более, ясным весенним днем.